Между тем, нельзя было терять ни секунды. Андрей побежал, старался вспомнить извилистый путь, по которому шел от карбаса.
Облако почти уже настигало его. Он заметил, как стали тускнеть ближайшие от него тороса. Когда через несколько времени он оглянулся, ему показалось, что белая, как сметана, стена надвинулась на него почти вплотную. Андрей продолжал бежать и с тоской вглядывался вперед. Лодки все еще не было видно.
Наконец туман охватил его. Сзади, сверху, с боков, спереди все тонуло в мутном сумраке. Уже в нескольких шагах все делалось неясным и расплывчатым. Раза два он чуть не оступился в полынью. Теперь ему приходилось не бежать, а шагать осторожно, чтобы не провалиться в какую-нибудь трещину.
Туман сделался еще гуще. Андрей схватился за голову. Он потерял всякую веру в то, что двигается правильно. Многочисленные повороты, которые он делал, совсем закружили ему голову. Теперь он никак не мог понять, в какой стороне находятся его товарищи. Вот когда пожалел он, что с ним не было „матки“! Она бы подсказала, куда ему итти. И зачем он не захватил с собой ружья? Можно было бы выстрелить и дать знать, что он заблудился.
Но, может быть, они услышат, если он будет кричать? Андрей стал голосить, насколько хватило сил.
Он звал Илью, Якуньку, Семена, всех остальных товарищей; аукал на разные лады и прислушивался, приставляя ладонь к уху. Ледяная пустыня молчала. Никто не откликался.
Андрей почувствовал, как задрожали его колени, а на лбу выступил пот. Что же ему делать? Не может быть, чтобы лодка была очень далеко! Он вовсе не так долго шел. Всего лучше теперь вовсе не трогаться с места. Он все равно не знает куда итти. Быть может товарищи не слышат его только потому, что слишком крепко спят, закутавшись с головой в одеяла. Но, ведь, должны же они, наконец, проснуться! Тогда сами хватятся его и начнут искать. Эта мысль вернула ему немного бодрости, и он снова начал кликать товарищей. Особенно часто — Якуньку.
Он кричал долго, до хрипоты, и снова отчаяние начало овладевать им.
Вдруг глухой гром выстрела заставил его встрепенуться. Наконец-то. Но странно, почему он раздался совсем не с той стороны, где, как ему казалось, должен быть карбас. Неужели мог он ошибиться!
А что, если это не выстрел, а удар треснувшей льдины?
Эта мысль снова заставила его похолодеть. Он начал кричать теперь уже в ту сторону, откуда слышался удар.
Мертвое молчание! Ни одного звука в ответ! Ясно, что это был только треск льда.
Блеснувшие надежды угасли опять, и его отчаяние стало еще более тяжелым.
Вдруг снова ударил выстрел с той же стороны, что и в первый раз. Только как-будто громче и ближе.
— Ого-го-гооо!.. — донеслось до него глухо, сквозь туман, словно через толстую стену.
Не помня себя от радости, Андрей кинулся навстречу этому далекому зову. Он бежал, кричал, задыхался и снова бежал, а возгласы становились все яснее и яснее.
Наконец Андрей услышал какой-то металлический звон, который доносился до него с той же стороны, что и басистый мужской голос, а через несколько минут на вершине тороса тускло выступила гигантская человеческая фигура. Она была какой-то невиданной величины.
— Жив ли? — крикнула она ему, размахивая руками.
— „Жив, жив!“—кричал Андрей, почти натыкаясь на Семена. В тумане все предметы кажутся гораздо больше потому, что всегда представляются дальше, чем они есть.
— Куда тебя понесло в такую непогодь? Ведь этак не за грош сгинуть можно! В двух шагах пропадешь в таком тумане…
Семен крепко стукнул Андрея по загривку и, схватив его за руку, повел к карбасу…
А звон оттуда раздавался все громче, и ясно раздавался пронзительный и монотонный голос Якуньки.
Когда Андрей с Семеном добрались до карбаса, они увидели на корме маленького Якуньку. Он бил деревянным обрубком по дну медного артельного котла. Зуек приплясывал и тянул свою заунывную самоедскую песню:
Лежи, лежи, нерпа!
Лежи, никуда не уходи!..
XXIНовая удача
Все товарищи вышли встретить пропадавшего Андрея. Несколько хороших тумаков по затылку должны были показать ему, какой сильной опасности он подвергался, и как все искренно рады, что он вернулся благополучно. Несколько отборных морских выражений было прибавлено в подкрепление к этим выразительным действиям.
Впрочем, поморы не особенные любители ругаться. — Это не в их характере.
Во всяком случае Андрей верно понял, что это была скорей ласка, чем наказание. Ведь теперь уже поздно было его учить. Морской туман и морские льды дали ему великолепный урок на будущее время.
На следующий день погода опять переменилась. Начался снова юго-западный ветер, который к вечеру разыгрался в сильный шторм.
Ночью товарищи были разбужены ужасным гулом, похожим на пушечный залп. — Близко трещина прошла, — говорили поморы. Утром оказалось, что огромный участок припая откололся от береговых льдов и вместе с лодкой тюленебойцев стал медленно отплывать в море.
За ночь он успел отойти на несколько сот шагов. Ветер делался все сильнее, и взводень шумел и пенился около льда так сердито, что спускать лодку в воду нечего было и думать.
Не самое волнение было опасно для карбаса, — это еще не была буря. Но море было полно плавающих больших и маленьких льдин, и о каждую из них ветер и волны могли ударить лодку.
Гораздо спокойнее было оставаться на большой льдине, которая пока являлась хорошим убежищем.
В воздухе сильно потеплело. Была уже первая половина апреля. Апрельское солнце и южный ветер давали себя чувствовать.
Скоро вся артель была взволнована интересным открытием. Множество льдин, которые виднелись в море, были покрыты густыми стадами тюленей. — Это и была, наконец, давно желанная „кожа", которой пока не удавалось увидеть поморам.
Началось горячее обсуждение, можно ли покинуть льдину и пуститься в плаванье, несмотря на взводень.
В конце концов, дело было решено коршиком. Илья заявил, что плыть можно, только лодку надо спускать с северной стороны, где прибой был менее силен. Перетаскивать карбас на северный край не было никакой нужды. Огромная льдина сама медленно поворачивалась течением. Западный край, на котором они находились, рано или поздно должен был повернуться на север.
Расчеты Ильи оправдались, и карбас был спущен благополучно.
После долгих усилий удалось пристать к огромному ледяному полю. На южном конце его замечено было большое стадо гренландских тюленей. Пристали, конечно, с северной стороны, вытащили карбас на льдину и, отдохнув, приступили к охоте.
Ледяное поле имело в длину несколько тысяч шагов, но было сравнительно гладким. Подкрасться к тюленям было очень трудно. Взрослые накинули белые рубахи и, прикрываясь щитами, поползли по самому краю льдины.
Задача состояла в том, чтобы попытаться отрезать тюленей от моря и не дать взрослой коже спастись в воду. Для того, чтобы отвлекать внимание тюленей, зуйки должны были издали петь свои зазывальные песни. Все-таки большая часть „лысунов" успела сбежать. Зато несколько десятков почти двухмесячных бельков и довольно много оставшихся при них самок стали добычей тюленебойцев.
Несколько дней после охоты было потрачено на то, чтобы снять кожу и сало с убитых тюленей. Утельги все были очень исхудавшими. За несколько недель после рождения бельков они почти ничего не ели, или ели очень мало. Они жили почти только за счет того запаса жира, который был накоплен под их кожей. Этот жир уже подходил к концу. Как только бельки теряют свой пушистый белый наряд и становятся серками, матери выучивают их плавать, ловить рыбу, и сами покидают свои временные квартиры, чтобы плыть на север.
Несколько штук серок оказалось уже на этой льдине, но их не удалось убить: они успели улизнуть в воду вслед за своими матерями.
XXIIТрещина
Три недели прошло до этой охоты с того дня, как Семен убил „зайца". За это время было добыто только восемь нерп и ничего больше. Теперь один удачливый день дал охотникам столько, что их задача была почти достигнута. Борта карбаса были все обвешены свертками тюленьих шкур. Большая часть их принадлежала белькам, которые успели нагулять пуда по полтора сала.
Теперь уже можно было подумывать о возвращении. Но промышленникам хотелось еще увеличить свою добычу. Везде виднелось не мало плывущих льдин с тюленями, до которых так и подмывало добраться.
Еще раз удалось им захватить стадо кожи, в котором добыли одного лысуна, две утельги, восемь бельков и три серки.
Течением и ветром продолжало нести наших тюленебойцев к выходу из Горла.
Теперь было решено спустить карбас, итти с попутным ветром до острова Моржовца и оттуда на веслах на восток, — в Койду.
Все складывалось благоприятно. Товарищи прикладывали в уме общую выручку и производили примерную дележку.
Весело бежал карбас, подгоняемый попутным „шалонником". Волны мерно качали лодку. Приходилось зорко следить за льдами и лавировать между ними, чтобы не попасть впросак.
Над морем мелькали многочисленные чайки, или садились отдыхать на льдины такие же белые, как их покрытые густым оперением груди.
Вдруг Якунька, который сидел на носу и разглядывал море в небольшую подзорную трубку, поднял неистовый крик.
— Ой кожи-то! Ой кожи-то! Так много, как волос на голове!..
Все бросились к нему, и скоро без помощи трубки стала видна огромная льдина, вся усыпанная кожей.
Трудно удержать тюленебойца на месте, когда он видит большое стадо тюленей. Его промысел не похож на спокойный труд. Это, прежде всего, игра и удача. Азарт развивается тем сильнее, чем больше трудностей и лишений, чем больше опасностей встречается на пути.
Нередко, несмотря ни на какие труды и бедствия, артель возвращается домой почти с пустыми руками. Зато, если выпадет случайный успех, он кружит охотникам головы, заставляет их забывать все на свете.