В начале XX века в Москве вышел известный двухтомник «Опыт русской фразеологии» М. И. Михельсона, в котором автор, наряду с другими устойчивыми фразеологизмами дает и такое понятие, как «Петербургский климат» — в смысле «нехороший», «нездоровый», и «Петербургская погода» — в значении «нездоровая, переменчивая». «Жить в Петербурге и быть здоровым?!» — успокаивают петербуржцы сами себя, и кашель на память о петербургской погоде называют: «Сувенир из Петербурга». Придавать особенное значение этому не следует. Так уж случилось исторически, что абсолютная, полярная противоположность петербургского морского климата и московского континентального, олицетворявшего в глазах петербуржцев восточную, азиатскую составляющую вековых традиций России, всегда являла собой известный соблазн для рискованных противопоставлений — как в Москве, так и в Петербурге: «В Москве климат дрянь, в Петербурге еще хуже».
У этой поговорки есть и другой вариант: «Съездить в Москву». Но ни Москва, ни Рига прямого отношения к ней не имеют. Фраза типично петербургская, и родилась она среди прекрасной половины населения северной столицы. Сначала в «рижском» варианте, а затем и в «московском», с появлением железной дороги между Москвой и Петербургом.
Речной и морской пассажирский транспорт играл заметную роль в повседневной жизни старого Петербурга. По процентному соотношению водной поверхности и суши Петербург стоит на одном из первых мест в мире. Даже в наше время вода занимает десять процентов городской территории. Легко представить, какой была эта пропорция в XVIII и XIX веках. Первыми средствами сообщения между многочисленными островами дельты Невы были паромные или лодочные переправы. Развивалось и пароходное сообщение. В XIX веке особенно любили петербуржцы морские путешествия в Кронштадт.
Постепенно пассажирские суда освоили всю территорию Финского залива. Регулярное сообщение было налажено с Ригой. Путешествие по морю оказывалось гораздо дешевле железнодорожного и поэтому пользовалось большой популярностью у населения. Но ходить на убогих каботажных суденышках было небезопасно. Пассажиров укачивало. Их постоянно тошнило. Родилась даже пословица: «В Ригу хочется», или «Съездить в Ригу». Название города Риги в этом случае служило удобным эвфемизмом грубоватого слова «рыгать».
Со временем появился и второй смысл этой идиомы. Иносказательно «Съездить в Ригу» означало тошноту в известном физиологическом состоянии. Таким витиеватым образом в целомудренном XIX веке женщины сообщали окружающим о своей беременности.
Но, как только наладилось более или менее регулярное железнодорожное сообщение с Москвой, петербургские красавицы тут же поменяли географические ориентиры. Дело в том, что количество дней, необходимых для тайного избавления от нежелательной беременности, совпадало с временем, которого вполне хватало для деловой поездки в Москву и возвращения обратно. Таким образом, в обществе можно было легко сослаться на необходимость такого краткого путешествия, и, не вызывая досужего любопытства, никуда не выезжая из Петербурга, благополучно уладить все медицинские вопросы.
Впервые опыт типового строительства жилых домов был предпринят в Петербурге еще при Петре I. Разработанные архитекторами Д. Трезини и Ж. Б. Леблоном так называемые образцовые дома для «бедных», «именитых» и «зело именитых», которыми должны были застраиваться улицы Петербурга, представляли собой не что иное, как попытку стандартизировать все строительство. В 1768 году Екатерина II учредила Комиссию для устройства городов Санкт-Петербурга и Москвы, в обязанности которой вменялось создание «всем городам, их строениям и улицам специальных планов по каждой губернии особо». Комиссия за время своего существования успела перепланировать 416 городов из 497, существовавших тогда в России. Первым крупным городом в этом ряду была Тверь. При проектировании Твери был использован петербургский опыт. Проект предполагал и трехлучевую застройку вдоль набережной Волги, и регламентацию высоты зданий, которые, как в столице, повышались от периферии к центру, и деление жилой застройки на кварталы, и строительство «сплошной фасадою», и так далее и тому подобное. Словом, как в Петербурге. В стране появилась даже соответствующая пословица: «Тверь городок — Петербурга уголок», по аналогии с древнерусской: «Ярославль городок — Москвы уголок».
Успешному развитию типового строительства способствовал господствовавший тогда в России архитектурный стиль классицизм, который провозглашал строгость формы, скупость декора и превосходство функциональных особенностей над внешней эффектностью. Во второй половине XIX века о типовом строительстве уже не говорили. Каждое здание старалось отличаться от соседнего в первую очередь индивидуально решенными фасадами. Типовой могла оставаться разве что общая планировка доходных домов. Но и эта особенность с развитием эклектики и особенно модерна все более и более исчезала, уступая место свободной планировке.
Первая попытка реанимировать типовое строительство была предпринята в 1930-х годах при проектировании в Ленинграде рабочих жилых городков в разных районах города — Кировского, Ботенинского и других. Тогда же началось возведение так называемых «Сталинских домов». Они предназначались для среднего и высшего звена партийных и государственных чиновников и поэтому отличались повышенным качеством строительства и улучшенной планировкой квартир. С 1931 по 1956 год в Ленинграде было построено 1956 таких домов. Сегодня это составляет ни много ни мало 9,1 процента всего петербургского жилого фонда.
Но особенно пышным цветом расцвело типовое строительство в 1960–1970-е годы. Начатое по инициативе Н. С. Хрущева, массовое жилищное строительство породило целые типовые однообразные кварталы так называемых «Хрущевок», или «Хрущоб». Всего таких домов было выстроено 5874, что составило 26 процентов всех зданий в Петербурге. Автором первого экспериментального проекта таких домов был эстонский архитектор Март Порт. Поэтому среди архитекторов и строителей бытует еще одно фольклорное название «Хрущоб»: «Портянки». Затем появились дома, которые якобы строились по индивидуальным проектам, но на самом деле по существу оставались такими же типовыми. Это можно легко проверить по прозвищам, которые они получили в городском фольклоре: «Китайская стена» на Придорожной аллее, 21; Варшавской улице, 51; Серебристом бульваре, 15; улице Типанова, 29; раскрашенные в разные цвета «Попугаи», или «Попугайники», вдоль Ленинского проспекта на Юго-Западе; «Этажерки» и «Свечи» — соответственно на Площади Победы и у Володарского моста; «Коробки» в районе улицы Костюшко; многочисленные «Куриные ножки» на набережной реки Смоленки Васильевского острова и, наконец, «Корабли» практически во всех районах города.
В настоящее время строить по типовым проектам считается неприличным. Благодаря этому отрадному обстоятельству застройка новых районов Петербурга становится если не ярко индивидуальной, то все-таки более разнообразной. Но старинная поговорка жива, и мы ею пользуемся, когда сравниваем однообразные, скучные, как две капли воды похожие друг на друга, жилые кварталы, выросшие в 1960–1980-х годах в многочисленных городах и поселках бескрайней страны.
Более удачного материала для уничижительной характеристики человека как малообразованного и невежественного, чем зримый образ единственного в нашей истории высокопоставленного чернокожего вельможи, Абрама Петровича Ганнибала, пожалуй, не сыскать. Известность прадеда А. С. Пушкина по материнской линии, военного инженера и генерал-аншефа, который начинал свою карьеру с должности камердинера и личного секретаря Петра I, была поистине всероссийской. Да и мифология, сложившаяся за три столетия вокруг имени этого незаурядного и высокообразованного человека, в основном сводилась к его экзотическому африканскому происхождению и необычному для северного края цвету кожи.
Как Ганнибал появился в России, истории хорошо известно. В 1705 или 1706 году русский посланник в Константинополе Савва Рагузинский прислал приобретенного им на рынке рабов чернокожего ребенка в подарок Петру I. Царь крестил десятилетнего мальчика, дав ему, в качестве восприемника, свое отчество и имя Абрам. С фамилией сложнее. Согласно одной легенде, Абрам Петрович получил ее лично от Петра в честь легендарного полководца Древнего мира — покорителя Карфагена Ганнибала; согласно другой — присвоил себе сам, в память о своем африканском происхождении. И произошло это гораздо позже, уже после смерти Петра I. Во всяком случае, известно, что первоначально чернокожего генерала звали Абрам Петров и только потом, через несколько десятилетий, «Петров» превратилось в «Петрович». Тогда же появилось и добавление — Ганнибал.
Предполагаемый портрет А. П. Ганнибала. Неизвестный художник. XVIII в.
Как мальчик, родившийся в Эфиопии, попал на невольничий рынок в Турции — неизвестно, но в семье Пушкиных сохранилась легенда о том, что единокровный брат Ганнибала однажды отправился на поиски Ибрагима, как звали мальчика на его родине. Не найдя Ибрагима у турецкого султана и узнав каким-то невероятным образом, где надо его искать, брат будто бы явился в Петербург с дарами в виде «ценного оружия и арабских рукописей», удостоверяющих княжеское происхождение Ибрагима. Братья встретились, но ставший к тому времени православным Абрам Петрович Ганнибал, как рассказывает предание, не захотел вернуться к язычеству, и «брат пустился в обратный путь с большой скорбью с той и другой стороны».
Совсем недавно, уже в наше время, эта легенда вроде бы получила неожиданное подтверждение. Некий Фарах-Ажал, проживающий в поселке Неве-Кармаль на территории современного Израиля, рассказал журналистам, что один из его предков в Эфиопии по имени Магбал мальчиком был подарен «белому царю». Это происходило во время какой-то войны, когда «белый царь» помогал эфиопам оружием. В деревне до сих пор живет легенда, что Магбал был обменен на это оружие. Через много лет до эфиопской деревни дошли сведения о том, что Магбал стал большим человеком у «белого царя». Портрет мальчика, сделанный художником, находившимся в составе миссии «белого царя», по утверждению Фараха, до сих пор хранится у одного из многочисленных родственников Магбала. Кстати, определение «белый» на родном языке Фараха обозначает не только цвет кожи, но и такие понятия, как «холод», «лед», «снег», что придает легенде еще большую достоверность.