Вот и сейчас бессознательное подсказывало… нет, не так, не подсказывало – орало, захлебываясь мутной пеной паники: беги, беги, беги! Спасайся! Прячься! Фил откуда-то знал – если те, кто идет сюда с оружием, поймут, что он – это именно он, то его просто-напросто убьют. И хорошо, если сразу. А то ведь могут сделать, как с тем ящером. Сначала ранить, а потом бесстрастно добить выстрелом в голову.
Что же делать? Как быть-то?
Решение, решение… Где же решение? А что если?
Фил лихорадочно скинул с себя халат, затем одежду, раздевшись донага. Заскочил в комнату, прилегавшую к кабинету. Место одной из стен занимало огромное зеркало Гизелла. Ученые называли его «глаз шпиона», в шутку, разумеется. С одной стороны зеркало, с другой – прозрачное окно. Как так? Да очень просто. Древнейшее изобретение, между прочим. Мало кто из персонала знал, что это никакое не зеркало. Просто одно помещение освещено чуть ярче, чем другое. Достаточно сменить яркость и… И теперь Фил может лежать на полу, изображать из себя испытуемого и наблюдать за противоположной комнатой. Ловкость рук, и никакой фантастики, между прочим.
А вот и они! Дверь осторожно отъехала в сторону, в щель просунулось короткое дуло. Интересно, что это? Автомат? Пулемет? Плазменная винтовка? Фил никогда не разбирался в системах оружия. Это ему было не интересно. Между прочим, зря.
Поскольку, если б он интересовался оружием, то знал, что не стоит заинтересованно еле-дить за скачущим по кабинету темным мячиком, влетевшим сквозь щель. И понял бы, зачем закрылась дверь.
А затем…
Что-то вспыхнуло ярче солнца и больно ударило по ушам. Если бы ад существовал, то он был бы именно такой, в виде светошумовой гранаты. Только вечной. Свет, превращающийся во тьму. И дикий грохот, разрывающий голову как спелый арбуз. От перепонки до перепонки. От мозжечка до лобных долей.
Он даже не понял, как ему все-таки повезло. Не пришлось идти босиком по осколкам не выдержавшего акустического удара «шпионского глаза». Бойцы просто волоком протащили по ним бесчувственное тело бывшего руководителя эксперимента, да и дело с концом.
Никаким тонким психологом не нужно быть, чтобы понять, кто это бездыханный валяется на усеянном осколками полу. А не надо было халаты с бейджиками по кабинету раскидывать и трусы с нашивкой «Фил Зим». Утилизаторы отменили, что ли?
Лучше бы не раздевался, а сразу сдался. Тогда двум русским офицерам в боевых скафандрах и разгерметизированных шлемах не пришлось бы морщиться от вони. Сфинктерам по фигу на звания и научные степени. Они расслабляются, когда сочтут нужным…
Высадка прошла на удивление гладко. Гравилеты приземлялись прямо на территории Экспериментального центра, уставшие – и оттого порядком озверевшие – десантники выскакивали наружу, практически не встречая сопротивления. Немногочисленную внешнюю охрану смяли за несколько минут, не потеряв при этом ни одного бойца и не захватив ни одного пленного. Рассредоточившись по территории, десантники занялись прочесыванием, без разбору сгоняя всех обнаруженных в какой-то ангар, окруженный кольцом бронетехники. Нашли и несколько сотен агронцев, содержавшихся в бараках в самой дальней части научной базы. Пленников охраняли ящеры, правда, не ставшие уже привычными трехметровые чудища, а более мелкие, в рост человека и очень подвижные и прыгучие. Впрочем, ума у них оказалось ничуть не больше, нежели у собратьев, так что бой не затянулся. Рептилий просто оттеснили от строений и выгнали прямо под перекрестный огонь пары бээмдэ.
Бывших узников пока оставили в бараках, выставив охрану не столько для защиты, сколько предупреждая самосуд – люди, несмотря на слабость и «усеченный» геном, горели желанием расквитаться с мучителями. Не все, конечно, а лишь те, кто не превратился в полузомби, не выдержав издевательств экспериментаторов. Пожалуй, в иной ситуации Харченко с удовольствием так бы и поступил, но сейчас особист имел на пленных самые серьезные виды, надеясь с их помощью выйти наконец на верхушку пресловутого Ученого Совета. Потому он распорядился накормить людей и оказать кому нужно медпомощь, приставив следить за выполнением приказа отца Евгения. Сам же Сергей, переговорив с комбатом, прихватил нескольких наиболее толковых офицеров и занялся сортировкой пленных.
Всех, званием старше лаборанта или «эмэнэса», уводили и поодиночке рассаживали по отдельным комнатам. Поначалу кое-кто из пленных пытался, было, обмануть особиста, занизив собственную значимость, но Харченко, на планшет которого добровольцы-компьютерщики, копающиеся в местной информационной сети, уже скопировали личные дела сотрудников, без труда вывел их на чистую воду. После чего устроил показательное наказание одного из обманщиков в духе военно-полевого трибунала…
Больше обманов не было.
– Ну, что тут у тебя? – Крупенников заглянул в комнату, в которой Харченко беседовал с одним из пленных ученых. Как и всегда после тяжелого боевого дня, майор ощущал смертельную усталость, держась лишь на радости от победы да стимуляторах из индивидуальной аптечки, а вот особист выглядел на удивление свежим и бодрым. По крайней мере, такое ощущение создавалось внешне.
Сергей восседал за столом перед монитором, зажав в уголке рта сигарету и привычно морщась от дыма; рядом стояла ополовиненная чашка кофе и раскрытый электронный планшет. Допрашиваемый, короткостриженый невысокий мужчина в измятом и перепачканном чем-то белым добротном темном костюме, сидел напротив на высоком лабораторном табурете, сиденье которого было максимально поднято вверх.
Ему было неудобно – круглое сиденье оказалось совсем небольшим, а ноги не доставали до пола, и чтобы удержаться, приходилось сидеть очень прямо, словно школьнику с картинки о пользе правильной осанки. Комбат мысленно усмехнулся: у Харченко к каждому свой подход. Кому-то можно и лампой в лицо посветить, а кто-то и так сломается. Вон, у хлюпика уже весь лоб в испарине. Если попросит пересесть – считай все, созрел, готов к разговору. Интересно, сколько он уже мучается?
– Согражданин след…
Харченко, удивленно изогнув бровь, взглянул на него поверх монитора:
– Че-го?!
– Простите, гражданин следователь… У меня больная спина… Разрешите пересесть… Или хотя бы опустить сиденье?..
– Ничего, посиди еще, бакалавр, – беззлобно хмыкнул особист. И сообщил, повернувшись к комбату: – Понапридумывают названий, нормальному человеку и не выговорить – бакалавры какие-то, магистры…
– Это не название, а научная или академическая степень, со… гражданин следователь, – подал голос допрашиваемый, но Харченко оборвал его, повысив голос:
– Говорить будешь только тогда, когда я вопрос задам, бакалейщик! А пока – молчи себе в тряпочку. Ладно, опусти уж табуретку, хрен с тобой! – «смилостивился» он, видимо, посчитав, что тот достаточно «проникся моментом».
Коротышка мигом соскочил на пол и крутанул сиденье, опуская его до максимума. И с выражением крайней степени блаженства на потном лице уселся обратно, потверже упершись ногами.
«Похоже, Серега долгонько его на этом насесте продержал. Небось затекли мышцы-то», – решил комбат, собираясь уходить, чтобы не мешать Харченко. Потом поговорят, времени пока навалом.
– Так что ты мне там про эксперименты рассказывал? – как ни в чем не бывало спросил особист, продолжая допрос…
Крупенников стоял у выбитого ударной волной окна второго этажа (стекол после атаки на аэродром «летающего брандера», как некогда обозвал особист заминированный челнок, не осталось практически ни в одном здании) и смотрел на двор. Это здание, бывший главный научный корпус Центра, они с Харченко сразу после вчерашнего боя облюбовали в качестве временного штаба, особого отдела вместе с камерами предварительного заключения и казармы. Сергей весь вчерашний вечер и часть ночи проводил здесь допросы, комбат же, развернув переносной радиокомплекс и объединив во временную сеть несколько тактических планшетов, держал связь с кораблем и завершившими высадку добровольцами. Поспать офицерам удалось считаные часы.
Стекающаяся ото всех групп Добровольческого корпуса информация, в целом, радовала. Не встречая сопротивления, бойцы корпуса еще до наступления темноты заняли практически все отмеченные на картах населенные пункты Агрона. По большому счету, все прошло гладко, несколько коротких боестолкновений закончились победой руководимых офицерами мобильных групп. Потомки показали себя на удивление неплохо, не напортачив ни во время высадки, ни после нее. И даже потерь от дружественного огня не было, спасибо встроенной в скафандры системе опознавания «свой-чужой» и четкому командованию ветеранов. Впрочем, совсем без потерь не обошлось – непонятно откуда взявшаяся в пригороде столицы планеты группа ящеров обстреляла снижающиеся боты, уничтожив один и серьезно повредив еще два. Рептилий, конечно, раскатали в блин, но в том бою погибло еще двадцать добровольцев и трое офицеров. Остальные потери, к счастью, оказались санитарными, так что работы у операторов кибердоков хватило на всю ночь.
С населением проблем не возникло. Агронцы, поначалу напуганные свалившимися им на голову ботами (воспоминания о прошлом десанте, когда из челноков повалили вооруженные ящеры, и мирная захолустная планета умылась кровью, еще была слишком острой), быстро разобрались, что к чему, встретив освободителей, как героев. Цветов на броню промчавшихся по главной улице агронской столицы нескольких БМД и БТР, правда, не бросали, но на улицы вывалили из подвалов все уцелевшие жители. Вот тут-то комбат со всей остротой и почувствовал, как недостает Яши Финкельштейна, который использовал бы этот момент для грамотной агитации и пропаганды. Скрипнув зубами (Виталий не мог простить себе того, что разрешил замполиту уйти в свой последний бой), Крупенников вызвал нескольких офицеров, обычно помогавших Яше готовить материалы для политинфо