— Образованный? Студент? — спросил он, похлопывая нагайкой по голенищу.
— Студент! — я нащупал в кармане наган.
— Подходяще! Ответь нам в таком разе, что такое зебра и почему она полосатая.
Толпа стихла. Взгляды махновцев устремились на меня. Я объяснял, все молча слушали. Моя справка удовлетворила лишь немногих. Из сбивчивых выкриков я понял, что среди махновцев идет жаркий спор — на бочку самогона. Большинство утверждало, что зебра — это просто лошадь, а немецкий барин — бывший владелец заповедника для забавы ее просто выкрасил.
— Вот посмотри, как мы ее в естество приводим! — указал махновец плеткой на толпу. Два парня при сосредоточенном внимании окружающих портянками, смоченными в самогоне, старательно терли шкуру поваленной и связанной зебры.
Послышались топот, улюлюканье, свист. На площади появилась толпа конных махновцев со страусом на аркане. Банда окружила диковинную птицу. Страус дрожал, мелко перебирал ногами и вытягивал вверх длинную шею. Среди гама слышны были выкрики: запрячь в тачанку, оседлать его.
— Стой, хлопцы! — рявкнул здоровенный детина в широких шароварах, видимо, тоже взятых из реквизита. — Вона ж горилки требуе. Бачьте, як морду задирает та глазами раздывляется, кто ж поднесе?
Под общее одобрение он влез на забор и подвязал к тополю голову несчастной птицы. В раскрытый клюв страуса махновцы стали выливать самогон.
С трудом сдерживая себя, я оглянулся, надеясь найти сочувствующих. Увидел почти рядом с собой пожилого человека в потертой каракулевой шапке и поношенном пальто. Он стоял, прислонившись к дереву, лицо его выражало негодование.
Заметив мой взгляд, он торопливо подошел ко мне, вполголоса проговорил:
— Только не вмешивайтесь, ради бога! Разве вы не видите, что они пьяные? На вас еще эти ремни, которые они считают комиссарскими. Прошлый раз бандиты убили двух красных командиров за попытку воспрепятствовать грабежу, а трупы их бросили вон в то озеро. — Помолчав, он добавил — Я научный сотрудник заповедника Иванов. Подождите, я кое-что придумал!
Он подошел к махновцу, у которого на кителе красовались птичьи когти, и, сняв шапку, сказал:
— Вы, я по всему вижу, человек образованный и правильно рассуждаете. Бывший владелец усадьбы эту зебру выкрасил для забавы химической несмываемой краской. Не стоит над ней зря трудиться. А вам я предложу удовольствие, вполне достойное вашего рыцарского поведения.
Махновцу понравилось такое обращение, и предложение его заинтересовало.
— А ну, что ты предлагаешь? — сказал он, приосанившись. — Мои хлопцы хотят повеселиться!
— Вон за тем загоном, недалеко отсюда, у нас пасутся дикие степные лошади — терпаны. Оседлать их могут только самые ловкие и смелые люди. Скачут они в два раза быстрее наших лошадей, и по выносливости им нет равных на свете: по тридцать верст проходят рысью да галопом. Вот попробуйте их обуздать — самое благородное занятие…
Махновец щелкнул плетью по ботфортам:
— А верно, старик, говоришь — подходящее дело! Гей, братишки, кто со мной? — и в карьер пустил свою лошадь по указанному направлению. За ним с гиканьем и свистом помчались другие махновцы.
Возле тачанок остались лишь пулеметчики да перепившиеся вояки.
Близился вечер. Перспектива ночевать вместе с бандитами не сулила ничего хорошего.
Мы знали, что М. В. Фрунзе, придавая большое значение сохранению заповедника Аскания-Нова, приказал для его охраны выделить специальный отряд. Это было поручено одному из эскадронов, находившемуся в резерве интеркавбригады. Однако этот охранный эскадрон мы не встретили.
Научный сотрудник заповедника предложил нам переночевать в его доме.
— Вам, пожалуй, и самому надо укрыться, — посоветовали ему.
Вскоре примчались махновцы. Охоты на диких лошадей не получилось. У многих были побиты головы, изранены руки. Они были обозлены. У главного заправилы на щеке зияла рана; из нее сочилась кровь: терпан откусил у «благородного рыцаря» часть щеки. Папахой прикрывая рану, он зычным голосом орал на служащих заповедника:
— Не найдете старика — из пулемета обстреляем ваши дома.
Но вот появились конники 2-го интернационального полка. Махновцы растерялись. Наступила тишина. Командир эскадрона на ломаном русском языке обратился к махновскому атаману:
— Приказ Фрунзе: я буду охранять Асканию-Нову. Вам, махновцам, немедленно выезжать отсюда. Быстро!
— И ушли? — тихо спросил один из курсантов.
— А вы как думаете? — спросил полковник.
— Ушли, ушли! — уверенно заговорили притихшие было курсанты.
На полковника Костина было устремлено множество восторженных глаз. «Любопытно, думал он, попросят ли они еще рассказать что-нибудь? Ведь они слушали минут десять, не меньше». Нет, никто не попросил. «Тактичные ребята», — отметил он с удовлетворением.
Полковник Смирнов, заместитель начальника училища, часто ворчал: «Не дело это, не дело! С курсантами нужна строгость. Только строгость!»
Виктор Андреевич Смирнов был своеобразным человеком. Высокого роста, с пышными рыжими усами, закрученными кольцами, несмотря на шестидесятилетний возраст, он был строен и всегда подтянут. Гордился своей принадлежностью к наиболее передовой части старого русского офицерства и тридцатилетним стажем работы в военно-учебных заведениях.
Его могли бы удивить некоторые мысли Костина о взаимоотношениях командиров и красноармейцев, проверенные им в боях. Командир силен своей душевной близостью к бойцам, которыми он командует. Костин это выверил в самых критических обстоятельствах, когда командир в глазах воинов прежде всего человек, а потом уже начальник. Смирнов вряд ли это понимал.
Через несколько дней училище было поднято ночью по сигналу воздушной тревоги. Курсанты и командиры быстро занимали места в узких щелях, специально отрытых вблизи казарм. Высоко в небе, натужно гудя моторами, летели к Москве вражеские самолеты. И опять, не пробившись к цели, фашисты сбрасывали свой груз где попало. Прогремели разрывы бомб в районе Подольска. И как всегда после взрывов, установившаяся тишина казалась мертвой.
В эту минуту откуда-то из конюшен донеслись слова команд.
— Что это такое? Что там происходит? — спросил полковник Костин у своего заместителя.
Смирнов в недоумении пожал плечами.
Вместе они направились к конюшням. Подойдя ближе, отчетливо услышали:
— По танкам, два снаряда, прицел двадцать, беглым — огонь!
В помещении ярко горел свет. Увидев командиров, ребята вытянулись по стойке «смирно». Курсант Василий Могильный, дежурный по конюшне, четко отдал рапорт.
— Что тут происходит? — спросил начальник училища.
Дежурный коротко ответил:
— Отрабатываем командный язык, товарищ полковник.
— Продолжайте, — одобрил Костин.
Выйдя из конюшни, он сказал Смирнову:
— Используют малейшие возможности…
Полковник Смирнов глубоко вздохнул.
— Чем недоволен, Виктор Андреевич? — спросил его Костин.
— Ну что это за порядок, когда и ночью не дают отдыха лошадям…
— Дорогой Виктор Андреевич, и все же пусть курсанты учатся. Кстати, прошу вас завтра же пересмотреть расчет времени на конное дело и вдвое сократить часы на верховую езду. А эти часы посвятим огневой подготовке и тактическим занятиям.
Однажды на полигоне проводились стрельбы из орудий винтовочными патронами по макетам танков. Костин заметил, что некоторые курсанты как-то по-особому на него посматривали. Ему стало не по себе. Он подошел к расчету, изготовившемуся к стрельбе, и спросил наводчика:
— Как будете стрелять?
— Точно так, товарищ полковник, как вы стреляли под Минском по фашистским танкам.
— Откуда вам это известно?
Сигнал «Огонь» прервал разговор. Промчались упряжки лошадей, тянувшие на стальных тросах макеты танков. Кое-кто из орудийных номеров нервничал, но наводчик спокойно выжидал приближения макета к красному флажку, потом очень быстро одну за другой поразил пять целей. После того как осмотрели макеты, подсчитали пробоины, полковник Костин снова спросил наводчика:
— Какие результаты?
— Курсант Позняк выполнил упражнение. Из пяти патронов три пробоины в макетах.
— Разрешите доложить, товарищ полковник, — вмешался командир батареи капитан Базыленко, — курсант Позняк неправильно сказал. Его результаты — из пяти патронов пять пробоин!
Костин осмотрел макеты: в каждом из них было попадание.
— Так почему же вы уменьшаете количество пробоин?
— Товарищ полковник, — твердо и уверенно докладывал Позняк, — два макета поражены в самой верхней части, а, как известно, там броня имеет наклон и вызывает рикошетирование снарядов. Об этом нам рассказал курсант Гиммельфарб, который был с вами под Минском заряжающим.
«Вот почему они так пытливо сегодня смотрели на меня, — подумал Костин и с уважением взглянул на краснощекого семнадцатилетнего курсанта, — ведь, пожалуй, следует внести в учебное пособие поправку. Правда, поправка несколько усложнит обучение, но зато будет осуществляться более тщательная и осмысленная наводка в танк в боевой обстановке».
— Товарищ полковник, получена телефонограмма. Вас вызывают в Кремль, к Михаилу Ивановичу Калинину, для вручения награды — ордена Красного Знамени, — отрапортовал полным голосом подъехавший на коне адъютант лейтенант Добин.
К начальнику училища торопливо подходили курсанты батареи. Глаза их искрились радостью. Послышались голоса: «А что я говорил?», «Разве не так?» Полковник с недоумением смотрел на ребят, силясь понять, о чем они спорят. Внес ясность командир батареи Базыленко.
— Товарищ полковник, еще при выезде на стрельбу разнесся слух, что вас сегодня вызовут в Москву для вручения награды…
Костин поблагодарил курсантов за отличную стрельбу и напомнил, что успешное поражение целей всегда зависит от слаженной работы номеров орудийного расчета.
Прошло уже больше месяца, как полковник Костин принял училище. Ребята мужали на глазах. Он ввел новую методику огневой подготовки. Результаты учебных стрельб были отличными. Трудно было даже подумать, что курсанты смогут так метко стрелять из этих старых, изношенных орудий. Многие в училище увлеклись рационализаторством. Каждый день поступали предложения, иногда очень дельные, касающиеся усовершенствования обучения стрельбе и ремонта орудий. Повышению творческой активности людей способствовала и обстановка, сложившаяся на фронте. В районе восточнее Смоленска вражеские войска перешли к обороне. В газетах публиковались материалы о боевых подвигах советских воинов. И это находило отклик в училище: командиры батарей с гордостью докладывали о новых отличниках. Полковник Костин чутко следил за настроением курсантов.