В отличие от своих родных курсанты держались замечательно. Глаза их светились радостью и ожиданием.
— Мы их поближе подпустим и в упор — раз!
Это говорил Шурин — отличный курсант, замечательный парень.
— Только бы поскорее!.. — подхватил Куршин, невысокого роста краснощекий крепыш.
Полковник подошел к капитану Россикову, окруженному курсантами. Он только что проверил по списку состав дивизиона. Старший политрук Постнов сообщил:
— В дивизионе оказалось много добровольцев, товарищ полковник, пришлось вот проверять поименно и отсеивать лишних.
Уходили последние автомашины передового отряда с орудиями на буксире. Они были переполнены: в кузовах, загруженных снарядами, один к другому сидели курсанты. Рядом с одной машиной торопливо шла женщина — мать курсанта. Она плакала, а сын улыбался ей, довольный, что едет на фронт, и кричал:
— Не плачь, мама, я скоро вернусь!
Ребята рвались в бой. Такое же приподнятое настроение было и у курсантов роты, которая вошла в состав передового отряда.
Едва полковник Костин отошел от капитана Россикова, как его окружили десятки парней, одетых в куртки, пиджаки, сплошь измазанные глиной.
— Кто такие, как они тут оказались? — спросил начальник училища полковника Смирнова.
— Это новое пополнение. Живут ребята второй день в лесу, в землянках. Сегодня думали направить их в баню, обмундировать и разместить в казарме, а тут…
В разговор вмешался один из парней, с приятным, мягким голосом:
— Товарищ полковник, мы добровольцы, прибыли сюда на учебу, а училище отбывает на фронт. А как же мы? Возьмите с собой. Не оставаться же нам здесь.
— Да кто вам сказал, что на фронт? — попытался еще раз схитрить Костин. — Мы выступаем на большие учения…
— Так возьмите и нас на эти учения. Мы проходили военную подготовку и пригодимся там.
— Нет, об этом и речи не может быть, — твердо сказал Костин.
Понурив головы, ребята направились в лес, к своим землянкам. Остались лишь двое.
— Товарищ полковник, — обратился один из них к Костину, — хоть нас двоих возьмите. Мы не только в бою пригодимся, но и на привале — ведь мы же артисты.
«Ну, — подумал Костин, — везет нам на артистов». И еще раз повторил свой отказ.
— А вот как с артистами мы с вами еще встретимся, — добавил полковник, чтобы хоть как-то утешить ребят.
Такая встреча действительно состоялась спустя четверть века. Мягкий, сочный голос принадлежал тогда Надиру Малишевскому — ставшему позднее артистом театра им. Вахтангова.
Тем временем сборы продолжались. Автомобилей, конечно, оказалось маловато, но и за эти командиры были очень благодарны секретарю Подольского горкома партии, сумевшему найти для училищ транспорт.
Передовой отряд в составе одной роты пехотного училища, состоящей из ста двадцати курсантов, и двух артиллерийских батарей, включающих двести пятьдесят курсантов артучилища, тронулся в путь.
В восемь часов вечера, когда осеннее солнце уже зашло за горизонт, из Подольска выступили и главные силы артиллерийского училища — один дивизион на машинах и три пешие батареи. С завистью смотрели на них остающиеся в городе курсанты, преподаватели.
На первом привале Костин подошел к курсантам батареи, которые из-за нехватки орудий превратились в пеших артиллеристов. Их основным оружием были ручные пулеметы.
— Как настроение?
— Хорошее! — ответили они хором.
Лица людей видны плохо, уже стемнело, но голоса звучали бодро.
— Наконец-то, товарищ полковник, мы на фронт попадем, — произнес кто-то из курсантов.
— Да, — вздохнул другой, — жаль, что придется воевать не при орудиях.
Пытаясь утешить ребят, Костин сказал, что и ему, курсанту-артиллеристу, в девятнадцатом году тоже пришлось участвовать в своих первых боях пехотинцем.
Но недолог привал. Звучит команда «По машинам». Совсем стемнело. Предвидя возможное нападение вражеских самолетов, Костин приказал увеличить дистанции между машинами.
Может быть, эти растянутые колонны автомобилей, идущих с зажженными фарами, и создали у немецкой авиаразведки впечатление о движении ночью из Москвы крупных войсковых соединений. Об этом несколькими днями позже рассказал пленный фашистский офицер. Он сообщил также, что командир его дивизии очень нервничал, получив такие сведения. Во всяком случае, нервозность противника была нам на руку. Еще не вступив с курсантами в бой, он уже опасался их.
Ночью над Варшавским шоссе летали вражеские самолеты.
Прибыли в Малоярославец. Город сильно пострадал от бомбежек: много разрушенных домов, поваленных деревьев. Быстро разыскали помещение коменданта Малоярославецкого укрепленного района полковника И. И. Смирнова, который тут же распорядился:
— Срочно занимайте оборону в Ильинском секторе укрепрайона. А то там, кроме мобилизованных рабочих, колхозников, отрывающих противотанковые рвы и траншеи, да нескольких орудийных расчетов из отступивших войск, никого нет. Железобетонные огневые точки пока готовы только в цементе. Амбразуры и двери бронированных щитов не имеют.
— А что известно о противнике? — спросил Костин.
— Сведения самые путаные, — откровенно признался Смирнов. — Из штаба МВО ничего определенного не сообщили. Правда, перед заходом солнца заметно увеличился поток машин с беженцами. Один интендант, направляющийся из Рославля в Москву, утверждал, что вчера возле Юхнова его обстреляли танки противника. Это в восемнадцати километрах отсюда.
Полковник Смирнов нервно ходил по комнате.
— Предполагаю, что где-то между Рославлем и Юхновом высадили десант. То же самое я сообщил командиру вашего передового отряда. Будем надеяться, — продолжал полковник, — ваши курсанты остановят противника и завтра к полудню мы будем иметь точную информацию.
Он развернул схему Ильинского боевого участка, на которой были обозначены недостроенные доты, артиллерийские полукапониры, противотанковые рвы и другие объекты.
— А вооружение? — спросил Костин.
— Никакого вооружения в дотах и полукапонирах нет. Обещали завтра прислать из арсенала старые пушки с небольшим количеством снарядов. Их, видимо, хватит на половину полукапониров, а доты занимайте своими орудиями. Но они не оборудованы как следует, ведь по плану сооружение укрепрайона должно быть закончено к первому декабря. Не решены и вопросы управления — никакой связи нет. Командный пункт сектора даже не намечен. Так что будьте готовы ко всему!
С таким напутствием коменданта укрепленного района колонна вышла из Малоярославца. На рассвете налетели вражеские бомбардировщики; они шли над шоссе на небольшой высоте. Колонна остановилась; курсанты залегли по сторонам дороги. Разрывы бомб. Летели вверх комья земли, обломки разбитой машины. Тяжело переживали курсанты гибель двух своих товарищей. Молодежь на себе ощутила суровое дыхание войны.
Возле одного из раненых собралась группа курсантов. Подоспел врач, две медсестры, сделали укол. Курсант пришел в себя и тут же спросил: «Доктор, я смогу воевать?»
Он еще не знал, что у него оторваны ступни ног.
Здесь же у дороги, в наспех отрытой могиле, похоронили погибших.
Полковник Костин внимательно вглядывался в лица своих воспитанников. Они как-то посуровели, сразу посерьезнели. Прекратились шутки и смех, оборвались песни. Что сейчас в их сердцах — не страх ли? Нет! Гнев на фашистов, боль за погибших товарищей и желание отомстить за них, отстоять Москву.
Утром прибыли в Ильинское. Полковник Костин расположился со своим штабом в небольшом старинном доме. Местом сбора подходивших колонн наметили окрестные леса. Вскоре приехал начальник пехотного училища генерал-майор Смирнов, назначенный руководителем оборонительных действий войск в секторах укрепленного района. Еще до отъезда из Подольска он направил в район Детчино 4-й батальон пехотного училища, в состав которого вошла трехорудийная батарея артучилища.
Возник вопрос о размещении командного пункта. Генерал Смирнов намеревался оборудовать его в районе деревни Рылово, которая находилась в четырех километрах от переднего края и в стороне от Варшавского шоссе. Костин же считал крайне важным приблизить управление к боевым частям, при этом учитывал недостаток средств проволочной связи и сложность использования посыльных. В конечном счете решили КП устроить в двух километрах от передовой и на расстоянии километра от шоссе — на главном направлении.
В тот день все командиры добрым словом вспоминали коменданта укрепрайона: он сумел обеспечить их хорошими картами. На картах весьма подробно были обозначены возводимые сооружения — железобетонные доты, артиллерийские полукапониры, полевые дерево-земляные огневые точки, противотанковые рвы, траншеи. Но для того чтобы все это «ожило», приняло боевой вид, требовалось многое сделать.
Тревожило то, что людей было очень мало. Артиллерийский полк прибыл не полностью. Генерал Смирнов сообщил, что два курсантских батальона раньше вечера не подойдут, а третий прибудет на следующее утро.
Решили сосредоточить имеющиеся силы вдоль Варшавского шоссе.
Для прикрытия флангов выслали по взводу пеших артиллерийских курсантов. Им надлежало обеспечить на флангах и разведку противника. Вблизи Ильинского в тот день имелось лишь двенадцать орудий да два взвода пехотинцев.
— Только и надежда на наш передовой отряд, — подытожил разговор начальник политотдела Суходолов.
Смирнов, опустив голову на руки, глухо проговорил:
— А там у нас тоже не жирно, одна рота старшего лейтенанта Мамчича.
— Да, но зато целых две батареи, а это уже кое-что значит, — добавил Суходолов.
— Это очень хорошо, — поддержал его Смирнов, — что вместо двух орудий вы направили восемь.
В эти минуты они с тревогой думали об одном: как обстоят дела в передовом отряде, далеко ли он продвинулся, сталкивался ли с противником?
И тут Суходолов предложил:
— Разрешите мне съездить в отряд на полуторке? С тех пор как он вышел, прошло уже двенадцать часов и никаких сведений от него не поступало.