Андрей дал свое согласие и уснул крепким здоровым сном.
XIIВыступление
Пришло утро. Илья поднял артель до зари. Выступать надо было пораньше. Труда впереди было много.
Между берегом и открытой водой лежала широкая полоса береговых льдов; через нее надо было перебраться.
Андрей не знал, как это можно сделать. Но когда артель спустилась к самому льду, он увидел небольшой, одномачтовый карбас5, поставленный на полозьях. Он был уже вполне готов к походу. Карбас здесь был оставлен еще с осени и заранее вытащен на берег. Много было потрачено артелью труда, чтобы откопать судно, высоко занесенное снегом. Особенно трудно было освободить примерзшие полозья и сдвинуть их с места. Но это было еще до прихода Андрея. Теперь карбас был поставлен на удобном спуске. На него уже были снесены все снаряжение, весь скарб, погружены дрова и сухие сучья для топлива. Теперь оставалось только тронуться в путь.
Андрею Илья дал запасную малицу и велел обрядить немедленно поверх куртки.
— На море, брат, теплей одеваться надо. Ветер-то просвищет за милую душу. До самого нутра ознобит. Это тебе не лес, а вольное море!
Что такое малица?
Это меховое платье, которое носят на всем Севере, от Беломорья до Восточной Сибири. Это род мехового халата, без пол и застежек. Она надевается через воротник, как рубашка или мешок. Когда малица туго перетянута поясом, ветер ниоткуда не может под нее пробраться. Самоеды пришивают к рукавам рукавицы. Когда самоед стаскивает варежку, она болтается тут же, под рукавом. Он никак не может ни потерять, ни забыть ее.
Зимой поверх малицы надевается еще „совик". Он шьется так же, как малица, только мехом наружу. В таком платье северянин не боится никаких морозов. В нем он даже рискует спать прямо на снегу.
Товарищи подошли к карбасу и взялись за лямки. — Это веревки, привязанные с обоих бортов, с широкими петлями по концам. Каждый надел петлю себе через плечо. Илья махнул рукой, все налегли на лямки, и карбас двинулся к морю.
По пологому склону лодка скользила сама, пока не скатилась на самый припай. На припай карбас нужно было втаскивать. Приливной волной два раза в сутки припай надвигается на береговую полосу. В это время бывает момент, когда он поднимается над ней ледяным валом, на который надо взобраться.
На льдах лодка пошла не так легко. Этой зимой январь и февраль были богаты бурями, которые сильно исковеркали лед и сделали его очень неровным. Он был покрыт буграми, торосами и стамухами. Их приходилось обходить, а через небольшие бугры с усилием перетаскивать карбас.
Припай в этом месте имел ширину около десяти верст. Сколько времени надо, чтобы пройти такое расстояние?
Не больше двух с половиной часов неторопливого шага. Не правда ли? — А Андрею с товарищами удалось это сделать только на вторые сутки.
По бугристому и шершавому льду лодку можно было тащить только очень медленно. Кроме походного снаряжения, двухмесячных запасов, большой бочки с пресной водой, она была еще тяжело загружена дровами, которых также надо было захватить с таким расчетом, чтобы хватило по крайней мере на месяц. Но это все было бы ничего, если бы можно было итти напрямик.
На самом деле, постоянно встречались такие места, которые нужно было далеко обходить. То это были скопления торосов и стамух, то трещины, через которые неудобно было переправляться, то широкие полыньи морской воды, с массой ледяных обломков, по которым нельзя было ни плыть, ни итти.
XIIIНочевка на льду
К вечеру все устали так, как-будто прошли верст сорок, а до моря было все еще не близко. Впрочем, со всеми поворотами, обходами и возвращениями, ноги товарищей отмерили, пожалуй, не менее шестнадцати или восемнадцати верст.
Но устали не одни только ноги. Устали спина, грудь, плечи и поясница.
День был по-весеннему теплый. Ветра не было вовсе. Поморы поснимали шапки, рукавицы и даже малицы и оставались в одних толстых фуфайках или ватных поддевках. Пот градом катился у них со лба. Лица разрумянились, как маков цвет.
Все были рады, когда Илья скомандовал, наконец, ночевку.
Якунька вытащил из лодки большой железный лист, который поморы величают своей „печкой". Ловко соорудил из бересты, чурок и поленьев великолепный костер, воткнул по бокам две развилки, и на крепкой перекладинке подвесил над огнем котелок с крупой и большой железный чайник с пресной водой.
Поморы опять понадевали шапки и малицы, разобрали вокруг костра теплые оленьи „постели" и с удовольствием растянулись на них в ожидании скорого ужина.
После ужина стали устраиваться на ночлег. В карбасе поверх слоя дров были положены доски, а на них мягкие оленьи меха. Положили под головы кто что имел, закутались ватными одеялами. Поверх еще натянули большие артельные покрывала, сшитые из многих овчин. Ими укрываются сразу три-четыре человека, лежащих рядом.
Когда Андрей улегся между Якунькой и Ильей, он был удивлен, как тепло ему стало. Никогда бы он раньше не мог поверить, что так хорошо будет спать зимой на открытом море, вдали от берега, среди снежной пустыни и морских льдов.
К ночи небо сделалось ясным. Заискрились яркие звезды и месяц засветил среди них тонкий серебреный серп.
— „Что это там все шипит?“, — спросил Андрей.
— Это море слышно. Бурун дышит. Теперь уж не так далеко от воды. Завтра доберемся, — сказал Илья и, повернувшись на бок, задышал так же ровно, как морской прибой.
XIVПервая добыча
На другой день только к полудню удалось дотащить лодку до моря.
После обеда тотчас решили осмотреть ближайшие окрестности.
Якуньку и Андрея оставили смотреть за лодкой.
Взрослые разделились на два отряда. Илья с двумя товарищами отправился на север, Семен — лучший стрелок в артели — с Иваном и Петром на юг.
И минут через сорок глухой стук выстрела долетел до ушей мальчиков.
— Стреляют! — сказал Якунька. — Семен стреляет!
— „Ты почему знаешь, что Семен?"
— С той стороны слышно. Там Семен!
Он ткнул пальцем на полдень. Узкие глазки его щурились. Широкий рот улыбался.
Все затихло. Время бежало монотонно, но Андрею не было скучно. Он прислушивался к шуму набегающих волн, смотрел, как пенился и сердился неугомонный бурун у самого края льдов.
„Чего он сердится? — думал он. — Ветра нет. И солнце светит".
Кругом было так тихо и так необыкновенно. Синело небо вверху. Снег ослепительно сиял от радостного мартовского дня.
Сзади него вдруг что-то засопело.
Андрей оглянулся. Возле потухшей печки прямо на снегу, подложив под голову шапку, сладко дремал Якунька. — „Словно котенок".
К вечеру обе партии вернулись к лодке. Их ждала горячая похлебка и кипяток в железном чайнике над огнем.
Илья не нашел ничего. Семен стрелял двух зайцев. Одного убил. Другой успел уйти и нырнуть в воду.
— Как же так? — удивился Андрей, — Неужели заяц может нырять?
Долго смеялись над ним поморы. Шуткам и остротам не было конца.
Андрей родился и вырос на заводе. Море и язык моряков мало были ему знакомы. Он не знал, что „зайцем" поморы зовут бородатого тюленя, самого крупного из тех, которые попадаются у берегов Белого моря.
Он не встречается стадами, как „кожа", т.-е. гренландские тюлени. Зато он много крупнее, и убить зайца считается у поморов большой удачей.
Охотники, конечно, не могли унести зайца с собой. К нему нужно было подойти завтра на лодке.
XV„Заяц“
Утром спустили карбас, взялись за весла и стали „выгребать". Ставить парус было нельзя. Ветер был „противной".
Илья сел у руля. Четверо гребцов — попарно на двух скамьях. Каждый из них работал одним веслом.
Семен прилег на носу и зорко вглядывался в тороса. Рядом поместились Андрей и Якунька. Андрей любовался причудливыми очертаниями льдов. Море с бегущими грядами волн восхищало его. Мерное покачивание карбаса не было ему противно. Морской болезнью он не страдал. Вдали на воде виднелись плавающие льдины. Иногда мелкие ледяные осколки чиркали об обшивку карбаса.
Против ветра карбас шел медленно. Долго пришлось „угребать", пока не добрались до места, где был убит „заяц".
Если бы Семен накануне не поставил заметки, место его вчерашней охоты было бы очень трудно найти.
Тюлень был убит довольно далеко от края льда. Торосы и стамухи загораживали его с моря. Но воткнутая у воды еловая ветка указала, где надо причаливать.
Лодку вытащили на припай. Всем хотелось посмотреть добычу.
Убитый „заяц" был крупный самец. Андрей смерил его. От задних вытянутых назад ласт до конца морды было около четырех с половиной шагов. Он был покрыт серою и желтоватою шерстью с серебристым отливом. На спине у него было черное пятно. На боках оно продолжалось в виде черных крыльев.
Тюленья отдушина или „продух" — это что-то в роде проруби. Около своей „лежки" зверь постоянно поддерживает ее. Через нее он влезает и вылезает из воды. Во время охоты он постоянно возвращается, чтобы высунуться и подышать. Если в сильные морозы все-таки продух успевает покрыться ледяной пленкой, тюлень пробивает ее ластами или головой.
Такие продухи есть везде в тех местах, которые облюбовали себе тюлени.
— Матерой! — сказал Илья.
— „Старик!" — прибавил Семен. — Серебра на нем парато много.
Помор никогда не употребит слово „очень". Он всегда вместо него скажет „парато".
„Заяц", действительно, сильно серебрился, что вместе с черною мордой служит признаком самцов.
Андрей с интересом осматривал этого большого морского зверя, которого видел первый раз в жизни.
— Ну, что? — улыбнулся Илья. — Долги ли уши у нашего „зайца"? Пожалуй, не уступит вашему „ушкану"?
Все засмеялись.
У морского зайца их не было вовсе.
— „А где же у него, вправду, уши-то? — удивился Андрей.