— Командующий, да только бандитскими войсками, — сказал Пархоменко и спустил курок.
Выстрел гулко прозвучал в тишине утренней улицы. Максюта привалился к борту автомобиля. Остальные с ужасом смотрели на чёрное дуло револьвера, которым Пархоменко водил перед их глазами.
На выстрел уже бежали красноармейцы с винтовками наперевес. Они быстро окружили автомобиль, взяв каждого из сидящих в нём на прицел.
Первым опомнился сидевший рядом с шофёром пулемётчик и стал быстро наводить пулемёт на стоящего сзади него Пархоменко.
Пархоменко успел свободной левой рукой схватить ствол пулемёта, двинуть его в сторону от себя и прижать к спинке переднего сиденья.
— Этих связать! — приказал Пархоменко, показывая дулом револьвера на бандитов. — Шофёр повезёт нас. Пулемётчика не трогать, он храбрый. Пусть с нами повоюет. Сделаем из него хорошего красноармейца. Вперёд к отряду!
Пархоменко вытер тыльной стороной ладони потный лоб и шумно вздохнул. Только теперь он понял, что каждую секунду мог быть убит бандитами.
— А теперь мы возьмём город, — сказал Пархоменко.
НАЧДИВ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ
Было это в июне 1920 года на подступах к городу Новоград-Волынску.
На Украину весной того же года напали белополяки. Это была армия польских панов — капиталистов и помещиков.
Первая Конная под руководством Будённого и Ворошилова двинулась освобождать Украину. Впереди главных сил армии шла Четырнадцатая кавалерийская дивизия. Ею командовал Пархоменко.
Сейчас с холма он наблюдал в полевой бинокль за движением отряда, который был послан в разведку. Пархоменко сидел на высоком вороном жеребце. На плечи была накинута чёрная бурка.
— Добре скачут хлопцы! — с удовольствием сказал Пархоменко.
Отряд разведчиков миновал ложбину и пересекал поле. Зелёная трава, мокрая от утренней росы, касалась сапог всадников. Впереди, по правую руку от них, показалась сосновая роща. Над её соснами появился край солнечного круга. Только отряд поравнялся с рощей, как оттуда внезапно выскочили белополяки и, с рёвом размахивая над головами саблями, бросились на разведчиков. Те растерялись — атака оказалась слишком неожиданной. Многие даже не успели вытащить сабель из ножен и стали поворачивать коней обратно.
Вдруг вдалеке раздалось:
— Ура-а-а!
Оно становилось всё слышнее и слышнее. Наконец «ура» загремело совсем близко. Послышался топот лошадиных копыт. Всадники выскакивали из ложбины — сперва над травой поля показывались острия поднятых сабель, а затем фигуры всадников, они заходили белополякам в тыл. Впереди всех галопом нёсся Пархоменко. «Товарищи гибнут. Скорей, скорей на помощь!» — думал он, без конца пришпоривая лошадь. Его чёрная бурка развевалась. Казалось, что за спиной у Пархоменко распластаны крылья.
Прямо на него мчался на сером коне офицер с поднятой саблей. Он с маху опустил её, и она со звоном скрестилась с саблей Пархоменко.
— Ну, пан, молись своему богу, может, в рай попадёшь! — закричал офицеру Пархоменко, привстал на стременах, высоко занёс над головою саблю.
Разведчики оправились от неожиданного нападения и яростно кинулись на врага.
Белополяки стали подымать руки кверху.
— Сдаёмся! — кричали они.
После боя Пархоменко, сбросив бурку, сидел на поваленной сосне у опушки рощи и допрашивал высокого офицера с худым лицом, стоящего навытяжку перед ним.
— Ну, пан, что там под Новоград-Волынском делается? Только правду говори, если тебе дорога голова.
— Пан генерал может не сомневаться, — пролепетал офицер.
Его близко поставленные глаза косили от страха. Он рассказал, что берег реки Случ у города сильно укреплён, сообщил о расположении воинских частей и их численности. Пархоменко срочно собрал свой штаб, чтобы решить, как действовать дальше: надо было выполнить приказ командарма Будённого — взять вместе с другими дивизиями Новоград-Волынск.
ВОДЯНЫЕ ЧЕРТИ
Четырнадцатая дивизия вышла к реке Случ. Пленный офицер сказал правду. На том высоком берегу были окопы противника. Оттуда ухали орудия.
Первой начала переправу четвёртая рота третьей бригады. С той стороны немедленно начался обстрел. Вода сразу вскипела от пуль и окрасилась кровью. Скоро всадники повернули обратно. На воде плавали будёновки. Медленно погружались в воду убитые лошади. Рота потеряла семнадцать бойцов.
Вскоре в бригаду прискакал Пархоменко. Остановилось наступление. Командарм Будённый час назад вызывал его. Потребовал все меры принять, чтоб Случ форсировать. А тут ни с места!
— Почему до сих пор не выполнен приказ о форсировании Случа? — спросил он строго у командира бригады.
— Пытались несколько раз, товарищ начдив. Не даёт пан нам хода. Несём потери. Как дождём из пулемётов сыплет, да ещё орудиями помогает. Вон как берег изрыл.
— Так что же, комбриг, выходит, нам зимовать здесь придётся? — вспылил Пархоменко. — Может, окопы готовить прикажешь?
Комбриг молчал. Начдив сердито и неторопливо постукивал сложенной вдвое плёткой о голенище своего правого сапога.
— Нет, не позволено это нам, — ответил сам себе Пархоменко. — Для нас остановка — значит поражение. Ну-ка, давай поищем переправу.
Они поскакали вдоль реки, держась подальше от берега, чтобы не достала белопольская пуля.
— Вон смотри, комбриг, — сказал Пархоменко, останавливая коня и указывая плёткой на реку.
— Там, где бухточка, товарищ начдив?
— Самое место для переправы: глухо, тихо…
Берега бухточки густо заросли кустами вербы. Плакучие ивы свешивали свои ветви над водой.
Сошли с коней, скрытно подползли к самой реке и замаскировались ветками кустов. В бинокли стали наблюдать.
На том берегу солдат, высунув из окопа голову, смотрел в бинокль в их сторону.
— Видишь? — спросил Пархоменко.
— Застава панская, — ответил комбриг.
— Убрать!
На рассвете следующего дня Случ покрывал туман. Двое молодых будённовцев, донских казаков, Толоконников и Архипов, сняв одежду, прямо из кустов нырнули в воду бухточки. В руках они держали винтовки с примкнутыми штыками.
Пархоменко, комбриг, командиры полков напряжённо всматривались в туман. Все волновались.
«Доплывут ли ребята? Должны, обязательно должны. Они ведь с Дона — значит, с детства на реке», — думал Пархоменко и крепко сжимал рукоятку шашки.
Шли долгие минуты. Туман постепенно редел, открывая гладкую поверхность реки. Пловцов не было видно.
— Где же они? Где? Неужели потонули? — тихо сказал Пархоменко.
Вдруг у подножья обрыва того берега появились два смельчака. Тёмно-зелёные речные водоросли свисали с их головы и плеч. С них капала вода.
— Ай да молодцы! — негромко воскликнул Пархоменко.
Он посмотрел в бинокль на заставу. Там было всё тихо. Значит, их не заметили.
Архипов и Толоконников по тропинке стали ползти вверх, прячась в густой траве. Вот кончился обрыв. До окопа всего двадцать метров. Но добираться надо почти перед глазами сидящих там четырёх солдат. Сейчас трое из них спали, а четвёртого караульного тоже клонило в сон.
Самое время — пятый час утра.
Неожиданно перед ним появились опутанные водорослями два лица.
Солдату показалось, что это ему снится.
«Водяные черти», — вяло подумал он.
И в этот же момент штык Архипова лишил его жизни. Сильный удар приклада поразил одного из спящих солдат. Третий вскочил. Но тут же был убит. Четвёртого, последнего солдата, связали, а рот заткнули его же фуражкой.
— Вот и языка достали, — сказал Толоконников.
Будённовцы, стоя на краю окопа, высоко поднятыми кверху штыками винтовок просигнализировали своим, что задание выполнено.
Пархоменко на радостях обнял комбрига:
— Герои! Умницы! Теперь действуй! Вперёд на панов!
Бригада, а за ней и остальные части 14 дивизии перешли вброд на тот берег. К вечеру Новоград-Волынск был взят Первой Конной.
Перед строем бригады выступил Пархоменко.
— Товарищи, командование Первой Конной поручило мне вынести благодарность красноармейцам и командирам за умелые действия против врага.
— Ура-а-а! — было ответом начдиву.
— Архипов и Толоконников, ко мне! — скомандовал Пархоменко.
Когда они подъехали, он сказал:
— Поздравляю вас, дорогие товарищи. Командование представляет вас к высшей награде — ордену.
Пархоменко крепко пожал каждому руку.
Утром следующего дня дивизия тронулась дальше на запад. Впереди был город Ровно.
ТАНКИ
В октябре 1920 года, после разгрома белополяков, Четырнадцатая, во главе Первой Конной, шла на Врангелевский фронт. Врангель был последний белогвардейский генерал, ещё не разбитый Красной Армией.
…Ветер гнал по ночной, холодной степи пыль, смешанную с сухими листьями травы и кукурузы, запорашивал глаза красноармейцев в окопах. Пыль хрустела на зубах.
Пархоменко ехал со своими двадцатью ординарцами впереди дивизии. Он первый услышал шум танков, знакомых ему ещё по войне с белополяками.
— Начштаба срочно ко мне! — приказал Пархоменко.
Через несколько минут Колоколов на полном скаку остановил возле начдива своего коня так, что он поднялся на дыбы.
— Музыку слышишь? — спросил у него Пархоменко.
Вдалеке слышался лязг и скрежет железа.
— Танки?
— Они самые — черепахи проклятые… Где мы точно находимся?
Колоколов вынул из полевой сумки карту. Она затрепетала на ветру. Пархоменко взял её двумя руками и развернул. Колоколов, заслонив рукой зажигалку, высек огонь и осветил карту.
— Мы стоим вот здесь, — сказал он, тыча пальцем. — В двух верстах переправа через Днепр. На том берегу Каховка.
Пархоменко смотрел на карту. Глаза были прищурены. Челюсти плотно сжаты. Потом он не спеша заговорил, будто бы про себя, ни к кому не обращаясь.
— По донесениям разведки в Каховке штаб наших стрелковых соединений… Южнее скопились главные силы белых… Наша задача переправиться на тот берег и пойти по тылам врага.