Я много летал в те годы, когда только что был построен и введен в эксплуатацию самолет Ту-104. Практически он открыл для нас нашу страну, потому что он значительно «сократил расстояния» до Сибири, до Дальнего Востока. И вот здесь началось интенсивное осознание того, что этот самолет (грубо говоря – кусок металла с некоторым количеством горючего внутри) стал какой-то связующей швейной иглой нации: он приблизил огромные регионы друг к другу. В конце пятидесятых годов это был очень большой переворот в национальном мироощущении, это было чрезвычайно интересное время, когда сам по себе полет в гораздо большей степени сопровождался серьезными эмоциональными нагрузками.
В качестве пассажира я много летал на самых различных авиационных транспортных средствах в Сибирь и на Дальний Восток.
Писал я о ряде экипажей и о многих авиаторах, в том числе о замечательном линейном пилоте Герое Советского Союза Якове Киреевиче Минине, который летал в то время на самом большом в мире самолете Ту-114. Я с этим экипажем летал два или три раза в Хабаровск и обратно. И труд современных пилотов, увиденный мной с лоцманского кресла, совершенно изменил мое представление об этом очень сложном, многообразном и, естественно, ответственном труде. Подружился с этим экипажем, долгое время мы поддерживали связь.
Мне посчастливилось много пережить вместе с двумя замечательными людьми из нашей отечественной авиационной истории – с Валентином Ивановичем Аккуратовым – бывшим флагштурманом полярной авиации, и Василием Петровичем Колошенко – одним из выдающихся советских испытателей вертолетных систем. С обоими я познакомился в Арктике и много там летал. Потом это арктическое знакомство вылилось в долгую дружбу и разнообразное сотрудничество.
Однажды, когда я летал по делам в Вильнюс и мы еще бежали по взлетной полосе, вдруг я увидел, что рядом стоит вертолет Ми-12, который в то время был сделан в одном или двух экземплярах. Василий Петрович Колошенко об этой машине мне много рассказывал и однажды нарисовал мне ее компоновочную схему. Саму же ее видеть не приходилось. И вдруг я ее вижу в Вильнюсском пассажирском аэропорту. Когда мы выгрузились из салона, я подошел к этому вертолету и спросил у стоявшего рядом человека, кто ее командир. Он говорит, что командир – Колошенко. «Где он?» Одним словом, мы разыскались в Вильнюсе, провели там с Василием Петровичем несколько дней. Он как раз летел со Всемирного авиационного салона Ла Бурже в Париже, перегонял машину в Москву.
Если коротко сказать о моем отношении к авиации, то его можно охарактеризовать как несостоявшуюся любовь, которая компенсируется вот таким образом, ну и, кроме того, авиационная тема занимает большое место в моем творчестве, во всяком случае, в моих песнях.
1984
Из записных книжек
Жизнь заставит – станешь и композитором (1973-1980)
• Жизнь коротка, но не настолько, чтобы не путешествовать.
• Я мчусь по дороге, сидя в высоком кресле голубого автобуса, и вижу, и чувствую, и знаю, что – Боже мой милостивый, единственный и любимый – никогда, никогда в моей жизни не будет этого – песочного «Фольксвагена», веселой на склоне лет блондинки за рулем, машины, полной молодых, доброжелательных женщин, и мчимся мы куда-то на веселую пьянку, и все острят, что Визбор не в счет, что он – своя баба, и предчувствие веселья пьянит больше, чем вино.
• Я многих в полет провожаю,
А сам никуда не летаю.
• Мудрый побеждает неохотно.
• Дело к вечеру – комплимент густеет.
• Если откровенность на откровенность – я не пью. А если еще больше откровенность – для вас двести грамм выпью.
• Шагомер под кроватью.
• Тот, кто занимался десятиборьем, вправе сказать, что у него было тяжелое детство.
• И мотало меня, как березовый сок.
• Выдь на Волгу – чарльстон раздается.
• Заезд в санаторий 4-го управления. Жена капитана дальнего плавания пишет в радиостудию и просит для мужа исполнить песню «Не спеши».
• Сильно гуд!
• Мы не можем ждать милостей от природы после того, что мы с ней сделали.
• В гостиничный холл, где все сидели и смотрели футбол, вошел молодой человек:
– Кто играет?
Народ обернулся. Играли «Динамо» Киев – «Спартак». Сказали.
– Какой счет?
Еще обернулись:
– 2:1.
– Во что играют?
Ну, тут его выгнали.
• Мастер неинтересного рассказа. Все в подробностях.
• Имя человека – Мосторг Петрович Сытин. По домашнему – Мусик.
• Лазер – мелкий вор. Мазер – художник-абстракционист.
• Советское – значит шампанское.
• Не, я не активный уже боец. Правда, могу себя еще расценивать как поле битвы.
• Какое у него телосложение? У него теловычитание.
• Единственное, что у него было положительным, так это реакция Вассермана.
• Сейчас выступает поэт – по профессии кандидат наук.
• Человек-загадка: чего ни спросишь, ничего не знает.
• Прежде всего начальник не должен мешать работать.
• Интеллект против прухи бессилен.
• – Он кем работает?
– Ударником.
– Производства?
– Нет, в оркестре.
• В санатории было так мало мужчин, что некоторые женщины уехали не отдохнувши.
• Утро было такое унылое и серо-дождливое, что он пожалел, что родился на свет.
• С левой руки – буревестник революции.
• Кит – на море романтик.
• Что есть человек? Химическое предприятие плюс система клапанов. Механика – это немножко.
• Живу хуже, чем все, но лучше, чем некоторые.
• Во мне часто поднимается сильнейшее чувство тоски по только что покинутому месту. Я начинаю перебирать какие-то нелепые фотографии, вспоминаю пустяки, запахи, но эти-то вот ничего не значащие детали – смятая простыня в ногах, как горный хребет, освещенная резким солнцем утра, пароход, входящий в синюю гавань и вдруг ни с того ни с сего свирепо задымивший (жена сказала: «Такой входил интеллигент, и – на тебе, пожалуйста»), листок лавровый, что мы сорвали как-то, идя из столовой, растерли в ладонях, и ладони запахли такой вкуснотой, что их захотелось мгновенно съесть, – все эти пустяки, которые вспоминаются потом в прокисшей Москве, где грузовики, как катера, вздымают с двух сторон буруны коричневого снега, – все эти пустяки начинают страшно волновать нас. Тоска одолевает. Мы решаем еще раз непременно посетить это же самое место. Мы хотим вернуть мгновение. Нет, нас гложет не тоска по местам. Нас угнетает то ясно видимое обстоятельство, что безвозвратно уходит жизнь.
• Ну, не знаю, кто она – мулатка не мулатка, но с низким голосом.
• Когда перед тобой сталкиваются машины, не трогай руль. Веди свою машину в огонь. Весь твой организм, мозг, глаза, руки, пальцы протестуют, кричат против этого. Но будь тверд душой. Веди машину в огонь. Через секунду столкнувшиеся машины отскочат друг от друга, и ты пролетишь между двумя огненными шарами. Если засуетишься, свернешь…
• Из глаза у него выкатилась большая прозрачная слеза, круглый шар, в котором отражались их комната, окно, елка с пожелтевшими иголками, как в никелированном боку чайника. Слеза набежала по скользкой поверхности глаза, перекатилась через бруствер века, подмяла под себя овражки мелких морщин, вкатилась на холмик подглазного мешка и оттуда, как с горки, соскользнула в бесконечный кустарник щетины на щеках.
• Я неинтересен для людей. Я не пью.
• В борьбе за народное дело.
Он был инородное тело.
• После свадьбы медовый квартал.
• – Девушка, пойдемте в турпоход.
– Я уже не девушка. Я уже была в турпоходах.
• Они просто совершенно не хотят учиться. Вот я когда женился, жена моя не могла делать ничего. Не беда. Я ей купил литературу, и через два месяца она мне сварила очень хороший кофе.
• Не откладывай на завтра то, что можно отложить на послезавтра.
• Если летчик идет на задание, как на подвиг, это значит, что он к заданию не готов.
• Событие тем более вероятно, чем менее оно желательно, – закон бутерброда.
• Ты не прикидывайся пиджачком вельветовым.
• Пивка для рывка, водочки для обводочки, минералочки для рыгалочки.
• Жизнь заставит – станешь и композитором.
• Заиграли турецкую музыку. «Тоже по-своему переживают!»
• Дело капитана – сажать судно на мель. Дело старпома – снимать судно с мели.
• Все пилоты делятся на смелых и старых. Я предпочитаю относиться к последним.
• Старшему помощнику прийти с бутылкой водки на мостик!
• Ты какого года постройки?
• Полиморсос? – Политико-моральное состояние.
• Вот у меня здесь под рукой 4 тыс. лошадиных сил. Конница Буденного.
• Градус поворота, который применяет ледокол, ведущий во льдах караван, или угол, под которым он обкалывает судно, – для ледового капитана то же самое, что стиль для писателя или язык.
• Не делайте вид, что вы на работе.
• Эйнштейн говорил: тот, кто хочет видеть плоды своего труда немедленно, должен стать сапожником.
• – Ну и что будет?
– Будет вечная музыка.
• Курс прежний, ход – задний!
• Не можешь пить – уйди с работы. Не занимай место.
• Хмелеуборочная машина – вытрезвитель.
• Били не била, – сказал Гамлет в своей известной речи.
• Его лечили семь врачей, но он все-таки остался жив.
• Когда женщина красива, это видно и без телескопа.
• Посаженый отец – глава семьи в тюрьме.
• Совесть? Слишком роскошно в наш век.
• Кто бежит, тот иногда падает. Не падает тот, кто ползет.
• Поезд через Урал, все русские – к окнам. Красота-то какая! Казахи – никак. Но как только начались за Оренбургом степи – все казахи высыпали к окнам и стали причмокивать, и на глазах слезы. Ну что там в степи-то? Кочки да столбы телеграфные, и все. Стоят, плачут. Два мира…
• Какой у нас первейший закон? Прежде всего, чтобы человеку было неудобно.
• Отрицательные мнения о моих стихах меня не интересуют.
• Самое страшное в жизни – потерянное время.