На задворках Солнечной системы — страница 36 из 49

Когда контрразведчик закончил, в рубке на несколько минут установилось полное, гнетущее молчание, а потом Демьяненко спросила:

– И кто, по-вашему, это может быть?

– Любой. Абсолютно. Нас троих я вычеркиваю, иначе получается окончательная паранойя, но и без того паршиво.

– И… что теперь делать?

– Следить. Друг за дружкой следить. Не расставаться с оружием. Впрочем, после известных событий стволы и без того у всех на поясах. Ну и быть готовыми к неприятностям. Если мы не найдем предателя сейчас, то придется устраивать обыск корабля по прибытию на Землю, перекрестные допросы и прочие радости жизни. Ничего смертельного, конечно, но…

– Позор, – стиснул кулаки Романов.

– Именно так. В общем, думайте. И еще, подозреваю, что попытка британцев устроить нам каку и этот шпион связаны между собой. Так что на допросе присутствовать надо обязательно.

– Угу. И никогда не забывать, что Запад и западло – слова однокоренные…


Борт корабля «Седов». Пятнадцать минут спустя

Стук в дверь на борту космического корабля прозвучал несколько старомодно. Впрочем, в последнее время так поступали почти все. Незаметно сложились традиции, свойственные только этому кораблю. Нормальная ситуация.

– Заходите, кто там…

– Я это, я. И не надо так орать, – в каюту тяжело, устало шагнул Басов. Остановился, оглянулся. – Можно присесть?

– Садись, – Петрова махнула рукой в сторону кресла. – Только давай недолго, а? Я как раз собралась лечь, поспать.

– Хорошо, Владислава. Не волнуйся, много времени у тебя я не займу. Только… хочу задать один вопрос.

– Задавай, – кивнула женщина. В принципе, какой будет вопрос, она знала. Небось, об Ирке. Дурак ты, Басов, хоть и профессор, стрелок и вообще крутой. Кузнецов вон рассказывал, как ты в ту войну геройствовал. А на полкана впечатление произвести ой как трудно. Да и сегодня класс показывал. Неудивительно, что Исмаилова не боялся, тот против тебя – сосунок, уделал бы ты его без шансов, будь даже у него в руках пулемет, а ты – голый и босый. Но с бабами – дура-ак… И в этот момент Басов ее огорошил.

– Скажи, Владислава, кто ты?

– То есть?

– То есть, кто ты? – повторил свой вопрос Басов и вдруг усмехнулся. Резко, зло, неприятно изогнув уголки рта. И Петрова разом вспомнила его же. Совсем недавно. С картой памяти в крепких пальцах. Из-за происшествий последних дней она забыла об этом эпизоде, вынесло его из головы потоком событий. А вот Басов, похоже, не забыл.

– Ты ничего не путаешь? – спросила она максимально холодным тоном, вставая с кровати.

– Сидеть, – Басов вроде бы не повышал голоса, но было в единственном сказанном им слове что-то, заставившее мгновенно подчиниться. Ноги будто сами собой подкосились, и Петрова плюхнулась на задницу. – Не зли меня, Влада.

Он не угрожал, нет. Просто опытной космической волчице стало ясно: этот человек, случись нужда, может начать говорить и по-плохому. И проверять, как это будет выглядеть, совершенно не хотелось.

– Я тебя не совсем понимаю, – сделала она еще одну попытку, уже не надеясь на успех. Басов вновь усмехнулся.

– Хорошо, сейчас поймешь. Владислава, тебе не кажется, что у нас непрерывно какие-то странности? Причем они сливаются вместе так, что и сам полет становится одной большой странностью?

– Э-э…

– Не бубни под нос. Я могу поверить в одного шпиона – в конце концов, мы и впрямь испытываем новые двигатели, и конкуренты просто обязаны были подсуетиться. Странность здесь, скорее, что подсунули неумеху Исмаилова. Но это ладно, внедряли того, кто есть, а за отсутствием гербовой писать можно и на клозетной. В это совпадение я еще могу поверить. Но в корабль, который нас перехватывал. В корабль, который шел бомбить нашу базу… Да-да, именно бомбить. Ты внимания могла и не обратить, а я посмотрел. На внешней обшивке крепились контейнеры с ракетами. Не знаю, что внутри, но сам факт их наличия о многом говорит. Зачем гражданскому кораблю, ни разу не гравилету, тащить дополнительный груз, сжирая драгоценные ресурсы? В общем, там еще много, что было, и непонятного хватает. А я очень не люблю непонятки, слишком уж они часто оказываются вредными для здоровья. И сейчас главное, что одна из этих непоняток – ты.

– Я? – Петрова удивилась, насколько пискляво это вышло.

– Ты, ты. Хотя я вначале и не понимал, что это именно ты. Но еще на Марсе понял, что здесь не все чисто.

– А-а…

– Вот, – на стол легла карта памяти. Владислава впилась в нее взглядом. Басов усмехнулся. – Ее мне передали на марсианской базе. Данные зашифрованы, да мне они и не интересны, честно говоря. Что надо, сказали на словах. Но это к делу не относится, здесь главное другое.

– И… что?

– Понимаешь, подруга, тут ведь как… Человек, который передал мне этот никчемный кусочек пластика, ошибся. Ошибся потому, что те, кто формулировал задание, не все знали. Ему было сказано, что связного он будет знать в лицо, и не подумали, что таких людей на борту «Седова» может оказаться несколько. Если конкретно, двое. Ты и я.

– Ты?

– Ну, да, так и было. Я потом осторожно расспросил остальных. Так вот, никто с ним раньше знаком не был. А вот ты, я помню, с ним поздоровалась именно как со знакомым, хоть и не самым близким. Уж скорее, шапочным. Моего… гм… товарища подвело восприятие, связной и знакомый – слова мужского рода, вызывающие соответствующие ассоциации. К тому же он знал меня и дольше, и лучше, чем тебя. Дальше простая логика. Ну и на финал, я показал тебе эту хрень, – Басов небрежно кивнул в сторону карты памяти. – Видела бы ты свое лицо. Вывод простой. Ты – связной, неясно только, чей. И мне очень интересно это узнать. Потому что я не хочу рисковать, оставляя за своей спиной неизвестно кого. И, поверь, лучше нам разобраться здесь и сейчас, в узком кругу, чем буквально через несколько минут, но в присутствии всего экипажа. Итак, я жду.

Улыбка у него была сейчас, как у анаконды. Такая же спокойная, с полным осознанием того, что захочет сожрать – сожрет, и никто и ничто не сможет ему в этом помешать. Петрова едва смогла подавить внезапный позыв икнуть. А потом вздохнула – и рассказала.

К ее удивлению, профессор с замашками тяжелого танка поверил. Только вздохнул, выругался сквозь зубы на подковерных интриганов и подбросил на ладони карту памяти:

– Не волнуйся, вопрос останется между нами. И игрушка тоже останется у меня. Пока твои наниматели не смогут доказать, что действуют не во вред стране. Сама понимаешь, ликвидировать меня им не стоит. Да и тебе пытаться не стоит, это я на случай, если от истерики крышу сорвет. А так… Вы мне не друзья, но и не враги. Разбирайтесь в своих проблемах сами.

Встал и вышел, окатив холодным, словно антарктический ледник, взглядом. И осталось ощущение, что ее, Петрову, космонавта и планетолога с многолетним стажем, только что хорошенько изваляли в помоях.

Вряд ли планетологу стало бы легче, узнай она, что их разговор не был тайной ни секунды. Что контрразведчик, человек по долгу службы проницательный, и обученный куда лучше, чем какой-то профессор-геолог, слушал их разговор от начала и до конца. И, выслушав, лишь хмыкнул довольно.

Ну, в самом-то деле, ничего страшного. Информация о том, что на корабле отправляется агент, которого используют «втемную», у него была. Самый лучший агент – это тот, который не знает, кто он и что он. Зато он, человек, отвечающий за безопасность корабля, теперь знает его имя. Оставалось только поаплодировать мастерству коллег, столь ловко сумевших внедриться в ученую братию. И они, конечно, сдержат слово – Петрова получит свои маленькие плюшки и начнет строить карьеру, и без того успешную, семимильными шагами. Ну а прочие мелочи, вроде морали, так кого они волнуют? Невозможно копаться в дерьме и оставаться с чистыми руками. Главное, что теперь он знает: оборудование, найденное у планетолога во время негласного обыска, не несет угрозы кораблю. А вот то, которое у двух других прохиндеев, практически одинаковые комплекты… За ними придется смотреть еще тщательнее. И, хотя он хорошо умел преодолевать эмоции, сам факт того, что кто-то, с кем ты еще сегодня, час назад, сражался спина к спине, может оказаться предателем, наводил на мрачные размышления.


Юпитерианская база. Медотсек. Шесть часов спустя

Она открыла глаза с таким усилием, будто к каждому веку какой-то шутник привязал по гантеле. И тут же закрыла обратно – свет, хоть и неяркий, резанул, как ножом, да и вообще в глаза словно песку насыпали. Больно…

Второй раз она рискнула повторить это действо лишь через несколько минут. Получилось чуть лучше – то ли глаза немного отошли, то ли просто уже притерпелась. Моргнула несколько раз, давая глазам привыкнуть к свету, и тут же ощутила, что хочет одновременно и пить, и, не к столу будет сказано, в туалет.

Только вот проблемы были и с первым, и со вторым. Тело было вялым, а руки, казалось, весят по тонне каждая. Даже голову повернуть у нее получилось с трудом. Только для того, чтобы увидеть совсем рядом, руку протяни, большую кружку на белом, больничного вида столике. Дотянуться до нее сейчас было сродни эпическому подвигу.

К счастью, ничего делать не потребовалось. Послышались уверенные шаги, и женский голос по-английски, с неистребимым славянским акцентом, произнес:

– Очнулась, девочка. Сейчас…

Она не успела даже обидеться на девочку. Несчастные пять минут – и вот она уже напоенная, справившая надобности, вытянулась на хрустящих от чистоты простынях. Какое блаженство! У них на базе, из-за вечной экономии воды, со стиркой имелись серьезные проблемы, русские же в этом плане жили куда богаче.

Русские. Только сейчас до нее дошло, что она, похоже, в плену. Все логично – как бы она иначе здесь очутилась? Впрочем, сейчас это было уже неважно. Главное, невероятных размеров тетка ловко помогла ей принять более удобное полусидячее положение, а потом принялась кормить. И, судя по тому, что еда мало напоминала больничные харчи, есть можно было все и без ограничений. А стало быть, и жизни ее ничего не угрожало.