ь и подчиненными и местными – опять же у всех немцев разные, что ни фирмочка – то и различие и в нитках и в иголках. И если просто прикинуть сколько времени надо, для того чтобы записать всю эту тряхомудь, как положено – полкоманды в писаря сажать надо. Потому получалось, что на ряд нарушений инструкций придется глаза закрывать. Ту же обувную ваксу в коробочках, как и все табачное и харчи – а в карманах попадались и кусочки хлеба и пачки галет, разные консервы, благо в плоских квадратных коробочках были не только сардины, но и всякие паштеты и даже масло – все это по умолчанию брали себе нашедшие. И далеко не все лопали сами, многие детишек хозяйских угощали по тем домам, в которых квартировались, особенно когда шоколад и конфеты попадались. Сердце не каменное, а у трети похоронников уже свои детишки имелись.
Оружие тоже подлежало сдаче, с этим вроде и просто, но у немцев – даже рядовых, не говоря об унтерах и ефрейторах было много пистолетов, причем самых разных марок и калибров. И то же – с ножами и кинжалами, любили фрицы холодное оружие и помимо положенных тесаков-штыков таскали еще и другие клинки, которые хрен поймешь, как записывать.
Строго следил начпох за вещичками из золота и серебра, но таких предметов у немцев было очень мало. Часов зато было много, почти у каждого, а у нескольких покойников – по двое-трое, причем советского производства – и тут тоже хлопот было полно. Хитроумный и многоопытный фельдшер намекнул, что сдавать все часы не стоит, пригодится и обменять. Как в воду глядел, теперь госпитальному кладовщику надо было выбрать штамповку из Швейцарии.
Для Берестова это все было поперек совести, но умом понимал – придется вертеться. Потому как – победителей не судят. Ну, как правило. И потому надо было вовремя соскочить, не зарываясь. Чтобы и задачу выполнить и не попортить себе личное дело, оставаясь на хорошем счету и у начальства и у подчиненных. Не теряя при том контроля и вожжи не отпуская.
Тягач "Комсомолец" уже стоял у избы, где правление колхоза делило комнату со штабом похкоманды. Старлей потрогал металл – еще теплый, недавно приехали.
Одноглазый в накуренной комнатушке что-то рассказывал возбужденным тоном. Когда явился командир, все, кроме фельдшера, встали, вытянув руки по швам, но цыгарки не выкинули и дымок аккуратно полз по рукавам к плечу.
— Доквадывайте! — кивнул Берестов, махнув рукой, чтобы присутствовавшие сели.
— Организован выездной лагерь у церковки в 14 километрах отсюда. Я, как глянул, сколько там гансов – сразу вспомнил, когда в метро московское попал – те же мысли возникли, — с шутовской серьезностью заметил комвзвода-раз.
— Это как? — поднял бровь старлей. Его вообще удивило, что командир оставил свое войско и зачем-то прибыл в штаб.
— Впечатление, как когда впервые в метро попал.
— И какое?
— Столько публики! И каждый – плод любви! И каждого похоронить надо! — пояснил командир взвода. Шуточка не очень развеселила его товарищей, и он немножко обиделся, как бывает при неудачной хохме.
— Скоко там?
— Не менее трехсот. И собраны компактно. Теперь только продукты у вас получить, оставшихся ребят отвезти – и мы быстро с этой падалью разберемся.
— Тошчнее!
— Личный состав расположен в двух развернутых полностью фургонах, пока не высушим матрасы – спать будем на сене – нашли неподалеку несгоревший стожок. Нашим лошадям как раз в пору, больше там скота нету – три ближние деревни сгорели полностью. Печки исправны, проверили все еще раз, а то чуть не подорвались когда тронулись.
— Как? — удивился Новожилов.
— На выезде с поляны провод углядели, хоть он и неприметный, зеленый – через дорогу на высоте 3 метра натянут между деревьями. Сообразили, перед тем как снести, глянули – к дереву примотана пара мин на натяг. Ну, и обезвредили. Так бы садануло хорошо по кабине. После этого и трубы проверили и печки еще раз, и полазили по машинам. Ничего больше не нашли. В общем – у нас теперь два передвижных дома теплых. Можем выбрасывать десанты куда надо.
— Что с машинами? — глянул на танкиста начпох.
— Насколько могу судить – исправны. Баки сухие, потому – не заводил. Теперь бензин нужен. Для проверки снял генераторы тока и свечи, — невинным котенком посмотрел одноглазый танкист. Берестов кивнул, оценив маленькую хитрость.
— Первую клеть заполнили на две трети, вторая уже начата, — заметил фельдшер.
Берестов кивнул. Переспросил – почему в разные клети укладывают головы. Удовлетворенно кивнул, когда фельдшер пояснил, что первосортные, без возможных повреждений укладывают в одну, сомнительные – в другую. Не всегда понятно – цел ли череп. Вот такие – отдельно. И обрабатывать в самую последнюю очередь, чтоб не тратить зря время. Логично, не возразишь.
— Там еще "Опель-капитан" остался. Клиренс у него маловат, по снегу кататься, видно потому и оставили. Тоже бензина нет ни капли, но машинка ценная. Исправность не проверял, мины не искали. Свечи забрал, может – пригодятся, — о своем дополнил мехвод.
— Котелки, фляжки и ложки теперь у всего личного состава есть, — сообщил комвзвода-два.
Странное ощущение было у старлея – все время вспоминалась детская книжка про Робинзона Крузо. Война, прокатившись тут, моментально перевернула представления о норме. Живем, как на необитаемом острове, только то и идет в дело, что на месте крушения найдешь. Начпох уже видел, с какой радостью хвастались друг перед другом своими мелкими находками подчиненные. Зажигалки, ножики, те же фляжки и прочие пустяки. А подумать – так и не пустяк, поживи-ка без ложки, задумаешься. Теперь вечерами слышал по деревне не в одном месте пиликание губных гармошек – пытались самоучки извлечь из трофеев хоть какую мелодию.
Спросил, нашли ли какое-нибудь медимущество. Как и ожидал – нашли и много. Одних носилок нормальных с полсотни, да всякие медикаменты, хирургический набор в кожаном чехле, шприцы, бинты и всякое прочее вроде одеял. Также собрали более 70 пистолетов разных марок и калибров. Тут командный состав с намеком посмотрел на командира. В нашей армии ведь если ты с пистолетом, то уже и начальник. Берестов кивнул, намек он понял и ничего против не имел, чтобы его штаб приобрел понятный армейский шик.
Последним выступил Новожилов, имевший несколько смущенное состояние – досадно ему было, что проглядел задранный на трехметровую высоту шнур и мины на дереве. Нехорошо получилось. Потому он немного нос повесил. Чистка территории шла медленнее, чем предполагалось, больно много насыпано было злого железа. Да еще и вода пошла талая, надо срочно "Комсомольца" из ручья тянуть, а для этого придется день покорячиться точно.
Общим мнением было – все же выдернуть тягач с пушкой. Все понимали, что на фронте сейчас это будет подспорьем. Да и бензин можно слить с добытой машины. Не лишний.
Напоследок вручили командиру мешок собранных с немцев документов. Теперь работники их еще и подсушивали перед сдачей, профессионализм обретая.
— Никак не могу понять, чего немцам не хватало, — озадаченно заметил комвзвода-два, глядя на мешок с недоумением.
— То есь? — поднял бровь Берестов.
— Смотришь их фотографии – и дома каменные и с обстановкой, машины у многих с никелем, про велосипеды молчу уже, все одеты-обуты. И морды сытые, веселые. Электричество у всех, даже на хуторе. Да вот – первые попавшиеся, — тут он запустил руку в не завязанную горловину, вытянул жменю бумаг – письма, пара уже привычных зольдатбухов, опознавательный жетон в кожаном чехольчике на шнурке и пяток фотографий, немножко покоробившихся после сушки. Одну фотографию с голой, похотливо изогнувшейся блондинкой, покраснев, кинул в мешок обратно, остальные разложил веером на столе.
И впрямь – бравый зольдат позирует рядом с двухэтажным каменным домом, цветы в палисаднике, рядом – родные, папа в шляпе и с трубкой в зубах, мамаша, похоже, в модном городском платье и тоже в шляпке и киндеров штук пять разновозрастных – все в коротких штанишках, но в носочках и кожаной фабричной обувке на всех.
На другом фото – элегантный красавец в белом летнем костюме и спортивной кепке рядом с легковым автомобилем-кабриолетом. Пара фотографий – просто какие-то люди на фоне кустов и деревьев, на последней пятой – застолье веселое домашнее. Но тарелки фаянсовые и супница, салфетки, вилки-ножики – все как в ресторане!
— Вот – обыкновенный солдапер, а кровать – железная, господская, не хухры-мухры, — заметил с довольным видом комвзвода-два.
Начпох устало пробухтел ответ. Иван Валерьянович отрепетовал с переводом, уменьшив свой трубный голос до домашнего уровня, чтоб и так битые стекла не повыпадали:
— Командир говорит – каждому немцу обещано их фюрером по 50 аборигенов и поместье. Из первых рук сведения. Пленный рассказал.
— Как-то поместье полученное маловатое получается. Вот сколько выкопали саперы – столько и получили господа. И двух метров не выйдет. Сами-то они в листовках своих пишут – с жи… то есть – евреями они воевать пришли. С евреями воевать – а деревни жгут, где испокон века ни одного еврея не водилось, — ляпнул разболтавшийся комвзвода-два. И тут же заткнулся. И Берестов и фельдшер и комвзвода-раз уставились на болтуна очень нехорошим взглядом.
Начпох негромко проворчал, но все услышали и поняли, что болтун – известно для кого находка, чужие листовки начальство читать не советует и надо завтра же провести политинформацию, а то видно, что такие нелепые мысли бродят.
Остальные тихо ответили: "Есть".
— Разрешите, Дмитрий Николаевич? — спросил после паузы фельдшер.
Старлей кивнул.
— Эрраре хуманум эст. При переводе с латыни означает, что человеку свойственно ошибаться. А гоняться за химерой богатства, теряя при этом все, включая и самое жизнь – опять же людям в буржуазных государствах привычно. Иначе бы прогорели все игорные дома. Проигрывает тысяча, выигрывает один. Хозяин игорного дома. Кому-то достаются крошки с его стола. Но публика все равно идет и несет последний грош. То же и здесь. Немцы – вообще глупый народ, идет туда, куда ведут, без споров. Они уже одну Великую войну по науськиванию англичан начали – и проиграли с позором.