сначала шел управляемый программой-автопилотом пустой челнок, затем бот с десантом и снова пустышка. Последними сбрасывались челноки с техникой. Увы, грузоподъемность ботов ограничивалась двадцатью тоннами, так что на тяжелую «броню» десанту надеяться не приходилось, зато транспортом он был более-менее обеспечен.
Ложные цели в основной массе сразу начинали спуск по сберегающей топливо синергической траектории. Десантные же боты, войдя в плотные слои атмосферы, неожиданно уходили далеко в сторону от предполагаемого района высадки. Простейшая хитрость, тем не менее, добавляющая офицерам штурмбата шансов не только уцелеть при посадке, но и успешно выполнить задание. Если противник все же имеет наземные противовоздушные и противокосмические комплексы, их компьютеры с легкостью рассчитают точку приземления десанта и будут готовы уничтожить боты при выходе на посадочную глиссаду. А вот если выбросить десант в сотне-другой километров от выбранных целей…
Спускались десантные челноки по сложной траектории с множеством ложных маневров, заранее рассчитанной бортовыми компьютерами. Гравидвигатели работали в полную силу, не щадя ни самих ботов, ни тех, кто вжимался сейчас в противоперегрузочные ложементы. Выли, сигнализируя о превышении допустимой нагрузки, бортовые гравикомпенсаторы, однако пилоты и не думали снижать темп спуска. Им тоже хотелось добраться до поверхности живыми. Полет, к счастью, оказался недолгим, но в отместку на всем своем протяжении щедро угощал людей немилосердной болтанкой, заставляющей еще сильнее вжиматься в ложементы вибрацией, пробивающимся даже сквозь звукоизолированные стенки десантного отсека свистом и критическим разогревом корпуса, в результате чего температура к концу спуска поднялась настолько, что с этим с трудом справлялись даже системы терморегуляции скафандров. И еще был, конечно, страх. Ощущение того, что ничем не защищенная скорлупка совершенно беззащитна, а ты, намертво скованный ремнями привязной системы, что б ни случилось, ничего не сможешь сделать, особого оптимизма не добавляло…
И все-таки они сели. Все два десятка ботов – почерневших от жара, с поврежденными антеннами и сенсорами, пробоинами в бортах и перегретыми двигателями, но способных подняться на орбиту. Более серьезных повреждений удалось избежать, хотя уже на подлете к точкам приземления в небе все-таки появились вражеские атмосферники.
Возможно, противник повелся на их хитрость, возможно, у него просто не нашлось достаточного числа перехватчиков, занятых охотой за ложными целями, но факт остался фактом, и воздушный бой завершился, не начавшись. Успев дать несколько очередей из бортовых пушек, повредивших пару ботов и легко ранивших трех десантников, они вынуждены были убраться восвояси. Правда, теперь район реальной высадки стал известен врагу, и приходилось торопиться. Выгрузив из приземлившихся следом транспортных челноков легкие бэтээры и БМД, десантники двинулись к отмеченным на картах командиров групп целям, внимательно наблюдая за небом. Несмотря на показания пленных, командование все же не исключало наличия у противника чего-нибудь типа ударных штурмовиков. Потому бронетехника и шла, задрав на максимальный угол возвышения стволы и пусковые контейнеры оружейных модулей и обшаривая радарами безоблачное агронское небо.
…Осторожные шаги трех офицеров штурмовой группы. Огромный коридор, по которому гулко шатается отраженное от стен эхо этих шагов. Хриплое дыхание в наушниках наглухо загерметизированных тактических шлемов.
– Нияз, где находитесь? – голос в гарнитуре связи принадлежал комгруппы.
– На центральной линии, товарищ капитан, – ответил лейтенант Нияз Дзахоев. – Ну, в коридоре этом, что вы на схеме показывали.
– Понял, отбой. Продолжайте движение.
Судьба человека…
Только позавчера ты рос в далеком ауле и пас коз на склонах родных гор. Но Советская власть призвала тебя в армию. Ты не стал бежать в горы, как это сделали многие из твоих друзей. Нет, ты решил доказать, что настоящий нохча – это настоящий воин. И ты доказывал. Каждый день, и каждый час. Только вчера ты бежал в атаку, стрелял и бросал гранаты, а затем резал дедовским кинжалом визжащих от страха немцев, засевших в окопах на другом берегу маленькой безымянной речки. А потом при всех дал в морду какому-то холеному полковнику в новенькой форме и сверкающих хромовых сапогах, с презрительной гримасой пробурчавшему:
– Это я ЕМУ должен «Красную звезду» вручать?! Что, больше никого не нашли? Он хоть по-русски говорить умеет?
А сегодня Нияз, выставив перед собой штурмовую винтовку и отслеживая отображаемую на забрале шлема тактическую обстановку, шагает по решетчатому полу бесконечного коридора.
Слева и чуть сзади – лейтенант Марат Шара-футдинов. Татарин.
Справа – и тоже чуть сзади – младлей Юра Микрюков. Русский.
Настоящие волки войны. Настоящие вайнахи. Когда все это закончится, надо будет пригласить татарина и русского в гости. Есть мясо, пить вино и неспешно разговаривать. О чем разговаривать? Время покажет, о чем. О чем могут говорить настоящие мужчины? Настоящие мужчины и настоящие воины всегда найдут, о чем…
– Юра, дверь!
Двери уже разблокированы с центрального пункта, чтобы открыть, нужно лишь коснуться сенсорной панели с надписью на межязыке «откр.», а потом закинуть в створ активированную светошумовую гранату. Выждать пару секунд и ворваться в очередной блок И там уж действовать по обстоятельствам.
Кажется, что никого нигде нет, но офицеры настороже. Враг может быть везде. Даже если его нигде нет. Пока нет.
Так… А это что?
С левой стороны тоннеля отвалена в сторону огромная термоизолирующая дверь. Словно пещера Али-Бабы из арабских сказок, только открытая. Или, скорее, гигантский холодильник. Блестящий металл двери покрыт изнутри инеем, капли конденсата стекают вниз, оставляя за собой сверкающие в свете фонарей дорожки, на полу уже натекла приличная лужа.
– Товарищ капитан…
– Вижу, Нияз, вижу. Осторожнее.
Трое бойцов в боевых скафандрах приближаются к распахнутой темной пасти. Благодаря включенной системе нанокамуфляжа они почти незаметны, так, смазанные движущиеся пятна в полутьме коридора.
– Гранаты. Раз, два… давай!
Мгновенная вспышка, которую не могут до конца приглушить даже светофильтры шлема. И мощный звуковой удар, с которым еле-еле справляются аудиодемпферы.
Нияз выскочил вперед, поводя стволом винтовки из стороны в сторону. Нохча не должен стоять позади, нохча должен быть первым.
Хороший принцип. Правильный. Но не сейчас, не сейчас…
– Свет!
Нияз упал на колени и вопреки приказу комбата откинул забрало. Не хватало воздуха, хотя система жизнеобеспечения брони работала в штатном режиме, и он дышал открытым ртом, хватая морозный воздух. Очень морозный. С каким-то едва уловимым железистым запахом.
Настоящий нохча не может блевать от отвращения. В двенадцать лет Нияз Дзахоев впервые взял в руки кинжал. Он резал барана, но не блевал, хотя было страшно, очень страшно, а тут?
А тут не бараны…
Впрочем, он и не блевал. Ему просто было плохо. Не физически – морально. Душе было плохо…
Через забившую уши горячую вату донесся голос капитана Ильченко:
– Нияз! Нияз! Что у вас там? Лейтенант Дзахоев, мать твою, доложите обстановку! Нужна помощь?
Лейтенант прошептал успевшими замерзнуть губами:
– Смотри сам, командир, смотри сам…
И направил встроенную в шлем камеру, ведущую запись боя, подсветив ЭТО лучом мощного десантного фонаря.
Оставшийся в командирском БТРе Ильченко всмотрелся в транслируемую картинку и онемел. Автоматически он нажал клавишу записи, совершенно позабыв, что регистрируемая встроенными в боевые скафандры камерами информация и так копируется на микропроцессоры шлемов и командирские планшет-компы.
Это был холодильник. Огромный такой холодильник с запасами мяса. Ведь ящеры плотоядны, им нужно есть. Вернее, их нужно кормить, словно животных в зоопарке. Или готовых выполнить любой хозяйский приказ служебных собачек Мясом. Поскольку в нем так много белка и витаминов…
Вот они и сделали запас мяса.
Человеческого.
Они тщательно разделали женщин и детей. Видимо, у мужчин мясо оказалось жестче, поэтому мужских тел практически не было.
Ноги и руки – отдельно.
Отдельно филейные части.
Отдельно груди.
Отдельно выпотрошенные тела. Или все-таки туши?
Склад еды.
Теперь Нияз знал, что такое ад. Промерзший, со сверкающим в свете фонаря инеем на блестящем металле. С каплями конденсата и лужицей на полу.
И вокруг тебя разделанные тела твоих женщин и твоих детей. Твоих, да. Любая женщина и любой ребенок из твоего рода – твоя женщина и твой ребенок А ныне – все человечество твой род. А ты сидишь и кричишь. Потому что не смог их защитить…
После того что ты увидел – разве ты воин?
Нияз пришел в себя, когда лейтенант Юра и лейтенант Марат вытащили его в коридор.
Губы Марата тряслись, а Юра был бледен, как смерть.
– Нияз, ты как?
– Я хочу убивать, ребята… Я хочу убивать… И теперь я буду убивать их. Всех. Пусть потом под трибунал, пусть. Мне не страшно. Но пленных я здесь брать не буду, клянусь…
…Это жуткое место десантники обнаружили, в общем-то, случайно, перед тем с ходу разгромив одну из главных баз ящеров, помеченную на электронных картах маркой «2». Рукотворных крокодилов содержали в огромных загонах под открытым небом, благо мягкий климат Агрона вполне это позволял. Ограждались загоны четырехметровым решетчатым забором, увитым поверху спиралями колючей проволоки под слабым, но ощутимым для рептилий электротоком – похоже, хозяева не слишком-то доверяли своим «зверушкам», во всех смыслах предпочитая держать их от себя на расстоянии. Впрочем, ящеров подобное отношение, похоже, ничуть не задевало. Внутри загонов был небольшой пруд с бетонированными берегами, кормушка и даже нечто вроде спортивного городка, где вовсю резвился молодняк Взрослые рептилии в основном дремали в импровизированных гнездах, сложенных из какого-то хлама, дожидаясь очередного кормления или сигнала тревоги. Ни оружия, ни какой бы то ни было амуниции при ящерах не наблюдалось, что, впрочем, казалось совершенно логичным.