Когда они оказались на поверхности, под лучами холодного марсианского солнца, давящее ощущение иррационального ужаса почти сразу ушло, спряталось в уголке сознания. И в шаттле не вернулось, что радовало. Кстати, то, что разговор происходил в его кабине, вроде бы проверенной, но все равно менее надежной с точки зрения возможной прослушки, говорил о том, что эту информацию Ипатов ценит куда ниже, чем переданную в первый раз.
Откинувшись в кресле, Виктор прикрыл глаза и несколько секунд, молча, сидел. Потом спросил:
– Небось, думаешь, почему я тебе все это показал?
– Думаю, – не стал отрицать Басов. – Об этом следовало сообщить наверх. Сенсация гарантирована, слава тоже.
– Ошибаешься, – Ипатов вздохнул. – Сенсация… Ну, она, может, будет, может, нет, все зависит от того, решат сообщать о находке или засекретят. Но вот славы я точно не дождусь, ни за что и никогда.
– Думаешь?
– Знаю. Открой глаза, старик. Мы живем в мире науки, здесь друг друга жрать положено. Как только об этом месте узнают, сюда примчится толпа маститых и седобородых. И будут все знать, что сделано все под руководством академика такого-то, предвидевшего, предложившего, обосновавшего, ну и так далее. А я окажусь в конце очереди или вовсе за забором. Вспомни, много ли народу знает, как звали того крестьянина, что зацепил плугом статую в Помпеях? И сохранила ли история его имя вообще?
Басов честно задумался, Ипатов с усмешкой наблюдал за ним. Потом снова вздохнул:
– Вот потому-то я и не хочу никому и ничего сообщать. Да, я нашел это место случайно, подобрал камень – а это бетон. Почти такой же, как тот, которым мы пользуемся, разве что, похоже, на основе шлаков. Но, во-первых, я – геолог, поэтому и понял, а они бы даже не посмотрели в его сторону, а во-вторых, это я пахал на Марсе, а не они. Они в кабинетах сидят – вот пускай и дальше этим занимаются.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Зачем? А затем, что после Сатурна ты будешь если не знаменит, то известен. Будешь выступать, давать интервью. И скажешь это во всеуслышание, так, чтобы ни у кого не осталось сомнения, кто и чего тут достоин.
– Все-таки славы хочешь, – прищурился Басов.
– Хочу, – не стал жаться приятель. – И возможностей, которые она дает, тоже хочу.
– Денег, например?
– А что? Это противоестественно?
– Ну, любить деньги – это нормально.
– Я люблю не деньги, а то, что на них можно купить.
– Логично. Не боишься, что я себе загребу открытие?
– Не-а, – мотнул головой Ипатов. – Все ж таки, думаю, я тебя знаю неплохо. Ты можешь увести девушку – но не плюнешь в спину. Да и потом… Знаешь, даже если я ошибаюсь, пускай это достанется тому, кто рискует в космосе, чем протирателям штанов.
– Понял тебя, – задумчиво пробормотал Басов. – Ладно. Я сделаю все, что могу.
– Вот и ладно, – улыбнулся Виктор, и лицо его вдруг помолодело, став почти таким же, как в не такой уж далекой молодости. – А теперь давай звать наших экскурсантов, засиделись мы.
Разгулявшиеся пассажиры подтягивались больше часа – разбрелись они все же далеко, некоторые даже по скалам успели полазить. Хвастались фотографиями, видеокадрами, показывали сувениры – чаще всего камни необычной формы и красивых расцветок. Кривоносовой повезло найти друзу с кристаллами очень красивого фиолетово-черного окраса – довольно распространенный здесь камушек, ближайший родственник земного аметиста. Правда, друза оказалась расколотой и попросту развалилась у нее в руках на четыре здоровенных обломка, но астрофизик, не слишком огорчаясь, один кусок забрала себе, второй сунула в руки Басову, для коллекции, третий отдала Петровой, а четвертый зарезервировала для Ирины. Уж у кого-кого, а у Людмилы Алексеевны жадность домашним зверьком никогда не была.
Зато удружил Павлов. Этот придурошный спортсмен решил прихвастнуть перед женщинами и сделать сальто, эффектно прыгнув со скалы. При марсианской гравитации – вполне реально, даже в скафандре, вот только привыкнуть к ней еще требовалось. Степан этого не учел и заработал гематому на пятой точке. Хорошо еще, ничего себе не сломал. В результате весь обратный перелет он, под сдержанный смех товарищей, принимал немыслимые позы и шепотом ругался под нос. В общем, день пролетел весело, и, когда шаттл пристыковался к станции, народ разбежался довольный и усталый.
Борт корабля «Седов». Вечер того же дня
– Очень интересно. И у кого вы это нашли, говорите? – поинтересовался контрразведчик.
Романов ответил. Контрразведчик усмехнулся.
– Знаете, я почему-то даже не удивлен. А вот эти игрушки?
Романов снова прокомментировал, правда, непечатно.
– Надо же, сразу у двоих… Вот этому я как раз удивлен, господа хорошие. Но признаю, вас можно поздравить, хоть какой-то результат. Правда, весьма спорный.
– Это почему еще?
– Если что-то не пытаются спрятать, то могут это сделать по глупости и наивности, по тонкому расчету или считая себя в своем праве.
– То есть?
– То есть все просто. Или рассчитывают, что каюты обыскивать не станут, что наивно, или для того, чтобы в случае нужды сказать: это не мое, разве в подобной ситуации настоящий шпион станет класть такой компромат на видное место? Да я бы запрятал его так, что Карацупа не разнюхает. Ну, а еще человек может иметь право держать при себе такую вещь, понимаете?
– Вот как?
– Игорь Петрович, Ирина Васильевна… Вот скажите мне, вы уверены, что я – единственный представитель спецслужб на корабле? Притом что сам я в этом не уверен?
На рубку накатилось тягостное молчание. Все трое переглядывались, словно пытаясь понять, можно ли здесь вообще доверять хоть кому-то. Наконец контрразведчик сказал:
– А еще мы не рассматриваем, к примеру, такой вариант, что предметы могли быть подброшены. Специально для того, чтобы бросить тень на совершенно невиновного человека.
– Но кто знал, что будет обыск?
– Вы двое. Этого мало?
Романов судорожно сглотнул:
– Ну, знаете ли…
– Знаю, Игорь Петрович, знаю. И, по долгу службы, вынужден рассматривать все варианты. Тот, который я озвучил, кстати, не единственный. Поэтому давайте впредь без самодеятельности, ладно?
– Но кто же…
– Не знаю. По формальным данным ни к кому придраться не получается. Да и не с улицы людей набрали, честно говоря, за каждым куча народу, готовая поручиться в их честности. Только вот не забудьте, что по приказу слона и червяка удавом назначат. Я сейчас буду серьезно думать, а вы и впрямь воздержитесь от резких телодвижений. В полете, когда вокруг не будет толпы чужого народу, разберемся…
– Согласен, – хлопнул ладонью по столу Романов, и в этот момент их прервали.
– Командир, – затрещала внутренняя связь придушенным голосом Коршунова. – Игорь Петрович! Подойдите к стыковочному узлу. Быстрее, пожалуйста.
Абсолютно не по уставу, конечно, однако это лучше всяких слов показывало, что случилось нечто серьезное, требующее вмешательства командира. Переглянувшись, все трое выскочили из рубки и бегом помчались по коридорам «Седова». Увы, только чтобы успеть к шапочному разбору и пропустить самое интересное.
Когда они выскочили из корабля, то сразу увидели источник волнений механика, а также причину, по которой здесь уже собралась довольно приличная, по меркам станции, человек в тридцать, и продолжающая увеличиваться толпа. Здесь был и экипаж корабля, держащийся чуть особняком, и местные, причем сплошняком гражданские.
Первое, что бросилось в глаза, это их замершая в воинственной позе астрофизик. Точнее, воинственной-то позу какой-нибудь случайный человек вряд ли назвал бы, но для тех, кто разбирался, сразу же становилось ясно – Кривоносова держит под контролем все окружающее пространство и готова в любой момент применить силу. Как-то не похоже на их серую крыску и синего чулка, даже волосы будто гуще стали.
А прямо перед ней лежал, скрючившись, и шипел сквозь зубы высокий, это было заметно, несмотря на нелепую позу, крепкий мужчина. Что характерно, в мундире и при майорских погонах. А еще, как отметил про себя командир «Седова», собравшиеся смотрели на поверженного без особого сочувствия.
– Это что здесь происходит? – поинтересовался Романов, и его голос сразу немного разрядил атмосферу. Появление облеченного властью человека все восприняли как дар небес.
– Эта… – дальше было нецензурно, – меня…
– По яйцам пнула и три зуба выбила, – удивительно спокойным, даже, можно сказать, мирным голосом закончила за него фразу Кривоносова. – Нечего девушку лапать, если она этого не хочет. В следующий раз так легко не отделаешься, вообще наследников не будет.
Уже через минуту стала ясна подноготная вопроса. Местный дон Жуан (а без таких не обходится ни один коллектив, и любовью они, что характерно, не пользуются) решил вдруг разнообразить меню. И, что характерно, нарвался.
Больше всего удивление вызвал тот факт, что их астрофизик не только оказалась не дура пощипать гитарные струны, но и в юности, до того, как увлеклась наукой, была чемпионкой Санкт-Петербурга среди юниоров по ашихара каратэ. Стиль прикладной и очень жесткий, что и прочувствовал на себе ухажер. Откровенно говоря, даже удивительно, как не слишком крепкая на вид дама в мешковатом комбинезоне удержалась от того, чтобы не решить проблему максимально простым способом. К примеру, сломав майору руку или ногу. Однако же сдержалась, и потому незадачливый вояка, отказавшийся убрать руку с талии дамы, в качестве второй просьбы отделался «всего лишь» потерей нескольких зубов и ушибом мошонки. Словом, нечего жаловаться, сам виноват.
В принципе, подоспевший заместитель командующего марсианской эскадрой, аж целый капитан первого ранга, никаких претензий выдвигать даже не пытался, только сказал все еще не способному разогнуться любителю новых ощущений пару теплых и ласковых на великом и могучем, после чего двое шустрых мичманов подхватили болезного под руки и утащили куда-то. Наверное, в медотсек, лед к причинному месту прикладывать. После этого, принеся извинения, офицер удалился, зеваки тоже как-то быстро рассосались, и мир на станции был восстановлен. И членам экипажа оставалось теперь лишь гадать, что еще они не знают друг о друге.