На собрании для новичков, на котором папа Мирэ узнал об истинной цели клуба, большинство студентов отозвали свои заявления на вступление. Остались только двое – тут Мирэ прервала рассказ отца, спросив, не они ли это были, ее родители. Отец кивнул. На втором собрании клуба, где единственными новыми участниками были ее родители, старшие члены безо всяких поздравлений и расшаркиваний начали планировать участие в апрельском протесте против крупных корпораций, которые ущемляли права временных работников. Отцу не понравилось, что старшекурсники ведут себя высокомерно, но мама, тихонько щелкая по клавишам мобильного телефона, внезапно предложила посетить на следующей неделе мероприятие в память о жертвах производственных травм. Организаторы встречи хотели, чтобы все участники выражали свои чувства так, как им удобно, и призывали к уважению всех прав человека. Мама добавила, что эта встреча идеально подходит для Howl. То, что их поломанные инструменты почти не издавали звук, вовсе не значило, что они мешают выражать чувства, поэтому можно взять гитары и пойти на площадь.
В тот момент отец понял две вещи. Во-первых, что инструменты в клубе были поломаны не из-за страстной игры, а из-за того, что их брали на протесты и использовали там. А во-вторых – что он влюбился и рядом сидит его будущая жена.
Папа долгое время оставался для мамы хорошим другом. Хотя он не мог пить с ней наравне, но всегда заботился о ней, когда она напивалась, и всегда был готов купить ей мороженое, чтобы облегчить похмелье. Когда мама готовилась к экзамену на полицейского и оставалась в библиотеке до поздней ночи, папа сидел рядом, читая книги или рисуя, и снабжал ее энергетиками и закусками. Папа был рад оставаться в роли друга. Но лишь пока у мамы не появился парень. Мама, которая казалась полностью погруженной в учебу, внезапно начала с кем-то встречаться, и эти отношения продлились четыре месяца. За это время папа похудел на одиннадцать килограммов. Любовь папы к маме была чистой и искренней, и эти четыре месяца оказались для него сущим адом. Тогдашний парень мамы был настолько привлекательным, что участвовал в модельных съемках. Маме нравились его длинные волосы, и папа впервые отрастил волосы до плеч. Он показал Мирэ фотографии того времени. Несмотря на опасения, выглядел он вполне неплохо.
Когда мама страстно отлюбила своего парня и затем спокойно с ним рассталась, папа скромно признался ей в любви, предложив начать отношения и никогда не расставаться. Если бы они не развелись, это признание могло бы показаться трогательным и романтичным. Но оно осталось ничем не примечательным. Признание было скучным, а расставание еще более обыденным.
Мирэ не понимала, зачем папа рассказывает о своей неудачной любви. Ей это было не особо интересно. Она смотрела на него с равнодушием, а потом поняла: папа просто хотел поговорить. Ему неважно, кто слушатель. Он уже почти семь лет не мог завести новые отношения и продолжал жить в воспоминаниях о расставании. Осознав это, Мирэ твердо решила никогда не становиться такой, как он.
Дни, когда она встречалась с папой, всегда давались ей тяжело. До назначенного часа она чувствовала себя плохо из-за предстоящей встречи, а после – из-за того, как она прошла. Иногда смешанные чувства не отпускали ее до следующего дня. Встречи с папой были испытанием, но она продолжала встречаться с ним по одной причине: он все-таки ее отец. Она не хотела добавлять ему еще одну горечь в жизни. Папа был ранимым человеком. Он часто плакал, легко ощущал одиночество. Он был чрезмерным романтиком, но также легко впадал в уныние. Папа видел мир пустым без любимых, считал, что жить стоит только ради тех, кто рядом. Поэтому после развода с мамой он все больше ощущал бессмысленность жизни. В детстве Мирэ этого не замечала, но с каждым годом все больше осознавала, что папа становится пустым.
Папа всегда так сильно любил маму, что Мирэ не могла понять, почему они развелись. Хотя сейчас она тоже не до конца это понимала. Но теперь ей кое-что стало ясно. Любовь бывает разной, и она не решает всех проблем. Любовь сама по себе ничего не изменит. Любовь – это самый красивый оптимизм в мире, но оптимизм ничего не меняет.
Папа считал, что любовь – это что-то неподвижное, но для мамы любовь, вероятно, была подобна текущей реке. Если бы они были одним потоком, то смогли бы вместе впасть в море, но папа не мог этого сделать. Хотя они любили друг друга, их любовь была разной. Важно, течет ли вода или стоит, горячая ли она или холодная, пресная или соленая. Для того чтобы любовь продолжалась, недостаточно просто сказать «люблю», нужно, чтобы чувство было искренним. Папа, оставшийся на месте, всегда чувствовал себя одиноким, глядя на движущуюся вперед маму. Его одиночество не было ее виной. Папа понимал, что должен справляться с этим сам. Поэтому Мирэ всегда было тяжело видеть отца.
Единственным способом для мамы и папы не расстаться было остаться друзьями. Потому что при сильном отталкивании они бы только разошлись еще дальше. Но папа и мама забыли одну важную вещь: они были одним целым, когда на свет появилась Мирэ. И она стала свидетелем того, как мир, казавшийся ей цельным, вдруг распался на две части. Теперь она не верила в вечные отношения. Любовь и одиночество разрушают их.
После долгого монолога папе стало неловко, и он спросил, как у Мирэ дела в школе и хватает ли ей денег. Мирэ положила в рот кусочек льда и кивнула. Папа слишком увлекся своим рассказом, и это было ей привычно. Он был очень чутким, но не всегда замечал, когда следовало остановиться и дать другому высказаться. Возможно, она даже начинала понимать маму, которая устала постоянно подстраиваться под него. И снова, прежде чем лед у Мирэ на языке успел растаять, папа заметил, что не так уж все и плохо.
– Выражение лица, с которым ты поглядываешь на телефон, отличается от обычного.
– Разве? Я бы так не сказала.
Мирэ закинула телефон в сумку.
– Просто скучно. Ждала, когда папа закончит говорить.
Она выпалила это слишком быстро, не заботясь о тоне, и не смогла скрыть смущения. Папа тихо кивнул и, взяв в руки поднос с пустой чашкой, встал. Потом они вместе прошлись до турникетов метро. Папа, неловко размахивая обеими руками, сказал:
– Мириться надо быстро-быстро. Так лучше всего.
Интересно, как он может так говорить, если сам так никогда не поступал? Или это осознание пришло к нему после того, как он потерял что-то важное? Мирэ взмахнула рукой, мол, уходи скорее, и отвернулась. Чтобы не уподобиться отцу, она двинулась в путь. Навстречу своим проблемам.
Если воды разных свойств, между ними можно установить союз, как между водой и рыбой.
Кто из них вода, а кто рыба? Пока она думала об этом, оказалась на окраине города. Занятия тхэквондо уже должны были закончиться, но, так как было поздно и, возможно, Наин пошла другой дорогой, Мирэ решила, что стоит позвонить. И заодно спросить, не заказать ли курицу, если подруга голодна, и можно ли остаться на ночь, если они просидят до темноты.
Она уже начала рыться в сумке в поисках телефона, как вдруг услышала голос Наин. Мирэ остановилась и подняла голову. Между двумя уличными фонарями, стоящими на большом расстоянии друг от друга, виднелись велосипед и две фигуры. Одну из них она сразу узнала по силуэту – это была Наин. А кто вторая? В темноте лица не было видно. Мирэ прищурилась. Высокая и в кимоно. А, наверное, это парень из того же зала, что и Наин. Как там его звали? Как Мирэ ни пыталась вспомнить, имя не приходило в голову.
Они, кажется, вели серьезный разговор. На расстоянии Мирэ не могла разобрать слов. Ей хотелось подойти и поздороваться, но проблема заключалась в том, что они с Наин пока еще не помирились. Следовало бы повернуть назад и оставить решение этой проблемы с примирением на потом, но Мирэ беспокоило, что Наин и тот парень выбрали в качестве места для разговора плохо освещенную окраину города. И атмосфера между ними казалась довольно напряженной. Мимо быстро проехала машина. Мирэ, словно преступник, которого застали врасплох, резко вдохнула и спряталась за автобусной остановкой. Хорошо, что бетонное здание было старым, вряд ли бы кто обратил на него внимание просто так. Прижавшись ухом к стене, чтобы услышать разговор Наин и ее товарища по додзё, Мирэ не могла понять, зачем это делает. Ей было стыдно. Уйти? Но вместо этого она прислушалась еще сильнее, потому что наконец смогла различить голоса.
Говорили явно на повышенных тонах. Казалось, что вот-вот начнется драка. Мирэ знала, что Наин не из тех, кто позволяет себя бить, но сейчас ее противник тоже был из клуба боевых искусств, что в корне меняло дело. Мирэ задумалась, стоит ли вызвать полицию или бежать к ним и защищать Наин. Она крепко сжала ремень сумки. Решила, что, вызвав полицию, может только усугубить ситуацию, так что лучше вмешаться самой. Еще одна машина пронеслась мимо, и ночь как будто стала еще тише, чем была. Доносился лишь редкий стрекот насекомых, а огни города казались далекими, как звезды. Голос собеседника Наин становился все четче. Он спрашивал у Наин, какое она имеет право задавать такие вопросы. Эти слова вызвали у Мирэ две эмоции одновременно: облегчение оттого, что странное поведение Наин имело причину, и беспокойство, что Наин оказалась втянута в какую-то неприятную ситуацию. На фоне этого проступала едва заметно и третья эмоция – небольшая обида из-за того, что Наин ничего ей не рассказала.
– Я все видела.
Голос Наин звучал громче и яснее, чем у ее собеседника.
– Я знаю, где Пак Вону.
Что-то было не так. Наин еще несколько дней назад не задумывалась не только об исчезновении Пак Вону, но и о его существовании.
Когда тот мужчина пришел в школу, Мирэ рассказала Наин о Пак Вону, и тогда Наин впервые узнала все в подробностях. По ее лицу было видно, что услышанное ей в новинку. Тогда почему она сейчас говорит, что знает, где Пак Вону? Мирэ хотелось подбежать и спросить Наин: «Как ты можешь знать, где он? Ты же не знала. Его никто не мог найти до сих пор!»