— А может, не надо? — дрожащим голосом попросил Криц.
— Давай, давай… Кто вы? — спросил врач, когда Василь с санитаркой вышли из приемного покоя.
— Товарищи, — сказал Макарчук и посмотрел на мастера.
— Он учащийся, — добавил Иван Александрович, — а я — мастер училища… Что с глазом, доктор?
— Пока ничего сказать не могу, — развел руками врач. — Приходите позже.
Из больницы они зашли в управление. Мастер решил о случившемся сразу сообщить руководству. Начальник, Кардаш, был на месте. Черные брови приподнялись, большая бритая голова была неподвижной. Глаза смотрели бесстрастно, будто не человек стоял перед ним, а стена. Но вот загорелся в глазах огонек интереса.
Кардаш пригласил сесть в широкое уютное кресло.
— Помню вас. Собирался на прошлой неделе в гости.
— У нас происшествие, — сказал Иван Александрович и отвел взгляд.
— Что такое? — Кардаш поднялся из-за стола и сел напротив мастера. — Рассказывайте!
Когда Иван Александрович закончил, он пожал плечами.
— Это происшествие управления не касается. Оно произошло не во время работы. Здесь нарушение техники безопасности и недисциплинированность вашего учащегося. Пусть этим занимается ваше непосредственное начальство… Ну, ну, не надо злиться, — остановил он мастера. — Безуслозно, мы все сделаем. Я сам позвоню в училище, поговорю с директором, чтобы на вас сильно не ругался. Скоро поможем людьми, и вам станет легче, но пока — извините!
…Из училища получили телеграмму, что выезжает комиссия. Иван Александрович должен был ее встретить и устроить жилье.
— Пиши пропало, — сказал Богдан. — Поедет ваш Иван Александрович домой, и я буду ваш единственный начальник. Вот уж покомандую! Вы у меня, салаги, не только линию, но и электростанцию построите.
Федор внимательно посмотрел на него. Воротник рубашки у Богдана был почти оторван, на фуфайке — одна пуговица.
— Попросил бы, Василь, Тэклю, чтобы зашила рубашку, — сказал Федор.
— Один раз Марку женить, — пошутил Яков.
— Молчи, — процедил сквозь зубы Богдан. — Яму под столб ты выкопал?
— Еще нет, успею. — Казакевич достал сигарету и демонстративно закурил.
Богдан подошел к нему, вырвал сигарету:
— Бегом в яму! Языком работаешь хорошо, а лопата тяжелая!
— Зачем так? — сказал Федор. — Злой ты, Богдан, как…
— Как кто? — закричал Богдан. — Я здесь начальник или кто?
Среди пассажиров, которые вышли этим утром из автобуса, что пришел из города, был и Аполлинар Константинович, по кличке Фантомас. В командировку он надел свое старое кожаное пальто, в котором в молодые годы поездил по Сибири. И шел по деревне этаким интеллигентом, зубром. Увидев столбы, тянувшиеся чередой, перерытую землю, многочисленные следы строительства, Аполлинар Константинович почувствовал себя так, будто сбросил с плеч лет двадцать или тридцать. Перед ним была родная стихия. Ни у кого не спрашивая, интуитивно, он вышел на склад материалов.
— Фантомас! — удивленно сказал Макарчук.
— Никаких Фантомасов. — Богдан давал задание звену Федора и был злой после вчерашнего.
— Да вот же он, — прошептал Федору на ухо Макарчук, и тот оглянулся.
В дверях склада стоял, блестя лысиной, Аполлинар Константинович.
— Не стесняйтесь, Макарчук, — сказал он. — Я знаю, что Фантомас — черт. Я дожил до таких лет, что мне все равно. Значит, моего любимого Крица нет здесь?
— Какие обстоятельства привели вас? — спросил Иван Александрович.
— Я и есть комиссия, — горделиво сказал Аполлинар Константинович. — Приехал расследовать происшествие и проверить воспитательную работу в коллективе практикантов. Обычно, когда что-то случается неприятное, мы говорим, что плоха воспитательная работа. Эту истину я постиг на старости лет, когда начал заниматься педагогикой. Раньше у меня не было времени: я строил, как и вы, электролинии, станции и подстанции.
Въедливо проверил Аполлинар Константинович каждую мелочь. Написал долгую пояснительную записку на имя директора училища. Разговаривал с ребятами и с Богданом. И бригадиру он вдруг понравился. Федор впервые увидел, как этот злой человек улыбался и что-то объяснял Фантомасу, рисовал гвоздем на песке какой-то чертеж. Хотелось подойти к ним, послушать разговор, рассуждения Аполлинара Константиновича, но не отважился.
Разговор с мастером и Федором Аполлинар Константинович оставил на потом. И встретились они только на следующий день, когда он уже сложил вещи и оставалось до автобуса полтора-два часа. Попросил Фантомас Федора проводить его.
— Знания у тебя есть, — задумчиво говорил он. — Наверное, на уровне техникума. Опыта жизненного мало. Но ничего, это придет со временем. Я внимательно слушал все, что ты мне рассказывал, и проанализировал. Меньше на десять граммов горячись и будь более терпим к своим товарищам. Бригада у вас ничего, и бригадир, мне кажется, если посмотреть глубже… Можно с ним работать.
— Он злой, как черт.
— В каждом человеке сосуществуют злость и доброта. Иногда и от таких, как ты, зависит, что в нем победит.
На остановке в толпе Федор увидел мастера. Иван Александрович был одет по-праздничному.
— А вот и мы, — сказал Аполлинар Константинович. — У нашего юноши удивленные глаза? Объясни ему, пожалуйста, Иван Александрович.
— Я на несколько дней поеду в училище. Богдан знает. Приказал так директор. — Мастер был несколько растерян.
— Приказ, — подтвердил Аполлинар Константинович. — Будет заседание, собрание и так далее.
Не успели отъехать мастер и Фантомас, как около склада остановился «газик». По фигуре Федор узнал начальника участка Лихова, а второй, квадратный, едва не на полмашины, в длинном пальто, был незнакомый. Когда подошел к складу, узнал и его. Это был начальник управления Кардаш, который выступал перед ними в день приезда.
— Где люди? — спросил у Федора Лихов.
— На линии, ставят столбы.
— А ты чего бездельничаешь? — крикнул Лихов. Начальник участка сморщил лоб и расстегнул пальто.
— Надо взять проволоку, — ответил Федор.
— Садись в машину, с нами поедешь, покажешь, где работает бригада, — приказал начальник управления.
Они подъехали к линии от леса, неожиданно выскочив из-за кустарника, который подходил к самому полю.
Около одного столба валялись монтажные когти, ремни. Ребят не было, хотя день только начинался.
Лихов бегал, кричал, а Федор думал, где ребята. Около болота, на взгорке под соснвми, он нашел всю бригаду. Только не было Богдана.
— Там начальники приехали, — сказал он. — Надо работать, а то шуму будет.
— Ну и что? — вскипел Казакевич. — У нас бригадир есть.
— Надо идти, — сказал Третьяк. — Подумают еще, что мы бездельники. Богдан, наверное, спит. Тэкля говорила, что сильно пьян после вчерашнего аванса.
…Богдан лежал на кровати с мокрым полотенцем на голове и стонал.
— Чего?
— Начальник управления и Лихов приехали. Тебя спрашивают.
— Скажи — скоро буду. Что делать, знаете, вот и работайте.
Вышел Федор из дома, и горько стало на душе. Надо же было так случиться, что и мастер уехал. Подумают еще, что порядка нет: бригада не работает, бригадир пьет. «Не мы выбирали Богдана, а управление направило. Пусть они решают, как нам жить дальше».
…Линию на ровном и сухом месте они построили. Оставался участок, который шел через болото и лес. Самый трудный кусок. В последнее время что-то непонятное творилось с Яковом Казакевичем. Будто подменили парня. После работы никуда не шел, как обычно, а сразу ложился на кровать.
В чужую душу не залезешь, но понимал Федор, что есть у Якова какая-то причина. «А зачем мне все это? Что, мне больше всех надо, как говорит Третьяк, — подумал Федор. — Я такой же практикант, как и Казакевич, Макарчук, Криц. Ну, слушал внимательно Фантомаса, читал книжки… Он мастер, он получает за это деньги. Или что-то изменится в мире, если мы на день или на неделю позднее построим линию или если я буду делать то, что мне велят, и не больше».
— Ничего! — крикнул он. — Буду жить как знаю.
Старушка, которая шла ему навстречу, испугалась, перебежала на другую сторону улицы.
— Ни дня, ни ночи пьяницам нету.
В магазине много людей стояло за хлебом, но увидела Федора своими серыми глазами продавщица и, попросив соседку посмотреть за кассой, остановила его.
— Что-то не приходишь?
При солнечном ярком свете были видны морщинки около глаз, и Федору вновь, как тогда ночью, стало жаль этой женщины.
— Как жизнь? — спросил он.
— Как у графина. Не знаешь, кто за горло возьмет.
— Неужели так страшно…
— Страшно, страшно, мой миленький. Сегодня приходи, — шепнула она, руки в карманы и бегом в магазин.
Правильно, вечером он пойдет в гости к Татьяне и будет там каждый день. Красивая женщина, тепло и уютно в ее доме. Пусть живут как хотят Третьяк и Казакевич. «Моя жизнь — это моя, а не кого-нибудь другого. Да и жениться можно на Татьяне. То, что разведенка, родителям не скажу, а им главное, чтобы мне было хорошо. Брошу училище и…» Поднялось настроение у Федора, в голове слова Татьяны: «Сегодня приходи, приходи».
Небо было ясное, стоял ласковый майский день. Федор снял сапоги. Приятно было идти босиком по еще холодной земле. Над болотом пел жаворонок, и Федору показалось, будто он в родной деревне и вон там, за лозовым кустом, сейчас покажется Ясельда. Спокойно на душе, а что на линии начальники, так подождут. И вдруг вспомнил Федор слова Аполлинара Константиновича, усталое лицо Ивана Александровича, которые по-человечески говорили, видели в нем своего товарища, младшего друга. «Что-то быстро забыл все хорошее, что сделали тебе эти люди». Грустно стало Федору, будто кто-то подтолкнул его. Он забросил сапоги за плечи и побежал.
«Газик» стоял под деревом, капот был поднят — водитель ремонтировал мотор. Больше никого рядом не было. Только дальше к лесу на столбах сидели ребята.
Начальник управления Кардаш, как обычный монтажник, в рабочей одежде, на бетонном высоковольтном столбе устанавливал оборудование.