Первый директор Тянь-Шаньской станции Г. А. Авсюк построил у подножия ледника Карабаткак хижину из валунов. В ней он жил, проводя свои первые наблюдения, сыгравшие большую роль в развитии гляциологической науки. И сейчас здесь регулярно поселяются, сменяя друг друга, гляциологи. Карабаткак остался их постоянным объектом.
Другой ледник, находящийся в сфере особого внимания гляциологов станции, — Ашутор. Во времена Международного геофизического года здесь была пробурена глубокая скважина во льду, а в нее заложены полупроводниковые термометры — термисторы. С их помощью регулярно измерялась температура льда на разных глубинах. Но время шло. Лед двигался, а поверхность его понижалась от ежегодного таяния.
Посетив ледник через четыре года, я увидел изорванные, спутанные провода на поверхности рядом с огромнейшей трещиной. Надо было бурить новую скважину, не забывая ни на минуту о том, что ледник «живет» — «худеет» и «толстеет», покрывается сетью «морщин», трещин, «умирает», оставляя после себя морены, валуны, быстрые речки, бегущие вниз, туда, где нужна живая вода.
По Ашутору проходит путь на перевал через Терскей-Алатау. Это старинный кочевой путь. И сейчас на леднике можно встретить лошадиный череп, кости…
Не так уж давно существует географическая станция, но сделано много — вышло в свет полтора десятка монографий и больше тридцати сборников статей. Общий объем изданных трудов составляет пятьсот печатных листов. Практическая направленность характерна для этих работ: они призваны помочь земледельцам долин, рыбакам Иссык-Куля и животноводам высокогорных пастбищ научно организовать хозяйство, в полном соответствии с требованиями природной среды. Главный объект исследований географов Иссык-Куля — Центральный Тянь-Шань — область, расположившаяся к югу от озера.
Мы приехали в Покровку по южному берегу Иссык-Куля, по только недавно законченной дороге. В прежние времена чаще ездили северным берегом, через курорт Чолпон-Ата, рыбацкое село Тюп, исчерченный аллеями гигантских тополей Пржевальск. Но дорога «югом», как здесь говорят, короче.
Пока еще пустынен южный берег Иссык-Куля. Непривычно мало встречается здесь сел, людей, машин… Когда смотришь налево, на яркий аквамарин безбрежного озера и веселую синь неба над ним, то невольно хочется увидеть справа, на берегу, утопающие в декоративной зелени белоснежные корпуса санаториев… Но долго-долго вдоль дороги тянутся одни лишь красноватые скалы из песчаника, скупо заселенные растительностью, и лишь древние береговые линии Иссык-Куля четко зафиксированы на скалах. Толь’, неподалеку от Тамги, на берегу живописной бухты, среди бескрайних зарослей облепихи, появляется первый на южном берегу санаторий.
«Золотой цветок» Иссык-Куля. Бескрайние поля опийного, или лекарственного, мака — вот что поражает всякого, кто попадает на берега Иссык-Куля, потому что нигде больше в нашей стране не увидишь этот прекрасный цветок в таких огромных количествах.
Цветет мак в мае. Невозможно оторвать глаз от фантастической картины — белые и алые волны цветов ветер гонит навстречу голубым волнам озера. Иссык-Кулю «к лицу» это пылающее обрамление. Впрочем, алые маки — сорняки в белом маковом поле. Их мало, но они заметны.
Проходит пора цветения. Осыпаются нежные лепестки, поля становятся зелеными от сочных, еще незрелых семенных головок, увенчанных серенькой четырехлучевой звездочкой. Постепенно головки теряют свежесть, выцветают, желтеют, сохнут, пока не превратятся в погремушки: белые семена мака гремят в сухих коробочках. Но не они являются сырьем для получения лекарственного опия: драгоценный сок таится в стенках незрелых еще маковых головок. На одном гектаре макового поля — сотни коробочек.
Сборщики опия появляются на поле дважды в сутки. После полудня, когда коробочки нагреются солнцем, сборщики делают на стенках глубокие надрезы специальным кривым ножом с тремя лезвиями: по ним будет стекать сок. Рано утром с восходом солнца нужно собрать выступившие на стенках коробочек янтарные капли. Работу необходимо закончить до того, как солнечные лучи начнут припекать.
Мак возделывался веками. Издавна его называли «золотой цветок», потому что он ценился дороже золота. Опий-сырец идет на изготовление трех тысяч видов лекарств. Теперь большинство иссыккульских колхозов сдают государству ценнейшее медицинское сырье.
В Пржевальске существует зонально-опытная станция мака, где собрана богатейшая в мире коллекция семян мака— 1100 сортов. На полях станции не только красный мак, по и белый, розовый, голубой, оранжевый…
Дороги Киргизии. Широкие поля опийного мака тянутся на протяжении всего пути к селу Барскоон, где от Иссык-Кульского шоссе ответвляется дорога на сырты Центрального Тянь-Шаня. Слово «сырт» в переводе означает «спина». Это плоская спина гор… Киргизы называют этим словом все участки горной местности, на которых невозможно земледелие, но которые используются для массового выпаса скота, т. е. полезные для животноводства участки, расположенные за неприступными горными хребтами, в стороне, поодаль от населенных мест.
Сырты играют большую роль в жизни киргизского народа. Сколько раз дорога к ним становилась единственной «дорогой жизни» для скотоводов! Только на сыртах, обычно почти бесснежных, скот может находить себе пропитание, когда снег покрывает толстым слоем долинные и предгорные пастбища. Целые армии овец и лошадей бредут по теснине Барскауна к спасительным заоблачным равнинам.
Нередко в прошлом сырты становились предметом раздора между отдельными племенами кочевников. В последний раз ареной кровавой братоубийственной борьбы сырты были в середине XIX века, перед самым приходом на Иссык-Куль Семенова-Тян-Шанского.
На фоне макового поля дорожный указатель: «На сырты». У обочины нас останавливают. Это целая семья — плотный мужчина в остроконечной киргизской шапке, невысокая худая женщина с грудным ребенком на руках, мальчик лет десяти, одетый точно так же, как и отец, в толстовке защитного цвета, бриджах, парусиновых сапожках и остроконечной шапочке.
— Куда едешь? Рыбачье — бери. Знакомы будем, кумыс пить будем.
— Нет, не в Рыбачье. Мы на сырты. Поехали а нами!
— Нельзя. В Рыбачье надо, к брату. Неделю не видал Много рассказать надо…
Что это? Инстинкт кочевника, своеобразно проявляю щийся в век автомобиля? Для киргиза ничего не стоит от правиться за двести — триста километров всей семьей с том чтобы к утру вернуться. Письмо не скоро дойдет, съездить другое дело.
Когда-то очень давно старая киргизка так ответила на вопрос: «Почему вы кочуете?» смелому Вамбери: «Мы не так ленивы, как вы… Нам не усидеть по целым дням на одном месте. Человек должен двигаться, потому что солнце, луна, вода, звери, птицы, рыбы — все движется! Только земля и мертвые остаются на месте».
Прежде путь с караваном через заснеженные перевалы Небесных гор продолжался нередко все лето. Теперь то же расстояние самолет пролетает за два-три часа, а на машине, по автомобильной дороге, можно попасть в самую отдаленную часть Киргизии за день.
…Барскоон — шумное селение. Здесь очень много машин. Это последний большой населенный пункт перед подъемом в горы, начало дороги на сырты.
— Сколько до сыртов? — спрашиваем у шоферов, толпящихся возле прилавка книжного магазина.
— Далеко… Километров девяносто будет. Бензина много брать надо.
— Девяносто? Так ведь по карте не больше тридцати…
— По карте? Э-э… Тут нельзя по карте. Тут от Сары-Майнок пойдет — туда-сюда… серпантин, — развеселившийся собеседник наш выразительно рисует в воздухе стремительную крутую спираль, — много бензина бери!
Выезжаем из Барскоона, надо спешить. Жаль, что не смогли посмотреть развалины старинной крепости, находящиеся где-то в устье реки Барскаун. Здесь был древний Бирсхавн. Арабский географ XI века Гарзиди свидетельствовал, что это большой, богатый и мирный город, из которого шел тогда торговый путь через бассейн Нарына в Ференцу…
Перед нами снова дорога. Горная страна отдает предпочтение автомобильному транспорту. И длина автомобильных дорог составляет три тысячи километров. Они бегут вдоль быстрых речек, взбираются на плечи предгорий, устремляются в самое небо спиралями серпантинов, пронзают горные хребты иглами тоннелей…
В 1931 году было завершено строительство дороги в Бойме. Тогда впервые перестал быть смертельным знаменитый со времен П. П. Семенова «поворот смерти». «Королевой» киргизских дорог стала в последнее время трасса Фрунзе — Ош. По склонам гор, насквозь через два хребта прошла она выше облаков.
Там, где к отвесным скалам прижималась головокружительная «койджол» — овечья тропа, пролегло теперь широкое шоссе, на котором лишь перед перевалом исчезает асфальт, чтобы уменьшить опасность гололеда. Теперь кратчайшим путем соединены Северная и Южная Киргизия из Чуйской долины легко можно проехать в Фергану, и важнее всего, что путь в Сусамырскую долину — центр животноводства в Центральном Тянь-Шане — стал легким и коротким.
Эту долину, расцвеченную цветами и травами, окруженную серебристыми цепями гор, видно всю как на ладони при подъеме на перевал Тюяашу. Прежде, когда не было дороги Фрунзе — Ош, это красивейшее место было самым опасным на пути в Сусамыр: машины шли, нависая над пропастью. Теперь автобусы и грузовики ныряют в глубь Киргизского хребта, пронзают его насквозь по прямому как стрела тоннелю Сусамырского «метро».
Нелегким было строительство Великого Киргизского тракта, как часто теперь называют дорогу Фрунзе — Ош почти шестьсот километров, из них около трехсот — через горы, два трехкилометровой высоты хребта, два заоблачных перевала — Тюяашу и Алабель и еще перевалы пониже Чтобы построить дорогу, пришлось переместить одиннадцать миллионов кубометров грунта, соорудить больше ста мостов через реки и ручьи, среди них — акведуки над Нарыном, Карасу, Карадарьей…
Но самое грандиозное сооружение дороги, без сом нения, — Сусамырский тоннель, пронзивший Киргизский хребет. Его длина — два