— Постигнем.
Королев пристально посмотрел на улыбчивого старшего лейтенанта и тоже не сдержал улыбки. Его, видимо, удовлетворило это гагаринское «постигнем», и он терпеливо ждал, когда все познакомятся с «Востоком».
Прощаясь, Сергей Павлович подарил каждому по шкатулке. Внутри деревянного футляра на синем бархате лежали блестящие металлические пятиугольники — точная копия советского вымпела, который покоился на Луне, в районе западной окраины «моря» Дождей. Мысль Главного была проста: пусть эти юноши почувствуют дыхание космоса…
Каждый день отряда был расписан по минутам и насыщен теоретическими и практическими занятиями. Теоретическая программа включала лекции по технике, медицине, биологии, астрономии, геофизике. Практика — занятия на тренажерах и стендах, полеты на самолетах, прыжки с парашютом. В учебном расписании каждого дня неизменно повторялась физическая подготовка.
Курс теоретических занятий в отряде вели инженеры конструкторского бюро К. П. Феоктистов, B. И. Севастьянов, Г. М. Гречко. Константин Петрович Феоктистов был одним из создателей «Востока», свое детище очень любил, рассказывал много интересного, связанного с конструкторскими поисками.
Алексей по-своему воспринимал конструкцию «Востока». Его интересовал не только сам принцип, заложенный в устройство и системы корабля, но и причины возникновения той или иной технической идеи. Почему, скажем, шар, а не остроносый снаряд? Почему старт вертикальный, а не наклонный? Почему запуски ракет к Луне опередили полет человека в околоземном пространстве? И он узнал, как еще в 1957 году, после запуска первого спутника, C. П. Королев разработал перспективный план развития отечественной космонавтики на ближайший период. Он считал, что первый полет человека за пределы Земли может быть осуществлен в 1964–1965 годах. Группа инженеров-конструкторов получила задание исследовать этот вопрос. Были сделаны первые конструкторские прикидки, расчеты. Вначале спорили о характере полета: каким он должен быть — баллистическим или орбитальным?
Советские ученые и конструкторы выбрали второй вариант, ибо осуществление полета по баллистической траектории не сыграло бы существенной роли в решении основных проблем космоплавания. Достаточно сказать, что состояние невесомости при таком полете исчисляется всего лишь несколькими минутами.
В апреле 1958 года, за год до того, как начался отбор кандидатов в первый отряд, конструкторы пришли к твердому заключению: первый космический рейс человека можно осуществить раньше 1964 года. Именно в тот период были разработаны основные принципы создания корабля, требования к нему.
В мае 1958 года группа разработчиков доложила Сергею Павловичу результаты исследований, представила эскизы-чертежи и расчеты. Королев придирчиво анализировал варианты, многое «браковал», прежде чем поддержал то, что ему казалось оптимальным, и со свойственной ему энергией и энтузиазмом включился в работу по реализации замысла.
И вот параллельно с созданием летного образца «Востока» в учебном макете корабля уже занимаются те, кому предстоит испытать его в полете, проникнуть в космос. Они знают, что ждет их не увеселительная «звездная прогулка», а работа, которая потребует от каждого упорства и воли, напряжения духовных и физических сил и, конечно, глубокой теоретической подготовки. Они упорно готовились к штурму космоса. Без ропота и возражений проходили одно испытание за другим, а инструкторы и врачи давали им зачастую нагрузки, которые были значительно большими, чем те, что ожидались в полете.
В один из летних дней в Звездный городок приехал Королев. Молча и сосредоточенно ходил он по лабораториям и классам, заглянул в зал, где стоял учебный корабль, побывал на занятиях по физической подготовке. Не все ему понравилось. Сергей Павлович хмурил брови, плотно сжимая губы. Все, что ему поясняли, выслушивал внимательно. Осмотрев хозяйство городка, Главный конструктор заключил:
— Все, что зависит от нас в смысле техники, мы делаем, и делаем надежно, с перспективой. Теперь очередь за вами. Успех принесет лишь целенаправленный труд, умноженный на старания и выдержку. Вот и проявите вашу целенаправленность…
Королев хотел, чтобы тренировки шли не по узкой программе краткосрочного полета, а включали элементы, которые будут нужны для широкого «обживания» космоса. Он советовал создавать новые классы и лаборатории, больше заниматься теоретическими проблемами. «Копать надо глубже» — таков был лейтмотив его суждений.
Ему не возражали, но ссылались на трудности. С чем-то он соглашался, с чем-то нет.
— Ну а как чувствует себя наша молодежь? — спросил Королев, давая понять, что свою точку зрения на организацию занятий он высказал. — Хочу потолковать с ребятами.
Когда пришли будущие космонавты, Сергея Павловича словно подменили. Он с интересом расспрашивал их о занятиях, тренировках, настроении. Шутил, вспоминал эпизоды из своей летной практики:
— Да ведь и я из авиационного гнезда, — с подчеркнутой гордостью говорил Главный конструктор. — Немало годков авиации отдал. Да и теперь, как видите, не расстаюсь с ней…
Разговор был продолжительным. Сергей Павлович хотел послушать ответы и суждения каждого. Выслушав, задавал вопросы, уточнял, детализировал. В заключение пригласил космонавтов почаще бывать на предприятии, где создаются космические корабли.
— Это нужно для дела. Вникать, анализировать, подмечать, вносить предложения. Словом, быть не гостями, а участниками решения нашей общей задачи.
Они чувствовали себя участниками решения сложнейших проблем и в беседе с Главным. Он умел ставить вопросы так, словно советовался с ними, проверял правильность своих суждений, побуждал их мыслить и открыто и непосредственно радовался умному ответу, интересной мысли. Алексей не мог оторвать взгляда от лица Главного — его глаза излучали столько доброты, тепла, заинтересованности в беседе с ними, молодыми, делающими первые шаги в неизведанное… Хотелось ответить ученому не только искренностью, но и знаниями, умением мыслить, пониманием предстоящих задач, сложностей и ответственности.
Уезжал Главный в хорошем настроении.
— Замечательный вы народ! — сказал он, прощаясь. — С вами готов в огонь и в воду, а не то что на космическую орбиту. Сегодня мне и самому удалось подзарядиться от вашего молодого задора. То ли еще будет, когда начнем летать!..
Путь к Байконуру
Все было очень непросто.
В учебно-плановом отделе снова и снова пересматривали расписание занятий, что-то добавляя, что-то исключая. Теоретические дисциплины вплетались в сложный узел программы подготовки той основой, на которой держалось все остальное. В часы самоподготовки, читая конспекты или «толстенные» учебники, Алексей стремился проникнуть в существо каждого факта, явления. Он чувствовал, что у входа в те «вселенные», куда они стремятся попасть на правах «жителей», расставлены некие стражи, которые препятствуют этому проникновению. И суть в том, какого же свойства эти кордоны и как их преодолеть…
Между тем дни тянулись чередой, принося новые ощущения, неожиданные и не всегда понятные.
Начались специальные тренировки: испытания в сурдокамере, в царстве абсолютной тишины, на стремительно вращающейся центрифуге, в термокамере с обжигающим воздухом и изнуряющей жарой, на самолетах, где создавалось удивительное состояние невесомости…
«Сурдо»… Трудно было в этой одиночке. Тишина не успокаивала, а, напротив, заставляла быть в напряжении, сиюминутном ожидании: что же будет дальше? Мигание сигнальных лампочек и сирена — словно удар по нервам. И Алексей, вздрагивая от неожиданности, вступал в короткую и яростную схватку с «раздражителями». Нервы быстро успокаивались, сознание обретало ясность, и он принимался за работу, которая предписывалась программой испытаний.
«Врачи выковывают в нас несгибаемость», — шутили ребята. Алексей вспоминал об этом, находясь наедине с самим собой. Теряя ощущение времени, он заставлял себя быть расслабленным, полагая, что именно это умение «отключиться» — его союзник в единоборстве с камерой тишины.
Да, недюжинные мужество и выдержка требовались от человека в этом испытании. И честолюбие, и преодоление себя, и тяжкий труд ради будущей работы, труд, в котором не разграничиваются дни и ночи. И сколько таких дней и ночей!
По-разному каждый из них привыкал к тишине, по-своему реагировал на невесомость и испытание перегрузками, переносил термокамеру. Не сразу приходило умение владеть собой и сохранять работоспособность в непривычных условиях, не сразу появилась уверенность в своих возможностях.
Есть у Алексея Леонова тетрадка в коричневом дерматиновом переплете. В ней записи, короткие и длинные, о друзьях-товарищах, буднях учебы и тренировках, о времени и о себе. Это дневник космонавта. Не всегда он вел его регулярно. Но все-таки заполненные страницы помогают лучше понять многое из жизни Звездного городка.
С некоторыми страницами из этой тетради Алексей Архипович разрешил познакомить читателей.
Сурдокамера, центрифуга, барокамера, прыжки с парашютом, тренировочные стенды — все было обязательным и одинаково важным для нас. Мы не знали, кто полетит первым, кто вторым, кто третьим, и потому все работали дружно, настойчиво, серьезно…
Владимиру Комарову и Павлу Беляеву легче дается теория, кроме всего прочего, еще и потому, что за плечами у них высшее образование, без которого, если прямо смотреть правде в глаза, в космонавтике делать нечего…
Ребята в отряде подобрались замечательные. Родные души. Есть лирики, есть физики. Есть весельчаки, есть мыслители, но все — мечтатели и работают отменно. Но не все открытые. Есть склонные к замкнутости и смущению. Разная у нас психология переживания, а вот «темнил» нет. И это хорошо. Уж лучше самое наивное и даже несправедливое возмущение непонятным и трудным, нежели вымученное согласие со всем.
Я не помню случая, чтобы кто-нибудь сорвался, нагрубил товарищу, чтобы кто-то кого-то обидел. А ведь нам приходилось решать и спорные вопросы, требующие нелицеприятного обсуждения. Однако эти споры были не из числа тех, что кончаются разладами и склоками. В наших — рождалась истина…