— Мне побоку, — ответил я, возмущённый такой неблагодарностью.
У меня без того были дела, нужно было решать, куда сплавить девочку и её раненых спутников, которыми сейчас занимались воины Карога.
Бричку, одеяла и плащи пришлось предоставить маркизе, которая, несмотря на все увещевания старика, продолжала плакать и отворачиваться от меня.
— Не расстраивайся, Макс, — сказал мне Рон, когда мы устраивались на лежанках, которые сделали из большого количества нарубленных еловых лап, сверху накрытых тёплыми шкурами, которые запасливый нубиец добыл из мешков убитых им сегодня врагов. — Она просто избалованный ребёнок, впервые увидевший насилие и жестокость. Пройдёт время — и она всё поймёт.
— Рон, мне всё равно, пусть делает что хочет. Тем более что сам знаешь, чья она дочь, — буркнул я, заворачиваясь в шкуру.
Несмотря на жаркий огонь, ветки и подстилки, от земли ощутимо веяло холодом.
— Да уж, узнай герцог, что нанятые им разбойники убили его дочь, удавился бы сразу, — тихо засмеялся нубиец.
— Отстань от меня, я спать хочу, — сказал я и закрыл глаза.
Хотя на самом деле сна у меня не было ни в одном глазу. Пусть мы и приняли решение продолжить утром свой путь и, доставив девушку и её воинов к ближайшему лекарю, ехать своей дорогой, но всё же её слова не выходили у меня из головы.
«Одни спят со мной из страха, другие улыбаются за деньги, а третьи называют меня садистом», — вертелись у меня в голове нерадостные мысли об отношениях с противоположным полом.
Утро было тяжёлым, всё тело у меня задеревенело, и, несмотря на жар костров, я едва смог встать, в горле ощутимо першило, а из носа начало капать.
— Рон, вставай, — прохрипел я, придвигаясь вплотную к костру, — я уже в ледышку превратился.
Нубиец тяжело заворочался и поднялся на ноги, тоже придвигаясь к костру.
Его зубы стучали друг о друга.
— За-за-мёрз, — произнёс он, плотнее кутаясь в шкуру и чуть ли не влезая в костёр.
— Ты же у нас опытный воин, чего тебе мёрзнуть, — подколол его я, сам трясясь от холода так, что явственно слышал стук собственных костей.
— У меня на родине не такие зимы, как тут, — стуча зубами, ответил Рон. — Проклятая зима, как же я её ненавижу!
Услышав скрип снега, я скосил глаз влево. К нам подходили девочка и старик, который, явно замерзая сам, тем не менее укутывал хозяйку в одеяла.
Не удостоив меня взглядом, маркиза встала с другой стороны костра и начала греться. Старик поклонился нам с Роном и поблагодарил за тёплые шкуры и одеяла, а также предоставленную бричку. Он видел, что мы спали на земле.
К нам подошёл Карог. Хоть и выглядел он лучше нас всех, но всё равно протянул руки к костру, ворча что-то нелестное в адрес погоды.
— Карог, снимаемся с лагеря, позавтракаем на постоялом дворе? — кашляя и постоянно вытирая бегущие сопли, спросил я. — Если мы не попадём в тепло, я точно заболею.
— Хорошо, как скажете, барон, — кивнул командир и крикнул своих помощников.
В бричку мы не то что загрузили, а просто-напросто утрамбовали всех раненых, так что мне пришлось сесть позади Рона на лошадь, потому что на другую усадили девушку со слугой. «Маркиза в седле держится куда лучше меня», — машинально подметил я.
Не успели мы тронуться, как со стороны дороги в нашу сторону вылетел большой отряд всадников и, рассыпаясь, начал брать нас в круг. Воины Карога обнажили оружие, а я начал всматриваться в приближающихся всадников. И увидел, что, кроме дворян, в этом отряде было много воинов из дорожного патруля.
— Где маркиза? — закричал один дворянин, наверное, даже моложе меня, с перекошенным лицом и мечом наголо, ускоряя лошадь и выезжая из общего строя.
Я мешком свалился с лошади Рона и шагнул вперёд.
— Во-первых, орать надо было вчера, когда маркиза подверглась нападению, — спокойно сказал я, остановившись немного впереди, но всё же под защитой Рона. — А во-вторых, кто вы такой? Маркиза сейчас находится под моей защитой.
Парень выпучил на меня глаза, до него не сразу дошли мои слова.
— Да ты знаешь, с кем разговариваешь? — заорал он.
— Если перестанете орать и представитесь, то узнаю, — зло ответил я.
У меня текли сопли и першило в горле. Всё, чего я хотел, так это оказаться на постоялом дворе и залезть в лохань, полную горячей воды. Разглядывая надрывающего глотку молодого пацана, я как-то отстранённо думал: «Неужели и я был таким?»
— Маркиз, незачем так кричать, барон говорит правду, — раздался позади меня строгий девичий голос.
Я оглянулся и увидел, что маркиза со своим слугой подъехали ко мне.
Парень, увидев девушку, легко спрыгнул с лошади и подбежал к стремени её лошади. Мне, глядя на то, как лихо он это сделал, оставалось только завидовать.
— Маркиза, как я счастлив вас видеть! Когда мне сегодня доложили, что на землях отца было совершено нападение на дворянку, я бросил всё и кинулся к вам на помощь, — смотря снизу вверх на девушку, взахлёб говорил он голосом, в котором чувствовалось восхищение и обожание.
«Блин, ну точно как я, когда втюрился в Сатти, — улыбнулся я про себя. — Как же сильно я изменился за эти месяцы, пожалуй, родители теперь с трудом узнают своего сына».
— Рад, что вы наконец прибыли, господин Неизвестно-кто, — с иронией вмешался я в их диалог. — Вижу, вы знакомы с маркизой, поэтому можете забрать её воинов и её саму, мне хочется вернуть себе бричку и продолжить свой путь, у меня слишком много дел.
Девушка от моих слов вспыхнула и от злости очаровательно закусила нижнюю губку. Парень повернулся ко мне и возмущённо затянул старую песню:
— Ты знаешь, с кем разговариваешь? Это маркиза Элиза, дочь герцога Нарига, сеньора всей провинции Шатар. Я, маркиз Ланкур, никому не позволю так пренебрежительно к ней относиться!
— Чихать я хотел на герцога, и на тебя мне чихать, — ответил я, и в ту же секунду соплям в моём носу стало так тесно, что я действительно чихнул, громко и выразительно. На глазах у всех демонстративно вытерся рукавом и, оглядев изумлённый народ, нагло улыбнулся.
— Барон, вы отвратительны! — раздался голос девушки, в котором слышалось презрение.
— Маркиз, забирайте маркизу и её воинов, ради Единого, — сказал я, пропустив её слова мимо ушей. — Я не держу никого из вас. Вам нужно быстрее доставить её к лекарю, так как у неё сломана рука, и я не знаю, есть ли там осколки. Если не поспешите, то жизни маркизы может угрожать опасность.
Юношу, который, похоже, был действительно главным среди этой кавалькады, поскольку в наш с ним разговор никто не вмешивался, от моих слов перекосило, но, услышав об опасности для жизни обожаемой им маркизы, он кинул на неё испуганный взор и принялся орать команды своим вассалам.
Бричку разгрузили, и в ней остался только один наш тяжелораненый. Усадив маркизу перед собой на коня, а остальных раненых разместив между другими всадниками, маркиз бросил на меня злобный взгляд и пришпорил коня.
Я посмотрел на лицо девушки, которую неожиданно спас. Я ведь так и не обменялся даже парой фраз с этой красивой девочкой, оказавшейся дочерью моего заклятого врага. Провожая её взглядом, я с удивлением увидел, как она обернулась и посмотрела на меня, но затем резко отвернулась, поджав губы.
«Только тебе и осталось забивать себе голову разными неблагодарными девчонками», — плюнул я в снег и залез в бричку, днище которой было завалено множеством шкур, добытых вчера Роном.
Раненый мне улыбнулся и подвинулся. Я взял вожжи и хотел тронуться, но ко мне подъехали Рон и Карог.
— Ну что ещё? — взмолился я. — Может, поедем уже? Я тут с вами сдохну скоро!
— Просто Карог хотел сказать, что ты мастер заводить себе высокопоставленных врагов. Этот ревнивый пацанёнок — старший сын герцога Ришара, понимаешь ли, владетеля провинции Гостонь, — заржал Рон.
Карог, скинув капюшон, тоже оскалился.
— Да пошли они все, эти герцоги, маркизы и маркизки, со всеми своими завихрениями в мозгах, — разозлившись, закричал я. — Всё, ни минуты лишней не останусь в этом королевстве, сразу поеду к гномам.
— Макс, ты чё орёшь-то? — спокойно спросил Рон.
— Да достали они уже все, — успокаиваясь, сказал я, — поехали, чем быстрее, тем лучше.
Когда мы проезжали мимо места вчерашнего сражения и до сих пор стоящей на дороге сломанной кареты, окружённой людьми, поставленными для её охраны, Рон начал рассказывать историю о том, как они вчера атаковали и победили нападавших.
Я посмотрел на горящие костры, а также людей, которые сгрудились вокруг них.
«А ведь действительно, меня вчера могли здесь убить, — мелькнула у меня мысль. — Герцог не поскупился на разбойников, чтобы меня устранить».
Вспомнив о портрете, я принялся ощупывать себя, вспоминая, куда его положил. Припомнив, что вроде как во внутренний карман плаща, я начал проверять все карманы, но с удивлением обнаружил, что ничего в них нет. Ещё раз старательно охлопав себя по груди и по бокам, я понял, что смахиваю на базарного ротозея, ищущего украденный кошелёк. Оглянувшись, я увидел, как Рон быстро отвернулся от меня и сделал вид, что разговаривает с Карогом.
— Ро-он!! — ласково позвал я. — Не расскажешь, куда делся холст с моим портретом?
Нубиец подъехал ближе, и я по его слишком честной физиономии убедился в том, что нубиец как-то причастен к исчезновению портрета.
— Рон?! — подтолкнул я его к признанию.
— Ну, Макс, тут такое дело… — замялся он, не поднимая глаз от земли. — В общем, вчера старик увидел твой портрет и, по-видимому, рассказал об этом своей госпоже. Вчера ночью он отозвал меня в сторонку и попросил незаметно для тебя забрать его, а за услугу пообещал дать перстень.
С этими словами нубиец вытащил красивый золотой перстень с большим рубином. Я присмотрелся и вспомнил, что ещё вчера видел его на руке маркизы.
— Ну ваще!!! — От такой наглости у меня даже перестали течь сопли. — Мой друг заныкал перстень, полученный за то, что стащил у меня, и при этом не собирается делиться выручкой??? Ну, Рон, от тебя я таког