– Если ввяжешься в это, проблем не оберешься.
Зачем она вообще спросила, если и так знала ответ? Только сильнее огорчилась. Хотя Наин и не хотела это признавать, Сынтэк был прав. Любое «не свое дело» становится проблемой, если в него вмешаться. Людей вроде Сынтэка называют мудрыми, их считают осмотрительными или знающими жизнь. Никто не хочет, чтобы кто-то специально ворошил пчелиный улей, наводил суету, вызывал головную боль. Того, кто начинает копаться в таких вещах, считают надоедливым и раздражающим. Ему говорят что-то вроде «Сиди спокойно» или «Не лезь не в свое дело».
Эти слова всегда твердили Чжимо те, кто выбрасывал мусор на обочину дороги. Наин помнила их даже спустя десять лет.
«Ну и что, что мусор на обочине, а не под окном? Кому он мешает? Вот сидела бы спокойно, нет же, обязательно надо из себя справедливую строить!»
Она прекрасно помнила мужчину, который бурчал эти слова, сверля спину Чжимо гневно сверкающими глазами. И то был не единственный случай. Когда тетя поддержала открытие спецшколы, большинство жителей смотрели на нее так же.
«Сидела бы спокойно. У нее же детей нет, что она понимает? Своих забот нет, вот и лезет. Ей-то не нужно волноваться за цену на землю. Не знаешь – молчи. Ребенка не рожала, вот и не понимает».
Они думали, что произносят это шепотом, но на самом деле говорили достаточно громко, чтобы Чжимо могла услышать. Тетя не реагировала. Чжимо знала, что объяснять что-то этим людям – все равно что читать мантру ослу. Вместо того чтобы отвечать на придирки, она предпочитала молча бороться. Она настойчиво обращала внимание на вопросы, требовавшие единогласного решения, заставляя поднимать их снова и снова каждый год. Она верила, что таким образом в конце концов победит. Единственный способ для меньшинства победить большинство – быть настойчивым и неотступным. Это был один из важных уроков, которые Наин усвоила за свою жизнь.
Борьба, бесспорно, утомляла Чжимо. Если бы она просто следовала за мнением большинства, то, возможно, не потеряла бы нескольких постоянных клиентов. Но она легко относилась к этим потерям, считая их мелочью. Тетя сказала Наин, чтобы та держалась за то, что не может вынести, но при условии, что это не угрожает ее безопасности.
Была только одна вещь, которую Наин не могла выносить.
Участок земли, на котором нашлась пуговица. Участок земли, который не смог достаточно глубоко поглотить тело и который потому умер вместе с ним. Участок земли, на котором не могла прорасти трава. Единственное место, которое не светилось голубым светом, слишком жалкое, чтобы быть кому-то кладбищем. Наверное, здесь был похоронен Пак Вону. На этом печальном участке земли.
Неужели это действительно здесь? Стоя в одиночестве, Наин смотрела на мертвую черную землю и несколько раз спрашивала у Кымок, может ли это быть не здесь. Может быть, Пак Вону похоронен в другом месте или тот, кто здесь похоронен, не Пак Вону. Но на самом деле она понимала: скорее всего, здесь действительно похоронен Пак Вону. Потому что она нашла пуговицу именно на этом участке. Она собиралась показать пуговицу детективу как доказательство преступления, потому что на ее летней рубашке были точно такие же пуговицы. Но так и не смогла.
– Лучше уж жить так, чтобы надоедать другим, чем терпеть несправедливость.
Если бы она могла жить в такой удушающей обстановке или если бы вообще не чувствовала удушья, она бы не дралась с одноклассниками из-за их злых шуток, ее бы не вызывали так часто в учительскую и ей бы не говорили, что она такая, потому что выросла без родителей. Но Наин родилась с таким характером и не могла терпеть удушающие ситуации. С этим ничего нельзя было поделать. Когда она злилась или обижалась из-за несправедливости, то не могла спать и есть из-за удушья, и это доводило ее до болезни.
На лице Сынтэка застыло полное недоумение. Даже морщины проступили на лбу от напряжения.
– Даже без твоего вмешательства все рано или поздно раскроется само собой, – попытался возразить он.
Пошел дождь. Еще мгновение назад не было и намека на предстоящую бурю, а тут вдруг грозовые тучи уже поглотили вершину горы Сонёнсан. Крупные капли падали на листья деревьев, создавая такой чистый и громкий шум, какого в городе никогда не услышишь. На лбу Наин тоже появились морщины, так как ей было трудно держать глаза открытыми.
– Ты тоже мог сделать вид, что ничего не знаешь.
Наин заговорила громче, чтобы ее слова не утонули в шуме дождя:
– Ты ведь знал, что я живу, не зная о своем происхождении, как последняя дура, и мог сделать вид, что все само собой однажды откроется. Но ты так не поступил. Ты нашел меня и рассказал всю эту нелепицу, что я инопланетянка. И что мы можем вымереть. Почему только наша смерть может быть важна?
Голос Наин становился все громче.
– Пак Вону исчез из мира, будто его и не было. – Каждое слово казалось Наин глотком дождя. Но даже если бы пришлось выпить весь этот дождь, ей нужно было это сказать. Как сказала Кымок, Пак Вону ждал Наин. – Отец мальчика тоже должен знать. Должен знать, что он здесь. Ему больше всех важно это узнать, но никто ему ничего не говорит. Никто не помогает. Эти листовки хоть сто раз развешивай, никто не обратит на них внимания. Он уже два года ходит к следователю на работу, покупает ему энергетики, а тот даже не встречается с ним. Но я узнала правду. Я узнала, что он здесь, как я могу делать вид, будто не знаю, что один человек исчез с лица земли?
Наин подумала: хорошо, что в этот момент шел проливной дождь. Во время своей речи она расплакалась, но дождь смывал слезы с ее лица, и Сынтэк этого не заметил.
– Я не могу сдаться. Как ты хотел рассказать мне правду, так и я не собираюсь ее скрывать. Я должна рассказать всем, что этот старшеклассник здесь.
Позже она разберется, была ли она действительно такой праведной, какой казалось. Сейчас она решила, что просто не смогла сдержать слезы из-за своего нетерпеливого характера.
К тому времени, как Наин закончила, они оба промокли до нитки. Наин вспомнила, что Сынтэк говорил, что долго болел из-за слабого здоровья. Взглянув в его бледное лицо, она поняла, что слишком долго держала его под проливным дождем. Она схватила Сынтэка за руку и потянула за собой, чтобы увезти его с горы.
– Я думаю, что поступаю правильно.
Но Сынтэк не двинулся с места.
– Гора, на которой я жил в детстве, держалась словно на аппарате искусственной вентиляции легких. Люди сливали сточные воды понемногу, так, чтобы было не слишком заметно. Из-за сточных вод гора умерла. По человеческим стандартам это как будто не проблема, но на самом деле это была очень большая проблема. Жители деревни не знали о сливе, но мы знали. Мы с отцом узнали первыми, сразу, в тот же день, когда впервые начали сливать сточные воды. И когда я сказал, что нужно рассказать об этом, отец велел мне молчать. Притвориться, что мы ничего не знаем. Потому что людям это знать не следует. Потому что существа извне не должны вмешиваться в экосистему этой планеты. Мы ведь родом не отсюда и скоро уйдем. Поэтому я думал, что это правильно – не вмешиваться. Мы ведь с самого начала не попадали под действие законов этой планеты.
Внезапный ливень закончился так же быстро, как и начался, словно был всего лишь иллюзией. Вокруг стало тихо в одно мгновение. Растения, казалось, наблюдали за их ссорой с интересом. Наин поколебалась, прежде чем заговорить:
– Я не хотела быть эгоисткой. Мне просто очень нужна помощь…
Она считала Сынтэка слишком легкомысленным и самовлюбленным, не зная о таком событии в его прошлом. Но Сынтэк не хотел участвовать в этом, и Наин не могла его заставить. Лишь просить.
– Чем я могу помочь? – вклинился в ее мысли Сынтэк. Наин знала, что еще одно вмешательство только усугубит ситуацию. Лучше всего было бы не вмешиваться и сохранить безопасность. Но можно ли было втянуть его в эту неприятную и утомительную ситуацию? Мог ли он изменить все к лучшему? Казалось, Сынтэк уже понял, о чем думает Наин.
– Ты пришла ко мне за помощью, потому что не можешь рассказать об этом кому-то еще, верно? Тогда я помогу. Мы сделаем это вместе.
Наин хотела сказать «нет», отмахнуться, что все в порядке, но чувство самолюбия не позволило ей этого сделать.
– Спасибо.
Он промолчал.
– И прости.
– Ничего не говори.
Сынтэк улыбнулся так, что его глаза превратились в узкие щелочки. Когда они спускались с горы, он спросил, как они могут продвинуть это дело. Он тоже считал, что раскапывать землю опасно, и выдвинул довольно убедительный аргумент, что в таком случае они сами могли бы стать первыми подозреваемыми. Наин снова подумала, что его карта может сыграть большую роль в завершении этой игры, но что одной такой карты недостаточно, чтобы игру вообще начинать. Также она думала о том, что если бы на перекрестке Сонён камера видеонаблюдения запечатлела Пак Вону, движущегося в направлении горы Сонёнсан, то можно было бы инициировать тщательный поиск и найти тело. Однако полиция поспешно решила, что это был побег, и ничего не предприняла, что не могло не вызывать сомнений и подозрений. Прошло уже два года. Следы давно исчезли, и даже если бы они нашли что-то, связь с делом была бы слишком слабой. Крепко задумавшись об этом, ребята незаметно для себя миновали цветочный магазин и дошли до пешеходного перехода, где Сынтэк повернулся к Наин и решительно сказал, что не может одобрить ее самопожертвование:
– Обещай мне одно. Как бы ни было трудно и как бы ты ни злилась, не раскрывай свои способности. Никогда.
– Это не так сложно… Наш род окажется в опасности?
– Да. Одного твоего слова достаточно, чтобы люди сочли все, что ты говоришь, ложью.
Наин называла такие слова «вырванными из костей». Глубокие раны оставляют следы даже на костях.
– Люди такие. Если найдут хоть одну неверную деталь, то все посчитают ложью.
Одна неверная деталь. Возможно, и в деле с исчезновением Пак Вону была такая деталь. Может быть, дело оказалось в том, что он дружил с Квон Тохёном. Единственный факт, что Пак Вону пошел встретиться с Квон Тохёном, мог превратить все в ложь. На пешеходном переходе Наин снова заговорила. Сынтэк казался надежным и верным помощником и партнером, поэтому она решила, что можно поделиться с ним своим планом.