Скачка прошла как по нотам. Вела скачку Дрофа под мастером спорта. За 500 метров до финиша к ней подошел и главный конкурент - великолепный Глаз (ЦСКА) под мастером спорта Сафаровым. К ним присоединилась и Дида. Три лошади шли голова в голову. Дида шла с поля. После последнего барьера, при выходе из последнего поворота, когда до финиша оставалось метров двести, соперники взялись за хлысты, но Дида, услышав только «чмок» своей хозяйки, ушла от них сразу на несколько корпусов. Рекорд остался за Дидой и до сих пор никем не побит…
Около финишного столба недалеко от меня стояла Мария Григорьевна - уборщица-конюх Диды. Увидев, что Дида выигрывает, она, бледная, с расширенными до предела глазами, сжав ладони рук перед лицом, закричала не своим голосом:
– Дида… Дида… Дида! - и побежала встречать её в паддок.
После этого стипль-чеза Дида выросла в глазах знатоков до уровня очень высокого стайерского класса.
Прошло много лет. Много, очень много для таких воспоминаний, но до сих пор знатоки и свидетели этой скачки с интересом вспоминают все перипетии этой борьбы на скаковой дорожке, а лошадь и её всадницу - с необыкновенным искренним теплом. Это согревает душу и оправдывает любовь к этому особому виду спорта, связанному с общением с живым благородным животным.
Дида пала, не дожив двух месяцев до 28 лет. Это - преклонный возраст для лошади. И всё же мы надеялись, что она может прожить дольше, если бы не инфекционный грипп, после которого она так и не смогла поправиться. Её хозяйка делала всё, что могла, чтобы облегчить своей любимице горькую старость.
Отрадно, что в конном спорте есть люди, которые понимали и разделяли наши с женой чувства и помогали нам. Я говорю о Георгии Тимофеевиче Рогалёве и Михаиле Сергеевиче Иванове - людях, преданных любимому делу и любивших лошадей.
Несмотря на пылкий нрав, Дида была так добра, что никогда не могла ни укусить, ни ударить человека. Мы выпускали её в сад на даче в необходимых промежутках для отдыха между спортивными выступлениями. Она гуляла среди яблонь, а наша крошечная пятилетняя дочурка отгоняла от неё мух веточкой орешника. Дида была большой лошадью, и представьте, это огромное, необыкновенно породное животное с удовольствием принимало такие услуги, а кроха получала удовольствие от приносимой пользы. Картина была более чем трогательной и прекрасной.
Увы, всё - в прошлом, но есть в нём сказочно-прекрасное, незабываемое, то, что вспоминается с необычайным, но трудным волнением.
* * *
Поделюсь и об очень серьёзном пережитом мною моменте, воспоминание о котором, увы, вызывает другое чувство - чувство глубокого разочарования в некоторых людях. Недаром говорится: «чем больше я узнаю людей, тем больше нравятся мне животные». Иногда это бывает к месту. Я имею в виду конфликт, который произошёл между мною и Василием Иосифовичем Сталиным, в то время командующим ВВС Московского военного округа и основателем конноспортивной команды ВВС.
В обществе «Пищевик» как-то проводились соревнования по преодолению препятствий в манеже. Их выиграл чемпион СССР Е.Л.Левин на своей любимой кобыле Верниси. По окончании соревнований я предложил поднять все препятствия на 5 см и вызвать на соревнование другого участника с моим Федькой. Судейская коллегия согласилась (так же, как и Левин). Всем было интересно, подобное устраивалось впервые. Федя прыгал первым, управляемый мастером спорта Татьяной Куликовской (самой способной и самой лёгкой по весу прыгуньей). Он прошёл все препятствия, в том числе и самые высокие (по 145 см) чисто. Раздался, естественно, гром аплодисментов. Дело в том, что Феде тогда было только 2 года! Победитель соревнований сбил 2-е и 3-е препятствия. На этом соревнование и закончилось.
Соревнование-то закончилось, но не закончились его последствия. Василий Сталин в то время был председателем Президиума конноспортивной Федерации СССР. Когда он услышал о моём успехе, то дело повернулось следующим образом. Надо упомянуть, что он не переносил, чтобы кто-то делал что-то лучше его (в чём бы то ни было). Немедленно был созван Президиум, на который я был тоже приглашен. Вася, в расстёгнутом кителе (он был генерал-лейтенантом авиации), расхаживая по кабинету, стал объяснять мне, что я занимаюсь истязанием малолетних животных. При этом был представлен снимок одной из задних ног Фиделио II-го, говоривший как будто бы о каких-то отклонениях от норм. Я ответил, что считаю свой метод прогрессивным и правильным. Тогда В.И.Сталин предложил высказаться всем членам Федерации. Все эти люди бывали у меня дома, со всеми я был в самых лучших отношениях… И что же я услышал из их уст?! Меня буквально «поливали» такими красками, что я не только не верил своим ушам, а даже не мог представить себе, что это те же самые люди (да ещё многие с партийными билетами)… Настолько беспринципно они себя повели.
Что же говорил Вася?
– Выходит, один Вы идёте в ногу, а все остальные - не в ногу?
Я твёрдо ответил:
– Да, я думаю, что так, и думаю, что призову на помощь науку.
– Может быть, Вы ещё пойдёте жаловаться моему отцу?
– Если будет нужно, то пойду.
Заседание было прервано. Вскоре последовал приказ Василия Сталина: арестовать лошадей Громова (т.е. Диду и Федю).
Фиделио II-го арестовать успели, а вместо Диды по ошибке увели из конюшни «Пищевика» похожую по экстерьеру на Диду Победу. Ошибку военные обнаружили не сразу. Когда вечером адъютант Васи в сопровождении солдат вернулся в «Пищевик» за Дидой, то там он нашел мою жену, которая, узнав о происшедшем, не выходила из денника Диды в ожидании следующих событий. На требование военных открыть дверь денника, она ответила решительным отказом.
– Вы что, не знаете, от кого исходит приказ? - В вопросе звучала явная угроза.
– Догадываюсь. Но лошадь возьмёте либо силой, либо если представите письменный документ, подписанный Василием Иосифовичем.
Потоптавшись, военные ушли, а жена устроилась спать на сене в ногах у Диды. Так они прокоротали ту ночь. На рассвете, подседлав Диду, Нина Георгиевна покинула конюшню и уехала на дачу за 30 км. Молодец! Горжусь и преклоняюсь перед её поступком, смелостью, находчивостью и характером.
Нужно отдать должное и тем конюхам и спортсменам «Пищевика», которые оказались свидетелями описанного события. Во-первых, когда на конюшню пришли военные и объявили о цели прихода, то дежурный по конюшне отказался показать, где стоят Дида и Федя; во-вторых, когда военные уводили из конюшни Победу вместо Диды (они стояли рядом), никто, как говорится, и «глазом не моргнул», так все были возмущены произволом, хотя и побаивались Васи.
На следующий день я вернулся в Москву из командировки и узнал обо всём этом. Я немедленно поехал в Министерство авиационной промышленности, зашёл в один из кабинетов одного из заместителей министра и позвонил К.Е.Ворошилову (В описываемый период К.Е.Ворошилов был заместителем председателя Совета министров СССР.), который очень хорошо меня знал, а я его очень любил. Дозвонившись до него, я сказал:
– Климент Ефремович, я никогда к Вам не обращался с просьбой. Примите меня, пожалуйста: дело простое и несложное.
– Ну давай, приходи скорее, - был ответ.
Придя, я доложил ему суть дела. Он нашёл все мои действия правильными (не буду приводить все подробности разговора). После этого он снял телефонную трубку и позвонил Семёну Михайловичу Будённому (Будённый Семён Михайлович (1883-1973) - Маршал Советского Союза, трижды Герой Советского Союза; в описываемый период - командующий кавалерией Советской армии и заместитель министра сельского хозяйства по коневодству.) (главному коннику страны). Пересказав ему существо дела, Ворошилов сказал:
– Что же это такое: сегодня - лошадей забрали, завтра - детей, а потом жену уведут? Вот что: лошадей немедленно освободить, а Громов завтра тебе позвонит. Ты его прими, и чтобы всё было в порядке. А с Васей я поговорю.
Ворошилов позвонил Василию, но тот приехал к Клименту Ефремовичу только часа через два, так как нужно было «привести себя в порядок».
Интересно, что когда я обратился к президенту Академии сельскохозяйственных наук Т.Д.Лысенко (Лысенко Трофим Денисович (1898-1976) - Герой Социалистического Труда, академик, создатель псевдонаучного «мичуринского учения» в науке. В результате его деятельности были разгромлены научные школы в генетике, ошельмованы честные учёные, затормозилось развитие биологии и сельского хозяйства.) (а он тогда считался одним из самых передовых и прогрессивно настроенных учёных), то он, выслушав меня, безапелляционно ответил, что я прав и что новые изменения даже у ног лошади могут рассматриваться, как прогрессивные естественные изменения. Я изложил ему свои взгляды, заключающиеся в следующем.
Чем раньше начинается совершенство человеком живой природы, её переделка, тем эффективнее результаты. Воздействие, начиная с рождения жеребёнка, должно быть целесообразным. Фиделио II с самого раннего возраста жил на природе и следовал на прогулках за своей матерью Дидой по различной пересечённой местности. Ему уже тогда приходилось переходить ручьи, перепрыгивать через канавки, лежащие поперёк дороги, поваленные деревья и т.п. Когда ему было шесть месяцев, я ставил для него в манеже небольшие препятствия простейшего вида и он, бегая на свободе, с удовольствием прыгал через них, поощряемый кусочком сахара. Постепенное усложнение барьеров выработало в нём великолепную технику преодоления препятствий. Он никогда не тратил сил больше, чем это было нужно в том или ином случае, как бы «облизывая» препятствия, а не перелетая через них «с запасом», как говорят конники.
В полтора года его подседлали. К седлу его приучали осторожно, с тем, чтобы новые ощущения (не очень приятные, надо думать!) не вызвали бы у него бурю протеста. При объездке молодых лошадей это часто случается. Я считаю, что человек должен это делать так, чтобы не травмировать психику животного и не вызывать у него неприятных ассоциаций в будущем. В течение нескольких дней я расхаживал с ним рядом, приучая его к правильной реакции на повод. Когда жена осторожно села на него, он воспринял это, как норму, как хорошо объезженная лошадь. Поездив минут пять, жена слезла с жеребёнка, огладила его, дала кусочек сахара и… дальше всё пошло очень просто.