ром. Притом, что эта жидкость тоже воняла капитально. И результат соответствующий, амбре жуткое, другого слова не подберешь. Мужики, обоняние которых слабее женского, такого дискомфорта явно не чувствовали, зато женщинам приходилось тяжко.
И вот, преодолевая брезгливость, она забралась сначала в скафандр, а потом и в шаттл, заняла изрядно потертое и неудобное, хотя и редкостно функциональное кресло, и стала ждать, когда их наконец доставят на поверхность Марса. Рядом, недовольно кряхтя, располагались остальные. Садились, пристегивались, ерзали, пытаясь устроиться удобнее. Не слишком-то это у них получалось, откровенно говоря, все же тот, кто проектировал сиденья в шаттле, явно был скрытым садистом и постарался вложить в конструкцию кресел максимум неудобства.
Приятель Басова, имя которого, в отличие от фамилии, она успела благополучно забыть, вошел последним. Внимательно, куда только делись ухмылки и раздолбайство, проверил, как сели пассажиры, и решительно устроился в кресле пилота. От ее внимания не укрылось, что кресло нестандартное, явно переделанное под габариты Ипатова. Стало быть, этот шаттл в его личном пользовании, причем давно. Защелкнул ремни автоматическим движением, не глядя, и отстегнул перчатки. Многие пилоты так делают, считая, что голыми руками лучше чувствуют штурвал. Ничего опасного, в случае нужды натянуть их обратно вопрос двух секунд.
– Укромное, я Лопух. К старту готов.
То ли случайно, то ли из пофигизма Ипатов не отключал трансляцию, и все его слова были слышны пассажирам. Раздались короткие смешки. В ответ вальяжный, ленивый и даже какой-то замедленный баритон произнес:
– Лопух, я Укромное. Старт разрешаю.
Ипатов шевельнул пальцами. Шаттл чуть заметно вздрогнул и медленно, невероятно плавно отделился от стыковочного узла. В правом иллюминаторе мелькнул бугристый, как и положено уважающему себя астероиду, бок станции, левый заполнил величественно красный Марс. Едва заметная дымка атмосферы ничуть не мешала, даже, как будто, терялась. Ипатов вновь шевельнул аккуратный штурвал, и шаттл, развернувшись, скользнул вниз. Еще щелчок – и управление принял на себя автопилот.
Марсианский посадочный модуль. Несколько минут спустя
Шаттл вошел в атмосферу практически незаметно, что, в общем-то, и не удивительно – по сравнению с земной она оказалась более чем разреженной. В результате спуск проходил куда быстрее, чем на родной планете, и при этом не наблюдалось спецэффектов вроде лижущей борта плазмы. Впрочем, Ипатов не торопился и вообще очень быстро перевел машину в горизонтальный полет.
Воспользовавшись моментом, Басов перебрался в кресло второго пилота, установленное, скорее, по традиции – особой нужды в нем не было, да и не особой – тоже. Новые шаттлы, по слухам, им уже не оборудовались, но Ипатову новенькую машину хрен кто даст, так что пилотировал он сейчас откровенное старье. Хорошо отлаженное, вылизанное до блеска, но – старье. Впрочем, незаметно было, чтобы Виктора это хоть как-то напрягало. Кораблем он управлял одной рукой, будто автомобилем, что выдавало огромный опыт при любительской, в общем-то, подготовке. Скорее всего, на планету он спускался так часто, что это уже успело надоесть, но пилот, которого готовили долго и тщательно, никогда не расслабится до такого поведения.
Повернувшись к Басову, пилот ухмыльнулся:
– Как в молодости, любишь смотреть вперед?
– Именно. А ты, смотрю, все не расстаешься с вредными привычками?
Ипатов вновь ухмыльнулся. Челюсть его, словно подтверждая слова однокашника, размеренно двигалась – от пристрастия к жевательной резинке его, похоже, только могила исправит.
– Вредные привычки – это только те, которые вредят тебе. А если окружающим, то нечего было окружать.
– Угу, угу, – покивал головой Басов. – Поостри мне еще. Совсем вы тут, смотрю, вдали от недремлющего ока начальства расслабились. Сплошное ля-ля-ля да хи-хи-хи. Послушаешь – так не передовой отряд исследователей космоса, а взвод юмористов собрался. Вас бы на плац – и маршировать отсюда и до обеда. Что еще за Укромное, Лопух?
– А, это у нас диспетчер полетов развлекается, – Ипатов даже не пытался обижаться. – Делать ему нечего, вот и придумывает ерунду всякую, вроде нестандартных позывных.
– Делать нечего?
– Понимаешь, кораблей мало, шаттлов тоже раз-два и обчелся… В общем, есть такая профессия – на работе сидеть.
– А если и впрямь какой умник прилетит с проверкой да устроит вам разнос за неуставные беседы в эфире?
– Ну, мы все-таки не военные. Прилетали уже одни такие, все в скафандрах с погонами, пробовали нам уставы писать. Мы их послали на хрен – они и пошли. Не подчинены мы им, и все тут. Это своими, которые на службе, они еще могли бы покомандовать, но, что интересно, даже не пытались. Наверное, поняли, что те их тоже пошлют.
– Да уж, дисциплинка…
– Да ладно тебе. Диспетчер может наедать себе пузо и молоть языком, но он профессионал своего дела, и ни единого сбоя при мне не случалось. У меня налету сейчас больше, чем у иного генерала, уже, притом, что к основной работе нареканий ни малейших. Остальные, поверь, такие же.
– Поня-атно, – скептически протянул Басов, но от дальнейших комментариев воздержался.
Шаттл между тем начал заваливать влево – Ипатов скорректировал курс, но получилось у него слишком резко, что еще раз подтвердило мнение Басова о нем, как о пилоте. Воздушный хулиган, вот кто он. Натаскать, конечно, натаскали, но остался Виктор при этом любителем до мозга костей. Впрочем, пускай его, летит уверенно, аварии не допустит. Вот только почему все-таки он пилотирует сам? Разве нет на базе профессиональных летунов?
Ответ его огорошил. Как оказалось, военные и гражданские на марсианской базе жили не то чтобы на ножах, однако и не совсем мирно, стараясь лишний раз не пересекаться. А потому, раз пилоты в большинстве были военными, где только можно, старались обходиться своими силами. Да что здесь творится-то, а? Похоже, именно об этом предупреждал генерал Нечипоренко в приватной беседе. И Басову происходящее совсем не нравилось.
Внизу появились горы. Огромные, намного выше земных, следствие меньшей гравитации. Судя по виду, образовались они давно и практически мгновенно, общепринятая теория гласила, что к этому был причастен астероид. Последний, согласно той же теории, ударил в поверхность Марса, «сдув» при этом большую часть атмосферы и вызвав колоссальное смещение тектонических плит. Жизнь на планете, если она и была (что не доказано), исчезла как раз в тот момент буйства стихий. Стройная теория, но Басов предпочитал смотреть на нее скептически, уж больно часто приходилось наблюдать, как такие вот стройные и логически выверенные гипотезы буквально через несколько лет царствования вдребезги разбиваются, сбитые с пьедестала каким-нибудь новомодным течением. А главное, ничего удивительного в таких процессах нет. Слишком уж много в любой теории допусков и незаполненных доказательствами прорех.
Шаттл клюнул носом (хотя для его дискообразной конструкции подобное звучало несколько неуместно) и начал снижаться. Мелькнули под брюхом летающей машины острые пики скал – и перед Басовым открылось широкое плато, залитое неярким марсианским солнцем. Здесь вырвались наружу внутренние слои коры планеты, и множество перемятых, хаотично перемежающихся слоев, имеющих разные цвета, да еще вкупе с игрой света и тени, создали поистине невероятную, захватывающую дух картину. Судя по донесшимся из пассажирского отсека восхищенным репликам, увиденное произвело впечатление не только на Басова. На других, наверное, даже большее – он, профессиональный геолог, видел на Земле хотя бы что-то подобное, а они столкнулись с красотой древнего камня едва ли не впервые.
Самоходная буровая установка, возле которой мягко приземлился шаттл, на фоне всего этого великолепия смотрелась чужеродно и как-то убого. Сверху так и вообще терялась в силу своей мелкости и незначительности по сравнению с окружающими ее горами и безграничным пространством. Больше всего она напоминала древний луноход – такие же велосипедного вида колеса, даже сейчас выглядящие одновременно и футуристично, и несерьезно, похожий из-за поднятой антенны на вскрытую консервную банку корпус… Вот только размерами все это превосходило даже стодвадцатитонный танк прорыва, которыми в свое время ломали китайскую оборону возле Пекина. И когда понимаешь, что всей задачи у машины – бурить шурфы глубиной до ста метров, невольно приходишь к мысли, что истраченные на разработку и создание дюжины таких роботов, ползающих по Марсу, средства можно было бы использовать и более рационально. Впрочем, спрашивать о том Басова никто не собирался, и он это хорошо понимал.
Народ высыпал из чрева шаттла, словно горох из дырявого мешка. Вроде и недолго сидели, а ноги-спины успели затечь капитально. И, пока они разминались и издали рассматривали самоходку (а близко подходить нельзя, техника безопасности написана кровью), геологи пошлепали к агрегату.
Вблизи футуристичность машины терялась – наверное, сказывалась облупившаяся краска на бортах и глубоко ушедшие в пыль затрапезного вида гидравлические опоры, на которых сейчас висела туша робота. Тем не менее, когда стоишь рядом, габариты машины подавляли еще больше, а рассмотреть верхнюю часть буровой вышки и вовсе не получалось – мешал не слишком удобный шлем скафандра. Басов с легкой завистью посмотрел на товарища – его одежда оказалась более совершенной, и шлем был полностью прозрачный, не ограничивая обзор сравнительно небольшим передним стеклом, как те, которыми пришлось воспользоваться остальным.
Робот вовсю бурил очередную скважину. Вращались трубы[1], вылетал на поверхность шлам[2], громко шипел компрессор. Здесь, в условиях отсутствия воды, технология продувки, давным-давно забытая на Земле[3]