А может, поговорить с ним? Басов вроде бы не дурак, не злодей, да и сам, может статься, на кого-то завязан. Поговорить по-хорошему. Как минимум, прощупать, что он знает. А там уж видно будет. Может, ерунда это все, и она себе просто страшилок напридумывала. Кто сказал, что нет? Так, решено.
Когда? А вот это вопрос интересный. Скорее всего, уже после старта. Прямо сейчас нельзя, он раздражен и может повести себя неадекватно. Через два часа у них посадка. Стало быть, не успеет. Но на базе он промолчит. Хотя бы ради чести мундира. Не захочет выносить сор из избы. А вот сразу после старта надо попробовать. Черт, как же все не вовремя…
Орбита Европы. Несколько позже
Самый маленький из Галилеевых спутников Юпитера производил странное впечатление. Слабо мерцающий в неприятном свете Юпитера белый шар, исчерканный коричневой сетью. Сеть – трещины, белизна – лед. Самый настоящий, вода – не метан какой-нибудь замороженный. Многокилометровая толща льда – а под ним бездонный океан. Лед, по слухам, пробурить удалось, но достигнуть дна океана земной технике оказалось пока что не под силу.
Ничего удивительного, что именно здесь и располагалась русская исследовательская база. Точнее, одна из них. Все же планета, обладающая запасами воды – это серьезно и снимает очень многие проблемы. Закопавшись в ледяную толщу метров на двести, можно было не бояться ни излучения, ни небольших метеоров. Плюс атмосфера, едва заметная, но все же кислородная. Для планеты, размером поменьше земной Луны, практически невероятно – однако вот она, никуда не делась. Жить можно, в общем.
Минусы у Европы, правда, тоже имелись. Например, проблемы с полезными ископаемыми – изо льда много не нароешь. Именно поэтому существовали еще две малые базы – на Альматее и Ганимеде. Точнее, они еще строились – размах у России, как всегда, был грандиозным, но на все не хватало ни времени, ни средств. Тем не менее, на юпитерианской базе работали сейчас около двухсот человек, и в ближайшее время предполагалось увеличить их число, по меньшей мере, вдвое, а также перебросить сюда на постоянное базирование как минимум два корабля.
Кстати, здесь, возле Юпитера, как и в случае с Марсом, тоже отметились конкуренты. Совместная экспедиция вылетела даже немного раньше, а прибыла всего на три месяца позже русских, и им не чинили препятствий. Ну, почти не чинили – просто показали, к каким спутникам лучше не приближаться, и все. Естественно, что в их число вошли самые лакомые кусочки, а потому рассчитывавшие устроить базу на Европе или хотя бы на Каллисто вновь прибывшие попробовали возмутиться. Русские тут же, в привычной уже всему миру спокойно-решительной манере, продемонстрировали им патрульный крейсер, и на том вопрос был исчерпан.
Земные газеты, правда, еще долго вопили насчет имперских замашек и реваншизма. Опять же, термин «Империя зла» всплыл. Однако после того, как русское МИД предупредило, что еще немного, и «империя будет очень зла», вся эта шумиха очень быстро сошла на нет. Все еще помнили, чем кончается хамство, и пересмотреть результаты последней войны не стремились. Хотя бы потому, что русские запросто могли их перепоказать. Так что, решив, что дракон прав уже потому, что он дракон, а у умного человека всегда есть, что не сказать, за бугром аккуратненько заткнулись.
Пришлось недовольным обустраиваться по соседству, построив базу на Метиде. Впрочем, русские не запрещали им вывозить для собственных нужд лед с Европы, что при отсутствии гравитационных двигателей выглядело изощренным издевательством. И работали у европейцев всего человек пятьдесят, большего системы жизнеобеспечения не тянули.
Вот такая сложилась ситуация к моменту, когда «Седов» вышел на орбиту Европы и завис над главной базой. Ее, кстати, не зная точных координат, было не так-то просто обнаружить. Не то чтобы строители специально планировали ее замаскировать, просто когда все скрыто под толщей льда, а посадочная площадка уютно расположилась на дне неглубокого метеоритного кратера, разглядеть что-то сложно, хоть глазами, хоть с помощью приборов.
Единственным демаскирующим элементом здесь и сейчас являлся крейсер, развалившийся в этом самом кратере с грацией обожравшегося кита. Да он и похож был на кита или, скорее, учитывая его зубастость, на кашалота. Большой, черный… Попытайся он опуститься на поверхность Земли или Марса – и силовой набор корпуса повело бы в их тяготении, и, скорее всего, корабль попросту рассыпался бы на запчасти. Но здесь и сейчас построенный для странствий в открытом космосе легкий крейсер «Аскольд» мог лежать на льду сколь угодно долго. Скромные размеры и низкая гравитация Европы пришлись очень кстати.
Теоретически «Седов» вполне мог присоединиться к своему бронированному собрату. На практике же Романов даже не пытался этого сделать. Откровенно говоря, в подобном извращении просто не было смысла. Груз легче опускать прямо с орбиты. Не своим ходом, конечно, контейнеры побьются, даже несмотря на низкую гравитацию, однако возможности посадочных модулей для обеспечения мягкой посадки более чем достаточно. К тому же самим при этом и делать ничего не требуется – модулей на базе с избытком, оттащат, что надо и куда потребуется.
Говорят, человек может бесконечно смотреть на горящий огонь и текущую воду. На самом деле, это не совсем верно. Смотреть можно на любое количество вещей. Главное, лежать при этом на диване. Именно этим и занимался сейчас экипаж «Седова». За иллюминаторами сновали туда-сюда посадочные модули, исполняя несвойственную им обычно функцию грузчиков. Впрочем, судя по сноровке, занимались этим они далеко не впервые.
Процесс шел вроде бы не спеша, но в то же время очень быстро. Модуль аккуратно (получалось это, правда, всегда с первой попытки и на хорошей скорости) подходил к контейнеру и тут же пристыковывался к нему с помощью мощных магнитных захватов. Одной из причин того, что контейнеры делались из стали, была именно возможность такой вот быстрой транспортировочной стыковки. На пульт командира «Седова» шел сигнал, после чего он давал команду на сброс. Контейнер отстреливался от грузовой аппарели, и намертво сцепленный с ним модуль уходил вниз. Быстро, четко, красиво. Смотреть на такое – одно удовольствие, жаль лишь, что оно быстро закончилось. Огромный корабль разгрузили менее чем за два часа.
– Ну что, на выход? – спросила, вставая с кровати, которую она оккупировала, Ирина. Делать ей сейчас в рубке было совершенно нечего, и она, сдав корабль Романову, совершенно по-свойски заявилась в гости к Басову. Он, впрочем, был не против.
– Можно и на выход, – профессор тоже встал. Поморщился – в затылок стрельнуло, и голова заболела. То ли от неловкой позы, все же кресло, на его взгляд, было неудобным, то ли из-за того, что разозлился во время разговора в кают-компании. Бывало с ним иногда такое, понервничаешь – а потом голова болит. Тоже память о войне. Демьяненко гримасу заметила.
– Что такое?
– А, ерунда, пройдет, – Басов кинул в рот капсулу обезболивающего, сглотнул на сухую. – Сколько у нас времени?
– Минут пятнадцать, не больше. Потом вниз.
– Хорошо. Тогда у шлюза.
Ирина кивнула, но от Басова не укрылось, как она, выходя из каюты, внимательно на него посмотрела. Не хватало еще, чтобы опекать его тут вздумала. Приняв максимально беззаботный вид, он помахал ей рукой и полез в шкаф. Намек был понят правильно, и секунд через несколько дверь мягко закрылась.
У шлюза Басов оказался уже минут через десять. Не то чтобы боялся, что улетят без него – нет, конечно – однако и заставлять товарищей ждать тоже было невежливо. И спустя четверть часа их модуль уже аккуратно опустился возле крейсера, аккурат напротив шлюза, ведущего на базу. На «Седове» остался только капитан, уже бывавший здесь и потому решительно поменявшийся с Демьяненко вахтами. Решил, видимо, дать коллеге удовлетворить свое любопытство. Ну и Серегин тоже остался – как пояснил штатный врач экспедиции, ему сегодня нездоровилось.
Откровенно говоря, ничто не мешало посадить модуль, к примеру, в приемную шахту космодрома, очутившись потом сразу же на базе. Даже скафандры надевать не потребовалось бы. Но побывать на Европе и не пройтись по ее поверхности – это уже нонсенс. Так что сотню метров ножками – это нормально, для того и приземлялись.
Покрывающий лед снег или, точнее, изморозь, был белым-белым и невероятно чистым. На Земле такой встретить – редкость. Он ухитрялся блестеть даже в неярком отблеске Юпитера, да так, что сработали автоматические фильтры, затемнив забрало гермошлема. А еще, несмотря на разреженность атмосферы, звук она передавала, и когда под ногами захрустело, то Басов ощутил твердую уверенность, что для сохранения тепла, уюта и чувства защищенности ему требуется поддеть теплые кальсоны. И это в полностью изолирующем от внешнего воздействия скафандре. Маразм!
Кессонная камера оказалась на удивление просторной. Даже с учетом громоздких скафандров, в ней могла бы разместиться группа побольше их раз этак в пять. Строили здесь даже не с размахом – с размашищем! А все потому, что, во-первых, не было проблем с воздухом, а во-вторых, база явно планировалась под основу для чего-то еще более грандиозного. Правда, конкретику могли знать, наверное, разве что в Кремле, но о масштабах говорило хотя бы даже количество привезенных сюда их кораблем грузов. А ведь к Юпитеру транспорты ходили регулярно, почти как трамваи.
Когда они, сняв скафандры, шагнули через высокий порог, то обнаружили, что их ожидают. В этом ничего удивительного не было. И в том, что встречать их вышел лично комендант базы, тоже. А вот то, что он, ожидая гостей, со скучающим видом курил трубку, повергло их в шок. Ну, пятерых-то уж точно. В космосе курить – это уже из разряда ненаучной фантастики, однако именно этим и занимался комендант базы и, по совместительству, начальник юпитерианской экспедиции полковник военно-космических сил России Кузнецов.
Наверное, подобное было возможным только здесь, где не было проблем с воздухом, зато имелась обладающая явным избытком мощности вентиляция. Вот и сидел полковник за стоящим прямо в коридоре небольшим, явно самодельным столом и самозабвенно пыхал трубкой, выпуская в потолок струйки дыма. А судя по пепельнице, на четверть заполненной окурками, предавался столь пагубной привычке не только он.