Отвечать стрелами на стрелы? Да, это могло бы стать самым разумным. И его лучники пытались это делать. Да только враги стреляли из арбалетов, бьющих и дальше, и мощнее лука. С ними могли сравниться лишь немногие лучники-мастера, но их было слишком мало. А конных арбалетчиков чересчур много.
Спасало то, что вражеская конница и не думала соваться в лес. Поэтому хотя бы на отдыхе, ночью, можно было не так сильно опасаться. Не так сильно опасаться, потому что не те были места, чтобы укрыть в лесах все войско. Оно, хоть и заметно убавилось числом от изначальных шестидесяти тысяч, оставалось еще большим. По приблизительным подсчетам, на поле боя они оставили до двадцати четырех тысяч польских союзников и почти четыре тысячи своих, воинов империи.
На поле боя… А ведь были и раненые, но еще способные передвигаться, и те, кого они потеряли уже после, во время отступления. Стрелы, стрелы, стрелы… Они не сыпались с неба беспорядочным градом. Нет, арбалетчики стреляли прицельно, хоть и с большого расстояния. Далеко не все их выстрелы достигали цели, но и достигшие приносили много бед.
В первые сутки их было хотя бы не так много, удалось насчитать около пяти тысяч. А потом стало хуже. К конным стрелкам присоединились другие. И, судя по немного другим доспехам, это были венеды. Эти большей частью не стреляли, но все равно крутились поблизости, ожидая подходящего момента, чтобы накинуться на отставших или вывалившихся из построения воинов.
Хорошо хоть венедская часть преследующей войско конницы иногда оказывалась рядом. Их можно было достать, почувствовать кровь и смерть – не только свои, но и вражеские. Странно, но это немного взбодрило воинов, которые чуть было окончательно не утратили боевой дух.
И все же любой путь заканчивается. Закончился и этот, который многие рыцари Конрада назвали «дорогой смерти». Еще более поредевшее войско добралось до города Лекно. И уж тут вражеская конница вынуждена была убраться восвояси. Только не с польских земель, это было ясно. Скорее всего, отправились разорять окрестности, пользуясь тем, что еще какое-то время им просто нечего противопоставить.
Лекно – невеликий город, с довольно слабыми крепостными стенами, не приспособленный для пребывания большого войска в течение долгого времени. Только даже это было лучше, чем ничего. Наконец-то истощенные сначала боем, а потом отступлением под постоянным обстрелом, равно как и наскоками конницы князя Киевского и его союзников, воины могли просто нормально поспать, не опасаясь проснуться уже на том свете.
Зато другим было не до сна. Особенно князю Мешко Пясту, его наследнику Болеславу и… самому Конраду Швабскому. Герцог уже отправил послание Феофано, императрице-матери, в котором написал не только о проигранной битве и отступлении, но еще и о причинах проигрыша. А еще о том, что, несмотря на источаемые князем Мешко злобу и презрение, у него нет иного выхода, кроме как опереться на империю. Хотя бы потому, что славян язычников он не любит куда больше и между заключением мира с ними и продолжением войны выберет последнее. А сам вести ее… не сможет, потеряв намного более половины войска.
Письмо было отправлено. Зато разговор с князем Польши еще не состоялся. Неизбежный разговор, обещающий быть крайне тяжелым и неприятным. Конрад знал, что именно его Мешко будет винить в проигрыше сражения. Почему его? Ну не себя же и собственных военачальников? Вот и шел в дом городского наместника, где сейчас расположился Мешко Пяст, словно Христос на Голгофу. Хорошо хоть опасности не было, кроме тех слов и оскорблений, которые почти неминуемы. Но слушать все это придется. Не просто слушать, а слушать, стараясь не сорваться, не ответить так, как подобает. Именно из-за этого маркграф Эккехард Мейсенский был волевым решением исключен из числа тех, кто его сопровождал. Он бы точно не стерпел ничего подобного.
Однако, к большому удивлению герцога Швабского, оскорблений не было. Зато криков хватало. Правда направлены они были все больше в сторону «злобных и коварных идолопоклонников», которые только при «помощи демонов» могли разбить войско добрых христиан, на чьей стороне сам Господь. Это было… понятно. Надо же князю каким-то образом оправдаться за свое поражение! Тут или свалить все на союзников, или на козни «врага рода человеческого», то есть самого дьявола либо его подручных. А на союзника в лице империи…. Хочется. Но нельзя. Видимо, либо сам Мешко понял, либо ему объяснили, что войскам Хальфдана Киевского и его союзникам открыты все пути во все уголки земли польской.
Все это значило лишь одно – за князем надо было ухаживать, словно за богатой и знатной невестой, за которой дают роскошное приданое. Льстить, соглашаться, но вместе с тем не забывать намекать о стоящей уже не на пороге, а вломившейся в дом опасности. Пугать Пяста тем, что язычники Хальфдана, а особенно его союзники венеды непременно проделают на польских землях то же самое, что творят в землях датских, то есть займутся восстановлением старой веры с уничтожением под корень тех, кто насаждал веру истинную, христианскую. Мешко поверит… Должен поверить, уж сейчас точно, будучи надломлен поражением и потерей большей части войска и сразу двух военачальников – Квасинского и Малиновского. Им обоим так и не удалось выбраться с поля битвы. Один командовал окруженным левым флангом, другой рванулся ему на помощь, забыв об осторожности и даже здравом смысле.
Цели запугивания польского князя и его приближенных? Сама цель простая – убедить, уговорить, вынудить, наконец, свернуть на тот путь, которым пошел Свен Датский, который дал вассальные клятвы перед лицом юного императора и первых лиц Священной Римской империи. Ведь что ни говори, а на материковые владения Свена, после того, как имперские войска прибыли ему в помощь, Хакон Норвежский даже при поддержке руссов и йомсвикингов и не думал высаживаться. Причины этого могли быть, конечно, разные. Но Мешко Пясту о том говорить не стоило.
Глава 9
Сентябрь (руен), 990 год, Польша, Хелмно
Хочешь победить врага? Удиви его! В самом жестоком смысле этого слова, когда он просто не будет понимать, почему ты делаешь именно такие ходы, по каким причинам в тылу у него возникают проблемы, а на передовой войска терпят неожиданные, а от этого еще более пугающие поражения.
Именно на феномене «удивления противника» во многом был выстроен план войны со Священной Римской империей и Польшей. Именно с ними, потому как Дания тут шла довеском, своего рода запалом, назначение которого – вызвать взрыв. Все оказалось сделано правильно. Ну или почти все, потому как идеала в принципе нереально достигнуть.
Вот и после битвы при Накло, которую мы однозначно выиграли, не время было почивать на лаврах, да и вообще действовать по тому или иному из привычных шаблонов. Что делают победители, когда разбитое войско побежденных откатывается в направлении столицы? Преследуют, стремясь либо окончательно разгромить, либо, по крайней мере, использовать тактику выжженной земли. На первый взгляд, именно там мы и поступили, выслав в погоню за Конрадом Швабским и Мешко Пястом конницу Ратмира Карнаухого, а потом еще и всю конницу подошедших к Накло венедов. Но это именно что на первый взгляд.
Зато если присмотреться повнимательнее, то открывалась несколько иная картина. Для начала, конница устроила отступающей пехоте ну очень веселую жизнь вплоть до момента, когда противник достиг первого крупного города, но не стала увлекаться. Чем? Да тем, чего стоило ожидать, а именно разорением окрестных земель. Вместо этого – разворот в западном направлении и бросок в сторону тех мест, где сейчас продолжалось сражение. Ведь разбита была лишь часть собранного империей войска. Вторая же продолжала доставлять большие неприятности венедам, переправившись через Эльбу и взяв в осаду Бранибор, Серпск и еще несколько городов. В ту же сторону направились и опоздавшие к сражению при Накло венедские пешие войска. Хотя слово пешие к ним уже не слишком подходило. Выловленные по окрестностям лошади из числа ранее принадлежавших полякам и имперцам – те самые, которых частично перебил, но большей частью распугал Ратмир – были отданы нашим союзникам.
Вся помощь с нашей стороны? Вовсе нет, имелось кое-что гораздо серьезнее. В тот же час, когда стало ясно, что сражение при Накло выиграно, незамедлительно было отправлено послание, адресованное Эйрику Петле. Согласно находящемуся там приказу, он должен был собрать все силы, что имелись под рукой – в рамках разумного, конечно, загрузиться на драккары и на всех парусах и веслах мчаться к устью Эльбы. Зачем? Ко всем чертям отрезать имперской армии пути отступления в родные края. Быстрые пути, само собой. Захотят убраться восвояси с венедских земель – пусть топают в юго-восточном направлении до тех пор, пока Эльба не перестанет быть судоходной. Не просто топают, а с разъяренными венедами по пятам, к тому же усиленными конницей Карнаухого.
Эйрик на своих драккарах – сила действительно серьезная. И как только он появится в водах Эльбы – это станет для Бернгарда Саксонского очень неприятным сюрпризом. А уж когда он узнает, что войско Конрада Швабского и Мешко Пяста разгромлено под Накло и, теряя по дороге сапоги, отступило в глубь все еще подвластных Пясту земель… Уверен, герцогу Саксонскому будет не до того, чтобы создавать проблемы венедам. Со своими бы справиться, право слово!
Что же до войска, которое, как ни крути, было несколько утомлено уже состоявшейся серьезной битвы да и предшествующими взятиями польских городов, то… Основная цель летней кампании какая была? Разгромить Данию, лишив ее владений вне материка и отжать у Польши Поморье. Это к нынешнему моменту уже было сделано. Следовательно, надо позаботиться об удержании уже взятого. А проще всего этого достичь, укрепившись на той самой линии крепостей, отделяющей Поморье от действительно польских земель. Санток, Велен, Южцы, Накло, Хелмно… да-да, все то же самое. И из этих пяти ключевых крепостей оставалась лишь одна не под нашим или венедским контролем, а именно Южцы. Следовательно, это требовалось исправить, да при этом не медля. Вот и отправился туда Оттар с парой тысяч наших варягов и пятью тысячами пруссов. Причем ему даны были указания по возможности не доводить дело до приступа, предложив крепостным войскам убираться восвояси, пусть даже с оружием и тем, что могут утащить на себе. А как дополнительную мотивацию использовать рассказ о разгроме польско-имперских войск под Накло. Даже нескольких пленников – которых у нас и так очень мало было – Оттару выделили, чтобы солиднее все выглядело.