Жизни-то, может, и не угрожало, но, когда спустя пару часов в палату заявилась целая делегация весьма представительного вида, почувствовала она себя крайне неуютно. Впрочем, русским на это было наплевать. Зашли, расставили стулья, благо великанские размеры палаты это позволяли, сели не чинясь, вперемешку, и начали рассматривать больную, словно мышь какую-то. Едва ли не с усмешками. Впрочем, они имели на то полное право. Хотя неприятно было до жути. Особенно когда один выдал что-то явно скабрезное. По-русски она понимала с пятого на десятое, но интонации-то никуда не делись. А учитывая их, в Британии этого мужлана давно привлекли бы к суду за сексизм. И его приятелей, откровенно ржущих над сальной шуткой, тоже.
Впрочем, чего ждать от этих варваров, заслуги которых только в том, что они понастроили кораблей больше всех и лучше всех? Они ведь европейские ценности, включая равноправие полов, игнорируют напрочь. А самое паршивое, что их женщины совершенно не протестуют. Вон они, сидят тут же и смеются вместе со всеми. И тот факт, что их в экспедиции намного меньше, чем мужчин, совершенно никого не волнует.
Но русские мыслей не читали. А и читали бы – так, скорее всего, еще сильнее бы рассмеялись. Они были другие и мыслили иначе, совершенно не скрывая сей факт. Но и тянуть время зря не стали. Просто один из них, высокий, с благородной сединой на висках и шрамом над бровью, единственный, пожалуй, кто был одет в военную форму, заговорил. Язык его был вполне понятен, хотя и отличался некоторой книжностью и замедленностью, говорящей об отсутствии серьезной практики. Впрочем, это не мешало.
– Мисс Эрика Линдсей? Лейтенант, второй штурман экспедиционного транспорта «Лондон». Я правильно информирован?
– Да, – глупо было отпираться, это было выгравировано на опознавательной табличке скафандра.
Русский удовлетворенно кивнул.
– Полковник Кузнецов. Нас интересуют несколько вопросов.
– Я отказываюсь отвечать, – Эрика выпятила челюсть. Надменно, как ей хотелось бы, хотя она подозревала, что гримаса получилась достаточно жалкой.
– Вы еще консула потребуйте, – ухмыльнулся какой-то тип, сидящий позади полковника. Кузнецов бросил в его сторону короткий взгляд, и тот моментально заткнулся, будто подавившись следующей фразой.
– Прошу извинить моего товарища за несдержанность. Но, вынужден признать, в целом он прав. Не в той вы ситуации, чтобы требовать хоть чего-то или думать, что у вас есть хоть какие-то права. Вас подобрали среди обломков корабля, где была совершена атака на нашу спасательную группу. Согласитесь, в такой ситуации вас можно рассматривать как спасенную гражданку недружественной, но, в общем-то, и не воюющей с нами страны, которая будет первым же бортом отправлена на Землю. А можно, например, как террористку. Выбор за вами. И от него будет зависеть и ваша жизнь, и жизнь ваших товарищей.
– На корабле уцелел еще кто-то? – это вырвалось против воли, спонтанно. Полковник лишь головой покачал, что, должно быть, означало «ох уж эти женщины». Сексист!
– Вынужден вас огорчить, все намного проще и страшнее. На корабле шли не более половины… гм… сотрудников вашей базы. Остальные по-прежнему сидят на Метиде. Как вы считаете, сколько они там продержатся без корабля?
– Скоро придет… – неуверенно начала Эрика.
– Если вас рассматривать как террористку… или пиратку, – задумчиво, словно бы для себя самого, выдал полковник, – то на Метиде расположена то ли база террористов, то ли пиратское гнездо. Бомбить его мы, конечно, вряд ли станем, много чести, но и никого к нему до прибытия наших штурмовых кораблей не подпустим. А они иногда собираются долго… годами…
И глаза у полковника были такие печальные-печальные. Как у медведя, решившего пообедать и размышляющего, с чего начать. Руку там отъесть или ногу. Ни капли сострадания. Остальные собравшиеся сейчас напоминали Эрике стаю ворон, которые ждут, чтобы можно было доклевать остатки с барского стола. И ни грамма сочувствия.
– Но я ничего не знаю, – сделала она еще одну попытку.
– Что же, бывает, – вздохнул полковник. – Бывает, не знают, бывает, сотрудничать отказываются. Доктор, ваша очередь.
Худой, как жердь, человек встал, небрежно покопался на полке стоящего в углу шкафа и демонстративно извлек шприц. Старомодный, с длинной, тонкой иглой. Эрика сжалась, но это ей не помогло. Короткий, не слишком и болезненный укол – и через несколько секунд перед глазами все поплыло…
Там же. Полчаса спустя
Ну вот, все предсказуемо. В том числе и то, что русские не будут рассусоливать и размениваться на пошлости вроде классического допроса с логическими ловушками и прочей дребеденью. Впрочем, и полевыми методами потрошения они тоже пренебрегли, хотя, на его взгляд, это был бы самый простой вариант. Расколотить пациентке, к примеру, гипс на одной ноге да потеребить слегка – мигом бы раскололась. Но, видать, решили не опускаться до этого, благо времени хватало. Перешли сразу к медикаментозной фазе, и делу конец. Причем, насколько он мог понять, выбрали средство надежное и убойное. Голова у мисс лейтенант болеть будет долго и качественно. Ну да, можно сказать, она еще легко отделалась. Во всяком случае, убивать ее не стали. Хотя, откровенно говоря, могли и имели право. И даже калекой не останется, медицинскую помощь оказали без изысков, но вполне полноценную. Зато выдоили девчонку, как корову, аккуратно и качественно.
Однако и результат тоже предсказуемый. Ну что, спрашивается, может знать девчонка, пускай она хоть десять раз лейтенант и сто раз штурман? Да только в пределах своей компетенции, то есть практически ничего. Даже, откровенно говоря, меньше, чем ничего. Да, подняли по тревоге, загрузили спецконтейнер, который уже давно стоял на базе и ни разу не открывался. Это, скорее всего, тот, в котором доставили роботов. Ну и полетели. Да не долетели, что характерно. Она даже не знала, летят они бомбить русских или должны с ними вместе кого-то бить. В общем, пустышка.
С одной стороны, это неплохо. Про него, во всяком случае, она ни слова сказать не смогла. Но ведь у русских наверняка есть представители контрразведки, которых все эти нестыковки просто обязаны насторожить. Теперь они носом будут рыть землю или, применительно к Европе, лед, пытаясь докопаться до истины. Стало быть, надо теперь соблюдать осторожность вдвойне, ничем не выделяться… Это, конечно, не так и сложно, когда твоя роль уже не только стала частью жизни, но и в чем-то заменила ее, заставив прошлое уйти на задний план и поблекнуть, но все равно.
Русские, впрочем, особо разочарованными не выглядели. Видать, предполагали нечто подобное изначально. Дулась почему-то только Петрова – ну да она, как вышла из каюты, так все будто сама не своя. Видать, бой так подействовал, не такая уж она и железная леди, как пытается казаться.
Но вот что интересно. Допрос шел сам по себе, а приготовления – сами по себе. Начались, еще когда возле обломков «Лондона» вовсю кипел бой. И приготовления серьезные. Оказывается, на такой случай у русских предусмотрен удар возмездия. Даже с командованием связываться не надо – типовая инструкция. О чем, кстати, в штабах стран-конкурентов ни сном, ни духом… И теперь русские с полным на то основанием уберут отсюда всех конкурентов, причем, скорее всего, с помощью корабельных орудий. И никаких угрызений совести – один здоровый энтузиазм. Правда, их тоже понять можно, народу в этой чертовой спасательной операции потеряли кучу, теперь горят желанием отомстить. Это с их моралью, кстати, вполне согласуется. И ведь самому приходится, демонстрируя все тот же энтузиазм, принимать участие в подготовке. У-у, молокососы штабные, натворили дел!
Борт корабля «Седов». Еще через два часа
– Даже и не думай, – первый после Бога пребывал сейчас не в самом лучшем расположении духа. – Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься?
– Отлично понимаю, – Басов закончил чистить трофейный пистолет, ловко, привычными движениями собрал его, вхолостую щелкнул бойком. С чувством глубокого удовлетворения полюбовался на дело рук своих и положил его на стол. Вот так. Среди его трофеев таких машинок еще не было. Как-то не попадались в ту войну. Оставалось только вытереть испачканные смазкой руки, чем он немедленно и занялся. Хорошее, кстати, дело, позволяет демонстративно на нем сосредоточиться и не обращать внимания на кипящее и исходящее паром начальство. – Я собираюсь делать то, что умею. У Кузнецова не так много людей.
Что немного – это да. Лучших положили во время боя у рухнувшего корабля, сейчас штурмовая группа базы не превышала десятка человек. Некритично, если начинать дело с орбитальной бомбардировки, но слишком мало, если исключить применение корабельных орудий. А он подготовлен не хуже местного десанта, и, как показали недавние события, старательно вколоченные сержантом-инструктором и закрепленные войной рефлексы никуда не делись.
– Вот потому я и не хочу, чтобы ты шел, – Романов устало сел, внимательно посмотрел на словно живущие своей, отдельной жизнью руки хозяина каюты. Руки были тяжелые, мощные и в то же время аккуратные. Такими можно и камень без молотка из скалы выбить, и чью-то не слишком удачливую шею свернуть, и даму на светском рауте обнимать. В танце, к примеру, хотя Басов как-то признался, что танцевать он за свою жизнь так нормально и не научился. – Ты пойми. Если Кузнецов признает, что штурмом базу противника не взять, он не станет рисковать, а просто расстреляет ее с орбиты.
– Ты не прав, Игорь Петрович, – вздохнул Басов. – Ой, не прав. Сашка уже давно Александр Михайлович, лейтенант стал полковником, но характер у него тот же самый. Он не станет бомбить ту базу. Хотя бы потому, что на ней, скорее всего, ничего не подозревающие гражданские. И он сам поведет своих людей. И с большой долей вероятности… Как там у Хайнлайна? Получит свое? А я не хочу, чтобы так вышло. Он меня не звал – я сам пришел и сказал, что иду с ним. И что бы ты ни думал, пойду – я своих не бросаю.