пером болели и до того, дело для них привычное, но такого ужаса не видели, оттого и название "черный". Так что не понос, так золотуху наши враги получат полной меркой. Ладно, Дмитрий Николаевич, есть сильное подозрение, что скоро нас отсюда перебросят куда-то в другое место. Вы что-нибудь об этом слыхали?
Берестов кивнул. Конечно, слыхал. Да и любому, кто немного разбирается в тактике понятно, что да к чему. И потому внятно высказал слышанное от приятелей из разведбата. Корпус уперся в горы. Потери большие, толку мало. Ломиться в горы на укрепрайоны чешской постройки смысла нет. Драться здесь пришлось только потому, что имелась в предгорьях группировка немцев из нескольких дивизий. Сейчас пять дивизий разгромлены полностью, остальные растрепаны до невменяемого состояния, потеряли всю технику и ударить во фланг нашей группировки, отвлекая от удара на Берлин физически не смогут. Осталось врезать по Берлину, пока туда союзники не добрались. Про себя, правда, начальник штаба отметил, что корпус себя тут проявил не лучшим образом и были слухи, будто комкор загулял вместе с комфронтом, отчего пошла масса накладок, тем более – дороги тут в предгорьях не позволяют разъехаться большим массам войск, но это говорить майору он не стал. Это – слухи, он – офицер, а не старая баба.
— Что ж. Придется довоевывать. Конец – делу венец. Значит, будем готовиться к переезду. Опять.
И Быстров нараспев прочитал по памяти:
Разровняй трава
наш след
по еловой улице…
Ночью были —
утром – нет.
Лишь туманы курятся!
Снимавшая пробу с обеда белобрысая докторша придралась к тому, что каша пригорелым отдает. Самую чуточку – но отдает. Ну, тут дело вкуса, хотя грех на поваре есть – перестарался, не гораздый еще углем кухонную печку топить, вот и не углядел, жар-то иной, чем от дров. Зевнул, сукин сын, но не выкидывать же! Только старшина стал уламывать строгую и чересчур чувствительную дежурную, как Кутин не ко времени прибежал, сияющий, как медный грош. И физиономией старательно знаки подает, дескать, дело отлагательства не терпит.
— Таким раненых кормить нельзя, — спокойно отметила докторша. Мягко, но как отрезала.
— А если я приправы положу? Для вкуса? — косясь на земляка, спросил старшина.
— Если органолептически привкус гари пропадет – тогда посмотрим, — так же невозмутимо ответила дежурная врач. Зараза! Куда деваться – отмахнулся от вертящегося рядом в нетерпении Кутина, полез, недовольно сопя, в закрома старшинские. Не хотелось очень, а пришлось доставать из НЗ припрятанные там трофейные перец и какие-то еще специи, сильно и ароматно пахнущие. Очень не хочется тратить, но скандал с 293 порциями каши с мясом, которая чертова докторица вот так вот просто не допустит к раздаче, куда страшнее. Постарались исправить ситуацию, белобрысая одобрительно кивнула и сделала соответствующую запись в журнале.
Перевел дух, наконец-то обратил внимание на наводчика, так и торчащего рядом.
Раздраженно спросил: "Чего тебе? Уж подождать не мог!" И не совсем понял из сбивчивой возбужденной речи, что собственно произошло.
Пришлось переспрашивать: "Какого минометчика везти? Что за фигулина?" Дошло через пару минут разъяснений. Кутин про пушку помнил все время и если попадался кто с артиллерийскими эмблемами – тут же спрашивал о том-сем. Сейчас углядел парня из пушкарей, правда тот оказался "собачником", ну то есть – минометчиком. Так вот перекурили и выяснил, что там у этих самоварщиков неподалеку от позиции стоят брошенные немецкие зенитки, которые корпусные трофейщики осмотрели, но не забрали. Так что одну можно и притараканить – если поможем этому парню доехать – у него ноги посечены, охромел.
— Сдурел? Куда нам эти дурынды? — ужаснулся Волков, мигом вспомнив гигантские немецкие "флаки", да их буксировать – запаришься, не говоря – размещать и стрелять. Снаряд, считай Кутину по плечо будет.
— Не-не, так как раз пушечки очень масенькие! Как раз по нам получится, — замахал руками наводчик.
— Это если твой минометчик не врет, чтоб мы его просто отвезли, — с сомнением заметил осторожный Волков.
— А чего ему врать!
— Дай-ка я сам с ним потолкую. Он где? — спросил старшина. Он уже немножко отошел от неприятного инцидента, а добыть пушку – было интересно, все прибыток в хозяйство. А Волков любил – когда прибыток. Ему не нравились как раз убытки.
— А в курилке, — дал целеуказание наводчик.
Круглолицый сержант и впрямь обнаружился на самодельной лавочке, окружавшей вкопанную в землю пепельницу – половину железной бочки. По виду справный боец, аккуратный, только ноги ниже колен забинтованы и вместо сапогов – какие-то расхлюстанные тапки.
— Вот – сержант Калинин, — представил знакомца Кутин.
— Гвардии сержант, — поправил раненый.
— Старшина Волков, — буркнул в ответ. Неприятно, но медикам знак не полагался, медсанбат не стал гвардейским.
Пожали церемонно друг другу руки. Ясно, сержант тоже из деревни. Ну это лучше, горожане куда как верткие и прохвостные, так и норовят надуть. И вроде как физиомордия знакомая, видел вроде его раньше, а где – не вспомнить.
— Рассказывай, что у вас там за зенитки? — взял быка за рога решительный Волков.
— Эрликоны, одноствольные, 20 миллиметров. 4 штуки. Перед мостом – ПВО было. Так, на ощупь – килограммов 80 будет в сборе. Станок колесный, но думаю, что снять колеса можно.
— Ишь ты как все знаешь, — уважительно кивнул головой старшина.
Сержант пожал плечами: — Так глянули, когда окапывались, мало ли пригодятся. Хотя снарядов мало – сотня самое большее, но если б немцы поперли – и эрликоны бы пригодились. Управление там несложное, если по наземным целям работать. Вот воздушные прицелы поломаны – то ли фрицы сами, то ли наши, что раньше прошли.
— А начальство ваше не заругает?
— Вот это у них спросить надо. Взводный-то посмотрел, говорит – хламье. А что комдив скажет – тут не знаю. Дык ждать мне вас, или самому добираться?
— Далеко? — спросил Волков.
— Километров двадцать. Дело привычное, — проголосовал за равитие автотранспорта – и езжай.
— Схожу к начальству, уточню. Ты в минбате какой бригады?
— 10-я гвардейская механизированная бригада, — ответил минометчик. Волков отметил про себя, что собеседнику очень нравится слово "гвардия" и все от него прилагательные.
— Ладно. Кутин, угости человека обедом, я пока обговорю всякое важное, — велел старшина и отправился к начальнику штаба. Удачно поймал его по дороге на обед. Берестов выслушал, подумал минутку и отправился к командиру, что-то на ходу обмозговывая.
Вернулся минут через двадцать. Успели поговорить по многоканальному телефону, что стоял у майора Быстрова и с командиром минбата и командиром трофейной роты. В общем получалось, что притараканить один эрликон можно, разрешения на это не дали, но обещали не заметить. Записан трофей был за танкистами, но и им по какой-то причине не запонадобился, чего Берестов не понял – отлично ведь ему врезалось в память, как бронеходы всю малокалиберную зенитную штукендрачину себе брали. Что-то не так. Но Волкову велел взять с собой Кутина и съездить на развозке, прибрать к рукам. Расписок не писать, следов не оставлять, будут осложнения – тут же сообщать.
И старшина так и поступил. Степенный, хоть и молодой сержант Калинин сел в кабину полуторки, так как с ногами у него и впрямь была беда, а воодушевленный наводчик сиганул в кузов вместе с пуком веревок и проволоки.
— Осколками стегануло по ногам? — спросил Волков у сержанта гвардии.
— Сейчас – да. А до того ножом порезали, — ответил тот.
— Это как тебе так повезло? — удивился, вертя баранку, старшина.
— В плен попал, — неохотно буркнул Калинин.
— Долго был?
— Несколько часов.
Хотя дорога и трудное дело ведения машины по рекомой этой дороге и занимало большую часть сил новоиспеченного водителя, но тут от удивления Волков повернул голову и только чудом не уехал в кювет. Вильнул несколько раз, смирил норовистую полуторку и уточнил:
— Это как тебе повезло, земляк?
— Засыпало меня в окопе. А гансы – в контратаку. Наших с позиции сбили. А тут и я выкопался, думал уже – каюк, обрадовался, что сумел из могилы выцарапаться. Вылез довольный, да как раз на немцев. Дали мне пару раз по голове, да на танк посадили, пристебнули шпагатом за руки к какой-то железяке на крыше башни. Сами тоже сели – и опять вперед. Нарвались почти сразу, наши сыпанули, не пойми откуда, только по броне и загремело. Гансы с танка горохом, танк дернул зигзагами, а мне в ногу как шилом. Смотрю, я им смотровую щель перекрыл ногой, или левой или правой – они ножом из щели и пыряют. Чтоб обзор не загораживал. А по броне звяк-бряк. Потом как хрястнуло, искры фонтаном, так я турманом полетел. До своих добежать сил хватило, потом только обмяк. Только подлечили в бригадном медпункте – нас и вывели в тыл на переформировку, — короткими фразами рассказал сержант свои приключения.
— То-то я смотрю, что лицо знакомое вроде, — кивнул Волков.
— Ну да, я тут был. Недолго. Меня из действующей армии исключили, долечивался уже под Львовом. Туда командировали, бандеру по Яворовским лесам гонять, — тут сержант запнулся.
— Да ты не волнуйся, я не скажу никому. Солоно пришлось, или отдых? — уточнил водитель.
— Да какой там отдых. Бандера дурная, да хитрая. Днем он комсомолец и активист – а ночью с автоматом в засаду – товарищей наших стрелять. Схронов понастроили чертову прорву, оружия, денег от немцев – полно. А дураки – как с дерева струганые. Чурбанье, — презрительно пожал плечами Калинин.
— С чего так решил?
— Ты понимаешь, они сами по натуре души своей – холуи. Им господин над ними нужен. А сами они ничего создать не могут, только нагадить или схрон выкопать. На большее у них мозгов нет – селюки они хуторские. И даже друг с другом объединиться не могут – там у них чертова куча атаманов и все – сами по себе. Их за это даже фрицы стреляли – немцам нужны каратели, а эти дурни друг с другом разбираются все время, словно им партизан мало. Дальше носа не видят – что за огородом – то не мое. А для самостоятельной страны – разум нужен. Широта взгляда. Чтоб все вместе пон