– Здесь слегка темновато, – промурлыкал он бархатным голоском. – Присаживайтесь, mon chéri8. А господин Захаров устроится напротив – превосходно-с! – полицейский обратился к другу: – Пожалуйста, застегните медицинский чемодан и уберите его со стола. Не загораживайте барышню. Eh bien, merci9. Вам достаточно комфортно, моя дорогая?
– Спасибо, барин, – улыбнулась девушка.
Она сидела и порхала глазками с одного на другого, не успевая за потоком быстрых слов.
– Нуте-с, приступим, – потер ладони полицейский. – Думаю, вы знаете, что случилось прошлой ночью? Семен Николаевич отошел к Господу.
Девушка всхлипнула. Было видно, что сообщенное для нее давно не новость. О том свидетельствовали покрасневшие очи.
– Стало быть, барин все-таки не убереглись, – пролепетала она.
– Что вы имеете в виду, мадемуазель?
Служанка замялась.
– Уж не хотите ли вы сказать, – поднял брови Поликарпов, – что сенатору угрожала опасность?
– Что?! Нет!.. Вовсе нет! – она испуганно вскочила на ноги.
Следователь повелительным жестом указал ей на место. Барышня села и вновь шмыгнула носом.
Захаров извлек из нагрудного кармана платок, протянул даме. Антон Никодимович не шелохнулся. В эту минуту перед ним находилась не женщина, а собеседница. Просто допрашиваемое лицо. Сантименты не должны мешать делу.
Наконец она заговорила:
– Их превосходительство были нездоровы-с. Прежний дохтур велели барину соблюдать режим питания… эту… как ее? Дит… Деи…
– Диету, – не то спросил, не то подсказал следователь и недовольно покосился на Марка Вениаминовича.
– Я не был об этом осведомлен, друг мой! – запротестовал тот.
– Ну да, ну да, – вздохнул Поликарпов и ободряюще улыбнулся служанке. – Продолжайте, моя дорогая!
– Для Семен Николаича готовили особые блюда.
– Вот как! И что подавали вчера на ужин?
– Суп, – девушка поежилась от воспоминания, затем взяла себя в руки и выпалила скороговоркой: – рябчиков, стерлядку, вареных раков, яйца пашот. На десерт были шоколадные кексы с а-ра-хи-сом. А для барина – с греческим орехом.
– С грецким-с, – машинально поправил франтоватый коротышка и собрал лоб в гармошку. – Арахис, арахис… Не его ли плоды именуют китайскими орешками?
Захаров встрепенулся:
– Думаете о том же, о чем и я, старина?
– Зависит от направления ваших мыслей. Впрочем, полагаю, в данном случае они и впрямь сходятся. Как у дураков, не так ли? Поздравляю, кажется, у нас хитрая непереносимость отдельных видов снеди!
– Не знаю насчет вас, Поликарпов, у меня все в порядке. Впрочем, и правда, похоже на то… Вскрытие, как говорится, покажет, но общая симптоматика позволяет рассуждать об этом уже сейчас. Помните, я рассказывал о бенедиктинском монахе, который в 1699 году зафиксировал и описал тяжелые реакции на укус пчелы, а также на съеденные яйца и рыбу?
Сыщик азартно хлопнул по колену:
– Из баварского монастыря? А как же! Первостатейная историйка. Вы правы, перечень яств со схожим действием нельзя назвать исчерпывающим.
– Хотя-а-а-а, – протянул лекарь, – не следует исключать и вульгарный яд.
– Ни в коем случае, – согласился Антон Никодимович и добавил: – однако совершенно очевидно, что Двинову противопоказан… то есть был противопоказан арахис. Ведь могло, согласитесь, сие, на первый взгляд, невинное ядрышко спровоцировать смерть!
– То, что еда для одних – яд для других!
– Кто автор сих строк? Лукреций?
Марк Вениаминович кивнул, и на его лице появилось задумчивое выражение:
– Знаете, голуба, все это звучит так правдоподобно…
– Что не хочется верить? – усмехнулся Поликарпов.
– Вот именно! Неужели мы имеем дело с тривиальным несчастным случаем? Что если сенатор перепутал угощение и пал жертвой собственной невнимательности! Оно и не мудрено, когда из супницы вылавливают дохлятину. Старик занервничал и допустил ошибку. Роковую!..
– Невозможно, – вставила барышня, о которой все забыли. – Барин кушали токмо из своей красивой миски. Ну, с царскими цацками, понимаете?
– Царскими цацками, сударыня? – удивился доктор.
– Вы говорите о вензеле Его Императорского Величества? – приподнял черную бровь полицейский. – Мы видели такой на тарелке в кабинете Двинова.
Девушка утвердительно затрясла головкой.
– Разумно-с, – похвалил сыщик и разом скис.
– А вы… уверены, мадемуазель? – спросил врач.
– Полностью! Никогда на моей памяти Семен Николаич не допускали промашек. Что вы! Ножкой топали, если вдруг не та посуда… Страшное дело! О прошлый год…
– Значит, случайности нет, – перебил Захаров. – Все-таки мы имеем дело с намеренным отравлением.
К удивлению чиновников полиции служанка вновь возразила:
– Воля ваша, господа, но уморить хозяина никто не мог! Он ужасненько боялся врагов и тайных подсылов, поэтому Авдотья пробовала кажное блюдо. Будь в кексах отрава, кухарка давно бы преставилась. Вот вам крест!
– Авдотья?!
– Кухарка?!
Барышня озадаченно уставилась на допрашивающих. Первым нашелся опрятный толстячок:
– Мне бы хотелось знать, милая, кто вы такая и почему Зыков выдал вас за мадемуазель Евдокию?
– Меня зовут Маша. Я – горничная. Что значит выдал?..
Чиновники переглянулись.
Захаров сказал довольно:
– Он ко мне челом, а я уж знаю, о чем… Говорил же, дворецкий чего-то темнит. Как чувствовал!
– Он у нас хитрый, – согласилась барышня. – Харя ехидная. И прыткий больно. Чистый лис…
Поликарпов удрученно молчал, потому что, когда увидел девушку, внутренне поразился несовпадению. Кружевной передник – не самый привычный наряд для поварихи. Впрочем, в жизни и не то бывает! Его, к примеру, все, кто имел удовольствие общаться исключительно эпистолярным манером, отчего-то воображали стройным, атлетическим господином, добрым и благородным, с тонкими чертами лица, голубоглазым, кудрявым. А при встрече лицезрели грузного щеголя, с тонкими усиками, прилизанной куафюрой, галантного, едкого, тонкого ценителя вин и дам. Он был совершенно не похож на чиновника Министерства внутренних дел. Ведь настоящий полицейский, согласно всеобщему представлению: вислоусый, высокий и здоровенный, охранитель покоя и порядка, блюститель закона, верный сын отечества. При взгляде на такого, даже без форменного мундира, против воли ищешь саблю на ременной перевязи, а когда узнаешь, что перед тобой и впрямь городовой, снова высматриваешь, где, черт возьми, эта сабля.
Словом, тут не угадаешь. Вот и вышла промашка…
Антон Никодимович впился пухлыми пальцами в подлокотник кресла и подался вперед.
– Мария, пожалуйста, кликните нам господина Зыкова. Это очень срочно!
Служанка выпорхнула за дверь.
– Послушайте, Захаров, у меня очень нехорошее предчувствие.
– Да. Надо полагать, кухарка замешана, – заключил лекарь, откинувшись на мягкую спинку.
Поликарпов наградил его осуждающим взглядом.
– Не будем делать поспешных выводов, mon ami10, – укорил он приятеля. – Хотя я не могу вообразить, как при сложившихся обстоятельствах дело могло обойтись без ее участия.
Раздались шаги.
– Это, должно быть, Зыков, – прислушался Марк Вениаминович.
Догадка оказалась верной лишь наполовину. В обществе камердинера в светлицу вошла (нет, правильнее сказать – ворвалась!) Лариса Семеновна Вишневецкая. Чопорный слуга прикрыл за хозяйкой палисандровую створку.
Дочь покойного сенатора явилась в столь взбудораженном состоянии, что долго не могла начать говорить. Наконец она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
– Кто здесь старший? Вы?!
Ее яростный взор впился в блюстителя порядка. Поликарпов приподнялся, не расплескав ни капли достоинства.
– В чем дело, мадам?
– Еще спрашиваете?! Я – новая владелица особняка. Как смели вы, крапивное семя, закатиться ко мне в дом и начать расследование, предварительно не заручившись дозволением? Вы, Марк Вениаминович, тоже, между прочим, хороши… Могли хотя бы зайти и поздороваться!..
– Прежде всего, умоляю, сядьте!
Вишневецкая полыхнула очами, и, не найдя весомых контраргументов, рухнула в кресло. Аккурат напротив коротышки.
– Так что вы можете сказать по этому поводу?
– Я бы сказал, дорогая Лариса Семеновна, что вы совершенно правы, – спокойно произнес сыщик. – Нам нет прощения.
Странно, но ответ совершенно удовлетворил разгоряченную даму.
– То-то, господа! Я просто выхожу из себя, когда сталкиваюсь с неуважением…
– И в мыслях не было, мадам.
Следом прозвучали неловкие извинения доктора Захарова. Казалось ситуация благополучно разрешилась, но тут несносный толстячок добавил:
– А теперь, если не возражаете, сударыня, я попросил бы вас удалиться. Мешаете-с. Дел по горло! Пожалуйста, не отлучайтесь из дома, позже нам потребуется вас допросить.
– Д-допросить! Меня-а-а!..
– Именно! Когда закончится истерика. Что касается вас, Зыков, потрудитесь объяснить, чего ради вы пригласили мадемуазель Марию, в то время как я выразил желание, притом довольно недвусмысленное, сперва побеседовать с кухаркой Евдокией? И думайте живей: возможно, на кону человеческая жизнь…
Услыхав это, фурия-хозяйка замерла с открытым ртом. Любопытство – лучшее снадобье от обид!..
Дворецкий ответил с невозмутимостью египетского сфинкса:
– Прошу прошения, сударь. Однако вы изволили употребить выражение «лучше всего начать», тем самым предоставив мне право выбора. Вдобавок…
– Ну, это черт знает что… – покачал головой Захаров.
– Вдобавок, – продолжил Зыков как ни в чем не бывало, – Евдокию нигде не могут найти.
– Как это возможно?! – удивился доктор. – Дом, конечно, велик, но…
– В обязанности кухарки входит ежедневный поход за провиантом. Должно быть, еще не вернулась…