Когда учился в академии, товарищи, с которыми жил в одной комнате, наведывались в общежитие медицинского института на Петроградской стороне. Двое из них там и нашли себе жен. Не раз звали с собою и его, обещали познакомить с красавицей студенткой. Советовали смириться с тем, что натворила война. От этого Смирин еще пуще расстраивался, воспоминания подступали с новой силой, и он одевался, шел на набережную Невы, долго бродил по ней, пытаясь совладать с нахлынувшей болью. В каком-то далеком уголке сознания теплилась, не угасала надежда, шептала, что надо продолжать поиски. И он писал, писал...
Сегодня решил послушаться Лущицкого. Срочной работы, кажется, не было — можно попросить у командира отпуск.
С воскресшей надеждой, которая ширилась и начинала бодрить, Смирин легко встал и пошел на дежурство.
Положив голову на правую руку, за столиком спала Вера. Опущенные веки не дрогнули, когда за Смириным захлопнулась дверь. Он на цыпочках подошел ближе.
Свет падал на Верину щеку с ямочкой, на черные до синевы волосы и красивую белую шею. Припухшие губы по-детски розовели, время от времени едва заметно двигались. Во сне она еще больше похорошела, и Смирин, не тая восхищения, любовался девушкой. Защемило сердце, и он тихо-тихо прошептал:
— Верочка...
Дрогнули веки, и она подняла голову.
— О боже, уснула! Словно провалилась...— вздохнула она.
— А мне не спится...
Остатки сна с ее лица будто ветром сдуло, глаза загорелись надеждой, и она, вскочив с места, поправила волосы.
— Что же делать?..
А Смирин тем временем уже входил в свой кабинет. Он в самом деле не хотел спать — хотел говорить, делиться своими планами, новой надеждой.
С Верой он работал уже два года. Знал, как она попала в их городок. Сначала — обычная история: в последнем классе школы подружилась с высоким русоволосым парнем. Вскоре после выпускных экзаменов он уехал в военное училище, а она поступила в фельдшерско-акушерскую школу. На каникулах встречались, гуляли вместе, и, как водится, дружба переросла в любовь.
Окончив училище лейтенантом, он служил в этом городке и однажды под влиянием минуты написал Вере, чтобы она без промедления приезжала к нему. Случилось так, что пока сборы да прощания, прошло две недели.
В городок Вера приехала утром, нашла нужный дом, квартиру, но уже не нашла лейтенанта. Дверь ей отворил какой-то капитан, пригласил войти. Не зная, кто она и что, рассказал: в этой, мол, комнате до него жил лейтенант. Сыграл свадьбу и уехал служить на север.
Сама не своя Вера побрела на вокзал. Опомнилась только у окошка билетной кассы. "Куда же я?" — ужаснулась и вышла в привокзальный скверик. Светило солнце, проходили люди, жизнь вокруг шла своим чередом, а Вера ничего не видела. Ее лихорадило от унижения и обиды.
"Нет, домой не поеду. Там покажись только — засмеют", решила Вера и подалась в город.
В городском отделе здравоохранения ей сказали, что акушерки требуются на сельские участки. Пожалуйста, могут направить хоть сейчас. И никто не поинтересовался, как она попала в город, почему ищет работу, никто не посочувствовал, не поддержал.
Уже без всякой надежды обратилась на улице к какому-то военному врачу:
— Может, вам нужен фельдшер?
Майор-медик окинул Веру любопытным взглядом:
— А вы фельдшер?
— И акушерка...
Он посоветовал Вере сейчас же пойти в военный городок, рассказал, как там найти старшего врача части, которому нужна была медицинская сестра.
— Скажете, что вас послал майор Смирин.
С того дня Вера работает в медпункте.
Весь военный городок заглядывался на новую медсестру. А она, уже наученная горьким опытом, была недоступна, настороженно держалась даже со Смириным и в то же время мучилась, ждала, что тот догадается о ее чувствах...
Отворилась дверь кабинета.
— Верочка, зайдите, пожалуйста,— попросил Смирин,
Сердце едва не выскочило из груди. Не помнила, как очутилась в кабинете.
— Садитесь,— сказал Смирин.
Веру обдало холодом, она потупилась, а щеки горели огнем.
— Я хочу сказать...— сидя за столом, начал Смирин,— Да вы знаете, что в начале войны у меня погибли жена с сыном...— Он поднял глаза.
Вера стояла, скрестив руки на груди, и было видно, каких усилий ей стоило сдержать волнение. Лицо побледнело, губы пересохли.
— Жена и сын так и стоят перед глазами. Душа изболелась по ним...
— Я слушаю...
— Вечером разговаривал с вашим старшим врачом. Он когда-то служил в городе Климе и говорит, что там по вольному найму в воинской части работала врачом какая-то Смирина...
Брови у Веры подскочили вверх, на щеках появился румянец, взгляд прояснился.
— О боже!
Глядя в стол перед собою, Смирин задумчиво молчал.
— Вот хорошо бы, если б это была ваша жена! — тихо, но от всего сердца произнесла Вера. От ее голоса, в котором слышалась надежда, на Смирина повеяло теплом. Он встал, подошел к Вере.
— Искренне сказали?
— Я хочу, чтобы так было...— выдохнула Вера.
Смирин сжал ее руку, секунду помедлил, словно в раздумье, потом привлек девушку к себе. А она, податливая и трепетная, вздрогнула всем телом, руками обвила его шею.
— За то, что ты такая, Верочка...— Через силу оторвался от нее и, сдерживая дыхание, принялся расхаживать по кабинету. Верино участие растрогало его, и он говорил и говорил, преисполненный благодарности, а Вера ловила каждое слово, обреченно чувствуя, как тает, гинет давнишняя надежда, которой она жила все это время.
— Чует мое сердце, что вы найдете семью...
— Спасибо, Верочка...— Он оглянулся и увидел, как содрогнулись ее плечи, как покатились из глаз чистые крупные слезы. Вера не отворачивалась, не вытирала их — смотрела на Смирина.
Помимо воли в сердце ее поднималось, росло новое чувство, радостное и широкое: вот рядом еще один счастливый человек. С восторгом следила за ним, удивляясь его простоте, человечности. Она вдруг увидела, какую чистоту чувств пронес он сквозь огонь войны, не растратил и за прошедшие мирные годы. Где его жена, сын? Они обязаны быть живы!
Смирин еще больше вырос в ее глазах. Сейчас он был почти недосягаем. От этого на душе у нее стало светлее. Рядом с ним выросла и она. Полюбила такого человека, предпочла, его всем другим и... обрадовалась, что теперь в ее положении наступила ясность.
"Какой человек!" — еще раз с восхищением подумала она, поправила, словно опомнившись, на груди халат, пожелала спокойной ночи и вышла из кабинета, красивая и независимая, как и прежде.
Смирин сидел за столом и смотрел на дверь, закрывшуюся за нею. Незаметно подкрался сон, смежил веки...
Разбудил Смирина фельдшер Петров.
— Товарищ майор, спецмашины вышли на аэродром,— тронул он за плечо полкового врача.
Смирин с усилием раскрыл глаза, поднял голову.
— Пора? — глянул в позеленевшее окно.— Я сейчас...
Быстро разделся до пояса и в перевязочной под краном стал умываться холодной водой. Под удивленным взглядом фельдшера громко отфыркивался, а потом с радостным чувством растирался полотенцем, пока не взялось краской тело.
— Петров, знаете, что такое рябиновая ночь?
Фельдшер приблизился к нему:
— Что-то не слыхал...
— Бывают осенью такие ночи — дождя нет, а сверкает с вечера до рассвета. Их у нас называют рябиновыми...
— Понимаю.
Смирин взял китель и, выходя из перевязочной в коридор, надел его в рукава. Незаметно появился Ахтан, заспанный, взъерошенный.
— Уже собираетесь?
— Едем.— Смирин показал на Петрова.— Знакомьтесь.
Петров доложил о себе. И хотя лицо его изображало радость, внутренне он был разочарован. Не такого старшего врача ждал, считая дни,— в его представлении будущий начальник походил на Смирина.
Ахтан ответил кивком.
— И вы едете? — спросил у Петрова.
— Еду...
Смирин, задержавшись во дворе возле санитарной машины, увидел солдата своего полка.
— Корженевич?
— Так точно,— одними губами произнес солдат.
— А я едва узнал...
Лицо Корженевича лихорадочно горело и было отечным, губы высохли, потрескались.
— С вечера голова гудит, что колокол...
— Почему не пришли в медпункт?
— Думал, пройдет,
— Думал...
Смирин помог солдату подняться на крыльцо, провел его кабинет.
— Верочка, халат!
Вера принесла халат, измерила солдату температуру. Молча подала термометр Смирину. Сорок и три десятых!
Смирин, осматривая Корженевича, все время разговаривал с ним: где был вчера, что делал. Прикладывал к груди фонендоскоп, вслушивался в хрипы, наконец поставил диагноз — грипп. Выписал направление в лазарет, попросил проследить, чтобы сделали дезинфекцию в казарме.
— Корженевича немедленно положите в изолятор...
На ходу оделся, кликнул Петрова:
— Поехали!
7
Подполковник медицинской службы Сорочин встал в тот день рано. Решил без предупреждения основательно проверить работу полкового врача Смирина, поднять всю его медицинскую документацию, как это делают во время инспекторских проверок. Заранее был уверен, что всяких мелочей наберется с избытком, крупных же упущений за Смириным не водится.
Сказать по правде, упущения Смирина не очень-то интересовали Сорочина. Их можно найти у кого угодно. Важно было посмотреть, как он работает, докладывает, а еще важнее — поучиться у него, чтобы самому так же отвечать начальству.
Проверяй, допрашивай начальническим тоном подчиненного и в то же время учись у него. Ничего не надо читать, ни о чем думать: задал вопрос и сиди, слушай. Пусть подчиненный все как следует объяснит, скажет, где о том или другом написано, чтобы начальник остался доволен.
Дело в том, что Сорочин никогда не был старшим врачом да еще в истребительном полку. Служил младшим врачом в пехоте, потом попал начальником лазарета в батальон аэродромного обслуживания и работу врача истребите