— Пощади Твое создание, Владыко!
— Боже, милостив буди ми грешному!
— О Господи, спаси же! О Господи, поспеши же!
Припоминай церковные песни: «Се Жених грядет…», «Душе моя, душе моя, возстани, что спиши…» и подобные. Так трудя себя, бей непрерывно в двери милосердия Божия.
3. Как надо веровать?
Веровать надо в простоте сердца. Сам Бог повелел так веровать. Ибо что Бог сказал, то уже всеконечно есть совершеннейшая истина, против которой неуместны и возражения. В полном смысле настоящая вера и есть та, когда кто верует потому только, что Бог так повелел, и когда для того, чтобы уверовать, ничего больше не ищет, как узнать, как Бог повелел, и как только узнает, что Бог повелел так и так веровать, так и успокаивается на том полным успокоением, не допускающим никаких колебаний.
Се — детская вера, беспрекословно верящая Богу — Отцу своему! Ее-то и требовал Господь, когда сказал: Если не будете как дети, не внидете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Из сего можете вы сами заключить, что кто иным каким-либо образом верует, о том нельзя не усомниться, войдет ли он в Царство Небесное.
Такая детская вера не есть слепая, а видящая, и видящая чистыми глазами, ничем не запорошенными. Она только в умовые исследования не пускается, а как узнает, что Бог так сказал, так и успокаивается. Это у нее самая верная, самая прочная и самая разумная основа на все верования. Слепая вера есть та, которая не знает, во что должно веровать, или если знает, то не полно, кое-как; равно не знает и того, почему должно веровать, и не заботится узнать ни того, ни другого. Такова большею частию вера простого нашего народа.
4. Почему нельзя примешивать к вере умовые соображения?
На этот вопрос Феофан Затворник ответил так: «Никакого нет греха доискиваться некоторых умовых соображений в уяснение и полнейшее уразумение предметов веры. Это делали нередко и святые Отцы. Однако, когда строятся в уме умовые соображения о предметах веры, тогда наиболее приходят и недоумения, колеблющие веру. Правда, что они подкрадываются и в душу, детски верующую. Но тут им обычно никакого хода не дают, сразу прогоняя их, в той уверенности, что это какой-либо кривотолк. Но так же надобно поступать и тем, которые не довольствуются и не умеют довольствоваться простою верою. Законный образ действования должен быть такой: пришли недоумения — не допускай их до сердца и не возмущай ими покоя веры; оттолкни их, стоя с сердцем на стороне веры, а потом ищи разъяснения. Придет разъяснение — добре; не придет — беда не велика. Покой веры цел — не слепой, а той, которая видит и знает, как повелел Бог. Повелевает неложный Бог, а недоумения кует нам умишко — задорный, но слепой.
Мудрование наше ничего доброго нам не дает, а только высокоумие плодит и руки и ноги расслабляет на делание добра и бегание зла. Бросим его! Не наживешь с ним добра. Нашему мудрованию все представляется так гладко и широко. Живи себе как хочешь: природа! Умрешь — Бог милостив! Если и достанется немного, так это ничего, пройдет. Его бы устами мед пить. А там, как умрешь — схватят сударики, бросят в теплое местечко и запрут крепкими запорами; кричи не кричи — никому дела до нас не будет, эти уже определены к месту. Так там и останешься на вечные времена. Вот и намудрил. Прогоним это мудрование и покоримся вседушно простой вере».
5. Если Бог милосерд, как можно, чтоб будущие мучения были вечны?
Господь на Кресте молился за распинателей — можно ли, чтоб Он казнил кого-либо из грешников вечными муками?
Господь молился, и Его молитва тотчас принесла плод. Разбойник покаялся и, уверовав в Господа, открыл себе вход в рай. Сотник исповедал Господа Сыном Божиим и, освятившись верою, имеется в числе святых. Верно, и все те, которые пошли с Голгофы, бия себя в перси, не лишились благой части. Так и все, которые нагрешив перед Богом обращаются к Нему в слезах покаяния, всегда получают прощение и перед ними дверь рая не заперта. Если бы все люди, грехам повинные, так поступали, все бы вошли в рай и ад остался бы занятым одними духами злобы — ожесточенными и нераскаянными. Вы опираетесь на милосердное прощение. Но прощение не безусловно: покайся и прощение получишь. А нераскаянного как простить?
Господь милосердный всех готов простить, только покайся и прибегни к Его милосердию. Если бы и бесы покаялись, и те были бы помилованы. Но они так закостенели в упорном противлении Богу, что нет им помилования. То же и в отношении к людям. Невозможно помилование тех, которые упорно противятся Богу. Как они Бога знать не хотели, то и Бог скажет им: не вем вас, отойдите. — А когда такое решение от Бога изойдет, кто отменит его? — Вот и вечное отвержение — печать ада!
Остается строить надежду, нет ли покаяния за гробом? — О, когда бы возможно было это! Какое бы облегчение нам, грешным! Господь столько милосерд, что только покайся, хоть бы то и за гробом, непременно простит. Но то наше горе, что надежды-то такой не на чем основать. — Закон жизни таков, что коль скоро кто положит здесь семя покаяния, хоть бы при последнем издыхании, то уже не погибнет. Семя сие возрастет и плод принесет — спасение вечное. А коль скоро кто здесь не положит семени покаяния и перейдет туда с духом нераскаянного упорства во грехах, то и там навеки останется с тем же духом, и плод от него во веки будет пожинать по роду его — Божие вечное отвержение.
Положим даже, что какими-либо судьбами грешник втянут в рай, что он там будет делать?! Для него и рай в ад превратится. Вкусить сладостей райских у него нет органа, а чрез то, что там все противоположно его настроению, он будет тесним и гнетом, так что места не будет находить. Введите вы в круг людей высшего тона человека простеца — для него пребывание среди них будет настоящая пытка. То же должен испытывать и грешник, если неочищенным втянуть его в рай.
6. Что значит «огнь неугасающий» и «червь неусыпающий»?
Выражения «червь неусыпающий», «огнь неугасающий» и прочее означают только крайнюю меру мучений для всякого, а состоять они будут, может быть, и не в этом. О муках грешников надо сказать, что хотя, несомненно, они будут в крайней мере для каждого, и будут как душевные, так и телесные, но в чем именно они будут состоять, определительно сказать нельзя. В Слове Божием для обозначения сего берется то, что бывает самым мучительным на земле, равно как и для обозначения блаженства берется то, что на земле считается самым великим и обрадывающим, но, чтобы именно как в том, так и в другом, было это самое, сего сказать нельзя. Там будет все ново: ново небо и нова земля, новы и радости и муки.
Конечно, все сие страхом поражает. Но затем это и открыто, чтобы, поражая страхом, вразумлять и остепенять грешников. Он и не открыл бы об аде, но как не хочет смерти грешника вечной, то и открыл, что ожидает грешника, чтобы, зная это, грешник не давал себе воли, а уж если случится нагрешить, поскорее обращался опять к Господу и каялся.
О силе мук и кажущейся длительности даже временных адских мучений повествует одно сказание.
Некто, благоговейный, кажется, мирянин, делал много добра, но проскользали и грешки. Для очищения его от сих грехов Господь послал ему болезнь, которая не поддавалась лекарскому искусству. Терпел он, терпел и воз малодушествовал — стал плакаться перед Господом. Господь послал к нему Ангела, который явясь сказал ему: «Что жалуешься? — Для твоего же блага Господь послал тебе эту болезнь, чтобы очистить тебя от грехов твоих. Очистишься — и болезни конец. Ибо если здесь не очистишься, то на том свете гореть будешь». Тот с горести крайней и скажи: «Да уж лучше на том свете отмучиться!» (Это будто на руку тем, которые думают, что мучения временны, но цель сказания не та.) — «Хорошо, — сказал Ангел. — Хочешь? Тебе следовало болеть еще три недели или три месяца. Там тебе за это помучиться придется три секунды». — «Три секунды, — думает себе больной, — что тут?» И согласился. Как согласился, так и обмер. Взял Ангел его душу и снес в место мучения. «Три секунды, — проговорил он больному, — терпи. Я тотчас приду, как они пройдут», — и скрылся. Как начало жечь этого бедного, как начало жечь, ужас как больно; но терпел, думая: «Три секунды… сей момент кончатся». Но боль все больше и больше, и, кажется, пора бы уж и Ангелу прийти, а его все нет и нет. Уж ему показалось, что неделя прошла, год прошел, десять лет прошло, а Ангела все нет и нет. Мочи наконец не стало. Как закричит! — Ангел тотчас явился и спрашивает: «Что тебе?» — «Да ты сказал, что три секунды помучиться, а тут уж десять лет прошло». — «Каких десять лет? Всего десять терций». — «Ой-ой! — ой! Батюшка ты мой! Если так, возьми меня поскорее отсюда назад. Тридцать лет готов лежать в той болезни, только отсюда возьми». — «Хорошо», — сказал Ангел; внес его опять в тело, и тот ожил. И уж не заикался больше о тяготе своей болезни. Это сказание сохранено для внушения нам, грешным, того главного, чтобы благодушно терпели прискорбности, посылаемые для нашего очищения от грехов.
7. Как относиться к теории множества рождений?
Спириты придумали заменить ад множеством рождений грешащего. Очень неудачно. Потому что кто остался неисправимым в одно рождение, тот может продолжать его и во второе, и не только продолжать, но и углубить. Но что было во второе, то может быть и в третье рождение, и так далее, до осатанения. А для таких уж, конечно, неизбежен ад.
Иным думается, что без наказания и мук грешников, конечно, нельзя оставить, но эти муки не будут вечны: помучатся-помучатся отверженники, а потом и в рай. — Страсть как хочется нам казаться милосерднее Самого Господа! — Но и эта выдумка несостоятельна, ибо ад не есть место очищения, а место казни, мучащей, не очищая. Сколько ни будет жечь кого ад, жегомый все будет такой же нечистый, достойный того же жжения, а не рая. Жжению потому и не будет конца.