На утренней заре
Г. БАРЫКИН
ХОЗЯИН ТАЙГИ
Недавно я был у Юрия Константиновича, старого уральского геолога. Рассматривая у него богатый фотоальбом, наткнулся на интересную фотографию. На ней был снят огромный бурый медведь, сидящий на отвесной скале, а на гладком камне внизу выведена надпись: «Хозяин тайги».
Я долго всматривался в снимок и, наконец, спросил:
— Это что, фотомонтаж?
— Нет, не угадал! — отозвался Юрий Константинович. — Фотография с натуры. В объектив попал сам Михаил Иванович Топтыгин!
— Любопытно! Ну, а подпись на камне это тоже с натуры?
— Вот послушай. Наш геологоразведочный отряд получил срочное задание: разведать запасы железной руды на Северном Урале.
К устью реки Медуницы добрались поздним вечером и, кое-как перекусив, расположились на ночлег.
Однако спать почти не пришлось: всю ночь вблизи бивака кто-то бродил. С грохотом со скал катились вниз камни, беспрерывно трещал кустарник. Лошади вели себя беспокойно, рвались с привязи.
Наконец, нам надоело все это. Мы схватились за ружья и сделали несколько выстрелов. Думаешь, помогло? Ничуть!
Камни вновь и вновь грохотали по склонам горы.
— Все ясно, — сказал наш проводник Василий, — придется менять стоянку. Здесь место хозяина тайги. Не даст он нам покоя, помяните мое слово.
Однако ближе к рассвету хозяин тайги угомонился, и мы незаметно заснули.
Но ненадолго. Разбудил нас крик проводника.
— Юрий Константинович, товарищ начальник, проснитесь! — кричал Василий. — Посмотрите, что делается!
Я выскочил из палатки. Снизу от Медуницы несся странный звук. Будто кто-то выхлопывал одежду. Около самой воды виднелось белое облако пыли, а в нем возилась какая-то серая масса.
— Хозяин тайги, — прошептал Василий.
Работа у косолапого была в самом разгаре. Ему удалось стянуть у нас мешок с мукой, столкнуть его с откоса до прибрежных галек. И вот сейчас он старательно потрошил его. Ударит по мешку лапой, а оттуда белыми клубами вырывается мучная пыль.
Это занятие, видимо, зверю доставляло большое удовольствие. Он так увлекся, что даже нас не замечал, сгрудившихся у откоса.
Василий подал мне карабин.
— Стреляйте, товарищ начальник!
— А ты сам?
— Не могу. Уж очень он хорошо забавляется, — вздохнул Василий.
Я взял карабин, а сам подумал: «А нужен ли мне этот трофей? Зачем убивать зверя?»
Тут подскочил Ваня Попов, самый молодой участник экспедиции.
— Не стреляйте, товарищ начальник! — взмолился он. — Зачем стрелять? Я лучше его сфотографирую.
Я опустил карабин, а Ваня с фотоаппаратом в руках стал подкрадываться к медведю. Тот, почуяв человека, бросил мешок и пустился наутек.
— Теперь не придет, — с сожалением проговорил Ваня, а Василий заметил:
— И лучше, если не придет.
На другой день мы отправились на работы. Дневальным в палаточном городке остался Ваня. Прошлая ночь была бессонной, поэтому Ваня скоро задремал. Разбудил его звон посуды.
Пока Ваня спал, «хозяин» тайги обследовал весь лагерь, добрался до продуктовой палатки, съел пачку рафинада, а потом принялся громить пустые ведра и котелки. Они летели с откоса с громом и шумом. Бросит ведро и слушает, как оно громыхает по камням: нравится!
Ваня выскочил из палатки и, увидев перед собой медведя, растерялся. А тот, вытянув вперед задние ноги, как на салазках, скатился по глинистому откосу. Когда Ваня опомнился, бросился в палатку за фотоаппаратом, медведя след простыл: мелькал уже вдали за деревьями. Опять не повезло Ване.
Дня три медведь не показывался. Теперь мы успокоились: не будет косолапый надоедать нам. Один только Ваня вздыхал — уж так ему хотелось сделать снимки с «хозяина» тайги!
Однажды дневальным остался Василий. Приготовив обед, он спустился к реке помыть посуду. Но когда вернулся, пришел в ужас: лагерь был разгромлен. Палатка распорота и валялась в стороне; соль, крупа и сухари разбросаны на поляне.
Василий кинулся отыскивать грабителя.
Недалеко от городка он вдруг увидел: под елью спал «хозяин» тайги. Кругом валялись обрывки газет и бумаги, в которые были завернуты конфеты, сахар, печенье — остатки от пиршества косолапого.
Тут уж Василий рассердился не на шутку, решил проучить косолапого разбойника: поймать его живым. Прибежал к нам на место работы, попросил рабочих, чтоб связать медведя. Обрадовался больше всех Ваня Попов. Он первым бросился к лагерю. Но увы, медведь уже ушел.
Василий все чаще твердил: «Надо сменить стоянку». Но уходить нам нельзя было, в самом разгаре работа. Мы усилили охрану лагеря. Как-то я, как говорят, нос к носу столкнулся с Топтыгиным: был в трех-четырех метрах. Поднялся он на задние лапы и зло уставился на меня своими маленькими глазками, будто спрашивал: «Чего тебе здесь надо? Я здесь хозяин, а не ты!» Карабин висел у меня за плечом, но я, признаюсь откровенно, растерялся немного и боялся пошевелить пальцем. Но это длилось минуту, не больше. Я громко крикнул. Косолапый от неожиданности присел, потом рявкнул, повернулся боком, отскочил на несколько метров, снова поднялся на задние лапы, потянул носом, еще раз рявкнул и убежал.
…Закончив работу на левом берегу Медуницы, мы перебрались на правый. Новый лагерь разбили в 60—70 метрах от старого, только река отделяла нас от прежней стоянки. Ваня все еще не потерял надежду сфотографировать медведя, ждал удобного случая.
Весна брала свое. Кругом зеленела трава, кусты оделись листвой, Медуницу мы переходили вброд в коротких сапогах.
Медведь по-прежнему появлялся вблизи лагеря, но не проказничал. Василий объяснял это тем, что наш первый лагерь был размещен в излюбленном месте медведя, которое он не хотел уступать никому. И как бы в подтверждение этого мы каждый день вечерами и по утрам видели медведя на противоположном склоне, на месте первого бивака. Он забирался на огромный валун, отполированный, как зеркало, ветрами и водой, скатывался с него на боку или прямо на спине, взбирался и снова скатывался… Иногда он сталкивал с самой вершины скалы камень или комок глины и провожал их глазами до реки.
Часами, бывало, просиживал он на скале, возвышающейся над Медуницей, устремив свой взгляд в быстрые воды говорливой речушки. Его могучая темная фигура на фоне вечернего неба высилась, как огромный монумент первобытности тайги. Ваня Попов несколько раз пытался подобраться к нему незамеченным, но это ему не удавалось.
— Да брось ты, — отговаривал его Василий. — Все равно не подпустит. А то может напасть, беды не оберешься.
Но Ваню ничто уже не могло остановить, решил сфотографировать хозяина тайги во что бы то ни стало. Однажды он приготовил белую краску и на скале, на которой любил сидеть Топтыгин, старательно вывел «Хозяин тайги».
Мы посмеялись над ним, а Ваня сказал:
— Смейтесь, смейтесь. Это будет редкий снимок. Будете просить — не дам. Вот разве что Юрию Константиновичу, он не смеется надо мной.
Все-таки Ване как-то удалось подползти к косолапому на близкое расстояние — парень он был настойчивый, уж что задумает, обязательно сделает. И вот, пожалуйста, снимок «хозяина» тайги. Оригинальный снимок, правда?
— Да, — согласился я. — А другим тоже подарил?
— Подарил, — улыбнулся Юрий Константинович. — Ваня к тому же был еще незлопамятный, добрый по натуре. Сейчас он сам начальник геологоразведочной партии где-то на Дальнем Востоке.
ИСПОРЧЕННЫЙ ОТПУСК
Утренний туман расстелился по всей низкой части речной долины, скрыл от взора луга, старицы, прибрежные кусты черемухи. Казалось, будто течет сказочная молочная река. Всходящее солнце подчеркивало белизну тумана. Бугорок, на котором я стоял, походил на островок, а кругом прямо под ногами разлилась вода, тихая, неслышная, стремящаяся куда-то на юг.
Чем выше поднималось солнце, тем плотнее туман прижимался к земле. «Быть хорошей погоде!» — подумал я.
Настроение было приподнятое, отпуск, который решил провести на устье речки Кошевой, начинался неплохо. Я захватил с собой спиннинг, ружье в чехле — через неделю открытие охоты.
Устье Кошевой (Кошевая яма — на Уфе) славилась окунями, щуками и головлями. Самые лучшие места для рыболова. Неплохо было здесь и охотнику. Старицы изобиловали утками.
Я спешил к реке, горя нетерпением скорее начать рыбалку. Даже представлял себе, как потащу из воды огромную рыбину, попавшуюся на крючок…
И вдруг слышу глухой взрыв. Над кустами взлетело облачко желтоватого дыма.
— Помогите! — звал на помощь мальчишеский голос.
— Спа-си-те! — надрывался другой.
Я бросился к реке.
В Кошевой яме вода бурно ударяется об отвесные скалы и делится на две струи. Одна является как бы продолжением стержня реки, а другая поворачивает круто и несется с бешеной скоростью обратно. Там, где эта струя встречается с основным потоком, с главным течением, образуется глубокая воронка-вертун. Глубина в яме солидная. Опытные рыбаки и охотники всегда объезжают вертун возле прибрежных кустов и скал. Сейчас в центре вертуна плавала перевернутая кверху дном лодка, а около нее барахтались два подростка. Они хватались за борта лодки, вскарабкивались на ее днище. Но лодка уходила под воду, вместе с нею погружались и парнишки.
— По-мо-ги-те! — доносились на берег те же голоса.
Подростков безжалостно крутило на одном месте, тянуло ко дну.
— Держитесь! Держитесь за лодку! — крикнул я и кинулся к вертуну.
Но как помочь? До центра водоворота не менее четырех десятков метров, а второй лодки поблизости нет.
«Спиннинг! — мелькнула догадка. — Только выдержит ли снасть?»
Я спешу, а руки дрожат, кажется, что делаю медленно. Но вот бросок, блесна со свистом уходит далеко вправо. Еще бросок, и опять неудача. Только в пятый раз она зацепилась за куртку паренька. Я начал осторожно подматывать лесу.