Понтифик смотрел на венгра, слегка склонив голову набок. Слушал, оценивал, взвешивал сказанное Ласло Фидешем на своих незримых весах. Но уже было ясно, что этот человек ему пригодится. Не зря он решил опереться не на высшую римскую знать, а на таких, как ди Торрино и его приятели из числа наемников. Младшие сыновья, представители захудалых и обедневших родов. Такие вот чужеземцы, как этот венгр, давно уже осевший в Италии, но не поднявшийся так высоко, как мог бы и как ему хотелось. Они… голодные. Не до еды, тут-то у них все хорошо, а до власти, положения на вершине или рядом с ней. И им будет известно, что он, викарий Христа – лучшая из всех возможных опор. Предавать просто нет смысла. Никто другой не даст больше, чем может дать он.
Затем последовали вопросы к претендующему на место рядом со Святым Престолом. Довольно много, причем на некоторые требовались подробные ответы. Понтифик изучал Фидеша со всех сторон, сравнивал личное впечатление от тех слов, которые говорил ди Торрино. Совпадало почти во всем, а это приводило Папу в довольно хорошее настроение, даже имеющиеся проблемы немного отступали в сторону. Временно, но и это немало.
Под конец Иоанн XV задал еще один вопрос. Ему было интересно, что ответит венгр на такие слова:
– А готов ли ты принять сан? По примеру Льва VIII, но, конечно, не полному.
– Понтифик – это вы, ваше святейшество, – впервые ди Галлина Альба увидел на лице Ласло Фидеша легкий намек на улыбку. – А ваш предшественник многим показал пример, за один день став сначала иподиаконом, затем диаконом, затем кардиналом-епископом, а уже потом Папой. А ведь еще утром того дня он был мирянином.
– Ты знаешь историю Рима…
– Я живу тут не один год, ваше святейшество. Не знай я ее, мне было бы сложнее понять, кто есть кто и чего от кого следует ожидать.
– Похвально. Но ты еще не ответил…
Венгр переступил с ноги на ногу и произнес:
– Я слишком ценю те удовольствия, что дает привычная мне жизнь, ваше святейшество. Посты, постоянные молитвы и отсутствие женщин – это не для меня. Я, конечно, знаю, что и многие духовные лица себе в этом не отказывают. Но… У них нет семьи, а это для меня важно.
– Честно сказано, Ласло. Но я тебя успокою. Церковь ждут перемены. Очень скоро я собираюсь ввести новый сан, именуемый кардиналом. И сан этот может и должен стать выше даже епископского. Епископы тоже могут стать кардиналами, но не все из них. И не все из кардиналов будут в священническом сане. Ты меня понял?
– Миряне. Возведенные в сан, но не ставшие священниками со всеми присущими тем обетами, – сверкнул глазами Фидеш. – Это потрясет основы. И создаст вашему святейшеству множество врагов, но вместе с тем немало преданных последователей. Из тех самых мирян.
– Теперь ты понял, чем я могу наградить показавших себя. А теперь ступай, мы еще увидимся. Скоро.
Вновь протянута рука для поцелуя… И вот спустя малое время в помещении, где сейчас расположился понтифик, помимо него остался лишь ди Торрино, выжидающе смотрящий на Папу.
– Это пятый… И он показался мне интереснее прочих.
– А остальные четыре? – полюбопытствовал ди Торрино.
– Мне нужно много умелых воинов, шпионов, умеющих командовать и подчиняться. Все будут использованы. Но этот Фидеш пока более интересен. И он не спешит соглашаться.
– Да. Ваше святейшество, он всегда был самостоятелен. И сан его не прельщает. Как и меня… Но сочетанием сана и отсутствием священничества он заинтересовался.
Иоанн XV довольно улыбнулся.
– А я сказал ему лишь малую часть. Ты знаешь намного больше. Во что именно я хочу превратить то, что сейчас называется Патримонием святого Петра… Создание кардиналов, в том числе из мирян, и вознесение их над епископами – это лишь начало. Они должны стать моей опорой, ведь лишь я смогу назначать их… и отрешать от кардинальского сана, если это понадобится.
– Понадобится, ваше святейшество, – скривился в пренебрежительной гримасе ди Торрино. – Всегда найдутся и злоупотребляющие сверх всякой меры, и предатели. Людская природа такова.
– Первородный грех? Я говорю о нем толпе, но сам… не верю в греховность новорожденных. Мы такие, какими хотим стать.
– Желания, ваше святейшество. В них все и дело. Без желаний нет человека. Без меры в желаниях слишком велика опасность очень быстро закончить саму свою жизнь. Или вознестись высоко-высоко. Но возносятся к вершинам лишь единицы. Ласло верно сказал, что одно введение кардиналов, стоящих выше епископов, перевернет церковный мир. И кардиналы из мирян… Вам придется трудно. Хотя если это сделать сейчас, когда разгорается восстание Генриха Баварского и ведется война со славянами-язычниками – это лучший момент.
Ди Галлина Альба кивал, слушая своего помощника и охранника. И вновь убеждался, что правильно выбрал. А ведь выбор изначально падал… не на тех. Опираться на лиц духовных в его положении – значит волей-неволей, но плыть, отдавшись на волю стремительного течения, когда большая часть усилий меняет всего ничего. Покойный Майоль тому пример. Все же принимающие сан и миряне – совершенно разные люди. И полагаться на первых в вопросах, касающихся власти и интриг, связанных с ее получением… сложно. Человек может казаться надежным очень долгое время, а потом… Потом как с Майолем.
Поэтому и нужны были понтифику те, кто с полным правом сможет быть встроен в церковную иерархию, но при этом не перестанет быть в полной мере мирским человеком. Они более рациональны, их стремления естественны. Уж эти люди точно не взбрыкнут, словно необъезженная лошадь из-за того, что какая-то строчка в Библии вошла в противоречие со здравым смыслом.
Иоанн XV заранее знал, что кардиналов из числа священников будет куда меньше. чем из мирян. Он задумывался о доле одна треть против двух. Неявное разделение, но неписаная традиция в будущем. Треть должна будет заниматься почти всеми духовными делами, а две трети кардиналов-мирян… О, для них будут предназначены совсем иные дела – занятие всех важных постов в могучем и независимом государстве, во главе которого должен стоять один человек – Папа Римский, викарий Христа. И не назначаемый кем-либо со стороны… Вообще никем не назначаемый.
Передача папской тиары? Но что может быть естественнее передачи ее тому, кого сочтет достойным сам понтифик? А там уж…
Позволив себе немного помечтать, Иоанн XV все же вернулся на грешную землю, к тем делам, которые его сильнее прочих заботили.
– Не так все плохо, Джованни. Восстал Генрих Строптивый? Теперь Феофано и Адельгейде будет не до Рима. И точно никто из них не станет удивляться, откуда вдруг на землях Патримониума святого Петра, а также в Тоскане и Сполето появилось так много войск, в том числе наемных отрядов. Это Уго Тосканский и сам Папа собирают войска, чтобы потом послать их на помощь империи. Не будем разубеждать их раньше времени.
– Не будем, – эхом отозвался ди Торрино. – Лучше подождать, когда дожем Венеции станет обязанный вашему святейшеству человек. Это случится уже скоро. И если мне будет позволено…
– Будет. Говори.
– У Венеции большой флот, сильное войско, но очень мало земель. Чем плох ну… город Аквилея?
– Это хороший город.
– Так пусть новый дож подарит чудесной Венеции этот город, который вырвет из рук коварного бунтовщика Генриха Баварского, – оскалился в недавнем прошлом командир наемного отряда и порой просто наемный убийца. – Веронская марка большая, в ней много земель. Пусть Строптивый научится делиться с теми, кто хоть и не друг, но и не враг. Продайте ему свой нейтралитет, ваше святейшество. свой, Уго Тосканского и нового дожа Венеции.
Понтифик смеялся… Долго, от души, почти что до слез. Не над ди Торрино, а от радостного осознания того, что его помощник оказался в коварстве не уступающим и ему самому. Торговать нейтральностью – это да, это хорошо. Никаких затрат, но возможные приобретения при удаче внушали уважение.
– Продать то, что я и так собирался делать. Точнее, не делать.
– Недеяние бывает разное. Одно в помощь кому-либо, другое во вред. Пусть Генрих Баварский заплатит за полезное для него лично недеяние.
– Найди кого-то… похитрее и поизворотливее. Вроде ди Маджио. Он станет моим легатом, посланным к Генриху Баварскому.
– Открытым посланником?
– Не удивляйся, Джованни, не надо. Открыто он поедет внушать Строптивому необходимость мира. Я ведь Папа, я должен увещевать тех светских правителей, которые льют кровь таких же добрых христиан, как и они сами. Но помимо явного, будет и тайное. То, о чем говорят лишь с глазу на глаз.
– Я вас понял. Легат должен будет выторговать часть веронской марки. Для нас и для Венеции.
– Так и будет. Найди мне такого человека. Мы же займемся подготовкой к встрече гостей из Венеции. Нет, займусь я, а ты продолжишь подбирать людей. Тех, кого мы уже поставили во главе верных Святому Престолу отрядов, недостаточно. Грядут большие перемены. И большие битвы.
Август (зарев), 990 год, Польша, дорога на Гнезно
Отступление после проигранного сражения – само по себе причина упасть духом. Отступление, когда разбитое войско преследуют, постоянно наскакивая то с «хвоста», то с боков – опасность потерять еще больше воинов как в схватках, так и просто разбежавшимися. Но хуже всего это когда в отступающее войско просто летят стрелы. Летят со всех сторон, с большого расстояния, а ответить почти нечем.
Бессилие – именно оно повисло над отступающим к Гнезно войском. И герцог Конрад Швабский не мог с этим ничего поделать. Вездесущие конные лучники так и не оставили их в покое. А ведь было то недолгое время, когда они вроде бы отступили, давая уходящим с поля боя передышку. Хотя… Скорее всего, дело было в том, что у них кончились стрелы.
Конные стрелки… Были бы они пешие – он бы знал, как поступить. Была бы у него конница в достаточном количестве – отогнал бы эту стаю стервятников, кружащуюся над отступающим на Гнезно войском, как над своей законной добычей. Только конницы не было. Его пехоте конных не догнать. Тем более, что у них явно были еще и заводные лошади, а то и не по одной.