Начало Ливонской войны 1558-1570 гг. и столкновение интересов Великого княжества Литовского и Московского государства — страница 3 из 9

⁴⁰.

Центральные власти делали необходимые шаги для обеспечения обороноспособности. В канцелярии Сигизмунда Августа летом 1558 г. были созданы некие «листы военные» (наверняка касающиеся созыва посполитого рушенья против Крымского ханства). Также в погранич­ные крепости на Украине было послано продовольствие и выделены средства для вербовки наемных солдат (в частности, на «почт нема­лый» для киевского воеводы)⁴¹.

Таким образом, в Литве всерьез были обеспокоены ситуацией на границе с мусульманскими государствами. Игнорирование москов­ских предложений о союзе в данный период было бы непроститель­ной политической ошибкой.

Не будем категорически утверждать, но вполне возможно, что приезд литовских посланцев послужил сигналом для отправления боль­шого московского войска в Ливонию, при этом, в отличие от зимнего похода 1558 г., с явно оккупационными намерениями⁴². В результате этой военной операции 18 июля 1558 г. был захвачен один из круп­нейших ливонских городов Дерпт.

Казалось, план московских политиков действует. Литва никак не ответила на действия московитов в Ливонии, более того, подтвердила свое благосклонное отношение к идее антикрымского соглашения и ведению дальнейших переговоров по данному вопросу.

Выяснение отношений ВКЛ с Крымским ханством затянулось. Крымские послы прибыли в Литву только в марте 1559 г. Однако к этому времени Сигизмунд Август сумел завязать контакты со Стам­булом и добиться гарантий с его стороны относительно безопасной для ВКЛ и Польши политики Крымского ханства⁴³. Крымское по­сольство не нарушило надежд на удачный исход переговороа Окон­чательное урегулирование отношений между ВКЛ и Крымским хан­ством состоялось летом 1559 г.⁴⁴. Как только крымский хан Девлет- Гирей прислал грамоту с подтверждением мира в Вильно сразу же обратились к ливонской проблеме.

Захват московитами Дерпта вызвал опасения у руководства ВКЛ Оккупация ливонской территории означала приближение угрозы для центральных земель княжества, особенно для столицы Вильно. Это в первую очередь беспокоило власти. Не в меньшей степени вызы­вало тревогу состояние государственной казны. Для обсуждения этих проблем на 28 октября 1558 г. было назначено совещание радных панов ВКЛ⁴⁵.

Как результат, 28 ноября 1558 г. господарская власть издала гра­моту о возобновлении сбора серебщины (специального чрезвычайно­го налога на военные нужды) за 1556 и 1557 гг., которая не собира­лась в связи с продлением перемирия с Московией. Первая «рата» (часть выплаты) должна была быть собрана к 2 февраля 1559 г., вто­рая — ровно через год. Руководство страны так объясняло свое реше­ние: «...от часу большие небезпечности примножають ся с тое ж сто­роны и от того суседа паньств наших...»⁴⁶. Таким образом, иниции­рование московитами военных действий в Ливонии принудило руко­водство ВКЛ задуматься о материально-финансовом обеспечении обороны своих границ.

Одновременно были высланы специальные грамоты в Витебск, Полоцк и Браслав к местным воеводам и старостам. В них предписы­валось оставаться в замках и в случае необходимости быть готовыми со­звать местное рушенье шляхты⁴⁷. Известно, что московские загоны во время ливонских походов 1558-1560 гг. заходили на территорию ВКЛ.

Таким образом, руководство ВКЛ уже в конце 1558 г. не исклю­чало обострения отношений с Московией и решило заранее готовить­ся к возможной войне. При этом, как видно, к военной опасности от­носились со всей серьезностью. Вряд ли это была обыкновенная пере­страховка.

Вероятно, результаты октябрьского совещания радных панов по влияли на содержание грамоты и высказываний посольства Василия Тышкевича, отправленного в Москву 20 декабря 1558 г.⁴⁸. Такой позд­ний визит литовского посла (напомним, что «опдсные грамоты» на приезд посольства были получены еще летом) можно объяснить, ве­роятно, также тем, что в Вильно ожидали результатов контактов со Стамбулом и Бахчисараем.

Посольство В. Тышкевича привезло в Москву предложение за­ключения вечного мира между обоими государствами как необходи­мого элемента перед подписанием антикрымского соглашения⁴⁹. Это означало, что Москва должна была вернуть захваченный в начале XVI в. Смоленск и другие пограничные земли, а также отказаться от претензий на Киев и восточные земли ВКЛ. Короче говоря, ценой антимусульманского союза Вильно желало от Москвы отказа от ее главной внешнеполитической программы «собирания русских зе­мель». В. Тышкевич заявил о перспективах совместной борьбы с Крымским ханством, что «и толко крымсково избыв, и вам не на ком пасти, пасти вам на нас»⁵⁰. Тем самым ВКЛ показало свою заинтере­сованность в существовании татарского государства как сдерживаю­щего фактора экспансионистских устремлений Московии.

В Москве не ожидали такого оборота событий. Реакция на литовские предложения была достаточно резкой. Их категорически отбросили, на­звав «безлепицей». Литвины, в свою очередь, заявили, что без урегули­рования двусторонних отношений заключение союза не имеет смысла Разумеется, под подобной формулировкой скрывалось желание отказать­ся от московского предложения по совместной борьбе против Крыма

11 марта 1559 г. литовское посольство впервые затронуло «ливон­ский вопрос». Обратим внимание на два момента Поводом для упо­минания ливонской проблемы послужили акты насилия во владениях дальнего родственника Сигизмунда Августа рижского архиепископа Вильгельма, совершенные московскими войсками. Литовский госпо­дарь просил остановить военные действия, беспокоясь за безопас­ность Вильгельма и мир среди всех христиан⁵¹. Это свидетельствова­ло о неравнодушии Вильно к происходящему в Ливонии. Однако его проявление состоялось не в рамках межгосударственных отношений, а как забота о безопасности родственника Очевидно, в ВКЛ пока что не хотели выносить этот вопрос на официальный уровень.

Казалось, что в поведении литвинов произошла очевидная пере­мена. Но в Москве не хотели этого замечать, возможно, из-за их по­луофициального подхода к делу. Литовские послы получили катего­рический ответ, в котором утверждалось, что, во-первых, ливонцы с давних пор подчинялись Московии, во-вторых, военные действия на­чались из-за нарушения обоюдных договоренностей и, в-третьих, мо­сковско-ливонские отношения больше никого не касаются. Не желая резкого обострения отношений с Литвой и вступления с нею в воен­ный конфликт, Иван IV подтвердил обязательство сохранять переми­рие до 1562 г.⁵². Однако проявленный послами интерес к ливонским делам вызвал обеспокоенность в Москве, хотя, скорее всего, там не были склонны думать, что в Вильно коренным образом изменят на­правление внешнеполитической активности.

Внимательное прочтение документальных текстов не оставляет сомнения в том, что на формирование внешней политики Московско­го государства в 1559 г. большее влияние оказывали причины идеоло­гического свойства, чем прагматическое комбинирование в рамках реалий международных отношений. Иван IV чувствовал себя ответст­венным за исполнение миссии освобождения христиан от мусульман­ского притеснения. Знаки с небес уверяли царя в этом еще больше. Так, «видение» святого Николая-чудотворца в январе 1559 г. и после­довавшее вслед за ним отступление крымского войска с московской территории (вскоре после получения сведений о присутствии Ива­на IV в Москве, а не в Ливонии) связывались в единую логическую цепочку⁵³. В Москве, наверное, в тот момент не ожидали набега крымских татар, поэтому во внезапном отходе неприятеля виделся ре­зультат заступничества небесных сил. Очевидно, это событие было рассмотрено в Москве как своеобразный символ, подтверждающий правильность активной антикрымской политики.

Погоня за крымскими татарами хоть и не принесла результатов, но выявила, что противник отступал в большой спешке. Пленные сооб­щили, что Крым не владеет достаточными силами для отпора внешним ударам. В Москве посчитали, что созрело время для решающего удара по ненавистному Крымскому ханству. На Крым были отправлены с войсками Д. Вишневецкий и Д. Адашев. Московское руководство да­же не дождалось приезда литовских послов, чтобы выяснить, с чем они едут. Вероятно, в Кремле по-прежнему были уверены, что Вильно не откажется от идеи уничтожения «крымского гнезда».

Однако в марте 1559 г., во время переговоров с литовскими и дат­скими послами, оказалось, что расклад, сделанный в Кремле, несо­стоятелен. Литвины не только поставили невыполнимые условия для заключения антимусульманского союза, но и подняли «ливонский во­прос». Датские послы, прибывшие в Москву в марте 1559 г., высту­пили посредниками в этом деле⁵⁴.

В Москве должны были понять, что ливонская проблема волнует не только ее, но и ближайших соседей. Оказавшись в новом для себя положении, московиты согласились принять предложение датчан, за­ключавшееся в следующем: царь останавливает войну на краткий срок, а в это время в Москву приедет магистр Ливонского ордена ли­бо его доверенные лица с необходимыми полномочиями для призна­ния своей «вины». При этом датчане являются гарантами приезда ли­вонцев. Заметим, что никакого официального перемирия с Ливонией не было заключено, как об этом часто повторяется в советских и но­вейших российских научных работах.

Любопытно, что предоставление перемирия ливонцам произош­ло уже после отъезда литовского посольства. Получается, что в Мо­скве не учитывали возможность юридического подчинения Ливонии Литве.

Как-то не увязывается это «перемирие» с суждением, согласно ко­торому оно было дано ливонцам в связи с обращением московитов к радикальному решению крымской проблемы. Отправление войска против Крымского ханства произошло в феврале 1559 г., когда еще не было отправлено назад посольство ВКЛ, а датские послы не прибыли в Москву. Заметим, о приезде датчан в Москве знали уже 29 января 1559 г.⁵⁵. Почему в Москве решили воевать против Крымского ханст­ва, не выслушав их предложений? Мыслится единственный ответ — там не осознавали, что ливонский конфликт постепенно перерастает в широкомасштабную войну с вмешательством третьих сторон. С преж­ним упрямством и упорством московские политики стремились по­кончить с крымской проблемой.