Наин обняла Чжимо. Неважно, была ли она ей матерью, тетей или старшей сестрой, Наин хотела, чтобы Чжимо знала, что она тоже ее искренне любит.
– Так что оставайся здесь подольше. Наслаждайся жизнью, наблюдай, как меняется мир, переживай радости и печали, пока не утратишь к этому интерес.
Знала ли Чжимо, что доброта, проявленная ею к одному ребенку несколько лет назад, стала семенем, из которого проросло отчаяние? Но Наин пыталась не думать об этом так. Доброта не может быть отчаянием. Возможно, Чжимо уже тогда спасла Пак Вону. И возможно, делала это множество раз. Каждый раз, когда ему было тяжело, когда он хотел сбежать от мира, сломаться или исчезнуть, он приходил к тому дереву и находил в себе силы продолжать жить.
«Хотелось бы, чтобы тогда он завял», – размышляла Наин о Пак Вону, в то время как Чжимо думала о мужчине, которого встретила сегодня: «Чтобы потом снова расцвести и встретиться с важными ему людьми вновь, в следующей жизни».
Глава 24
Пак Вону. Возможно, о его смерти знал один, три или даже пять человек, а в худшем случае гораздо больше. Смерть одного человека была скрыта ради чьей-то выгоды, честного имени или из-за непонятных законов этого мира. Поэтому этот юноша, так и не завершив свою жизнь, теперь блуждает в мире, как призрак, удерживаемый только настойчивостью своего отца. С того злополучного вечера он больше не встречал новый день, а жил лишь в воображении отца: просыпался, ел и разговаривал с кем-то где-то далеко. Наин решила совершить, возможно, самое жестокое деяние в мире ради тех, кто остался. Она собиралась поставить точку в жизни одного человека. Превратить чужую настойчивость в отчаяние. Поставить точку сложно, но только так можно перейти к следующему предложению. Будет ли это предложение начинаться со слов «поэтому» или «несмотря на», пока неизвестно.
Наин вспомнила о многочисленных листовках, которые видела по дороге в школу. Листовки на парковке для велосипедов уже несколько дней не обновлялись, а после ночного ливня текст на них стал совсем нечитаемым. Но даже если их заменят, вряд ли найдется кто-то, кто видел Пак Вону. Наин решила больше не обращать внимания на листовки и прошла мимо парковки, но затем вернулась, разгладила смятые листовки ладонью и только потом пошла дальше. Пересекая школьный двор, она думала: неважно, сколько человек скрывают эту смерть. Чтобы выкопать правду, нужно повалить всего одного, кто стоит на пути. Кто это будет, она пока не знала.
Сотрудник администрации школы с недоумением посмотрел на Сынтэка, но вскоре осознал, что не может знать всех учеников в лицо, поэтому достал из ящика ключ от крыши и встал, чтобы проводить их. Хорошо, что спортивная форма Хёнчжэ оказалась Сынтэку как раз.
На крыше было тихо. Четверо ребят сидели в кругу, перекусывая купленными в буфете булочками, и молча размышляли о теме сегодняшнего разговора – рассказанной вчера правде. Наин, всухомятку жуя булочку, косилась на Хёнчжэ. Он сидел с английским словарем на коленях, пытаясь читать и есть одновременно. Хёнчжэ всегда старательно учился, но чтобы до такой степени? Казалось, он изо всех сил старается отвлечься от происходящего.
В классе Мирэ вела себя так, будто вчера ничего не случилось, так что сначала было даже неприятно, но вскоре Наин к этому привыкла. Благодаря поведению подруги Наин стало казаться, что вчерашнее происшествие и секрет ее происхождения – нечто незначительное. Тревога, которую она почувствовала, столкнувшись с огромной тяжелой правдой, постепенно утихала. Наин думала, что все изменится после ее признания, что мир перевернется, но Мирэ своим поведением показывала, что ничего не изменилось. Подруга смотрела на нее, говорила с ней и другими учениками, совершала рутинные для школы действия как ни в чем не бывало, и, глядя на нее, Наин успокаивалась, полагая, что и Хёнчжэ не изменился. И действительно, кроме того, что он вдруг принялся усердно учить английские слова, друг выглядел обычно.
Мирэ, съев половину булочки, заговорила первой. Наин, не зная, как начать обсуждение, была этому рада.
– Нет сомнений, что Квон Тохён – преступник? – спросила Мирэ, но тут же поправилась: – То есть сомнений не должно быть. Мы все можем оказаться в большой беде, если будем обвинять невиновного в убийстве.
– Действительно ли это так? – спросила Наин саму себя. Она была уверена, что голос, который она слышала в воспоминаниях растений, принадлежал Квон Тохёну. Хотя звуки иногда смешивались, она ясно слышала, как кто-то звал Квон Тохёна по имени. И самое главное – Квон Тохён знал, что Пак Вону умер. Когда Наин подошла к нему и заговорила о Пак Вону, Квон Тохён схватил ее за шею, и его дрожащие руки и яростный взгляд только подтвердили это подозрение. Должно быть, он подумал, что мертвый Пак Вону пытается связаться с ним, да еще через незнакомого человека, и испугался до смерти. Наин кивнула.
– Да, я уверена. В любом случае Квон Тохён знает, что Пак Вону мертв.
– Нужно быть уверенными, что именно Квон Тохён убил Пак Вону, а не просто знает о его смерти, – осторожно произнес Хёнчжэ, закрывая словарь. Мирэ снова спросила у Наин:
– Ты уверена, что слышала это?
– Я точно слышала. Квон Тохён толкнул Пак Вону.
– Блин, свихнуться можно. И это слышала только ты. – Мирэ прижала ладонь ко лбу. Она была благодарна за хоть какую-то зацепку, но в то же время понимала, что если только Наин это слышала, то доказательств нет. Когда Наин пробормотала извинения, Мирэ быстро поправила ее: – Дело не в том, что мы тебе не верим, а в том, что это не может быть доказательством.
– Если сказать твоей маме, где находится тело, может, начнется расследование? На теле могли остаться какие-то следы.
– Ты знаешь точно, где оно находится?
– Не уверена, но есть место, которое не выходит у меня из мыслей.
Мирэ долго обдумывала ее слова и в конце концов покачала головой.
– Это будет трудно. И рискованно. Из-за фильмов и сериалов все кажется простым, но на деле найти следы сложно. И даже если их найдут, улики могут быть признаны неоднозначными и не будут приняты в качестве доказательства. Даже если на месте преступления найдут следы Квон Тохёна, это не будет подтверждать, что он убил Пак Вону. – Мирэ говорила разумно, и Наин, не зная всех тонкостей следствия, согласилась. Хёнчжэ тоже кивнул. – И еще кое-что. Я тоже видела Пак Вону в тот день, – тихо добавила Мирэ.
– Что? Ты? Когда?
Мирэ вспомнила слова Пак Вону, которые тогда показались ей бессмысленными. Другой мир, видимый через трещину в этом мире. Теперь она поняла, что имел в виду Пак Вону. Эту трещину оставила его мать, а увидеть ее помогла тетя Наин, показавшая Пак Вону свою силу. Он видел мир, недоступный для других, через трещину, оставленную его матерью.
– В день, когда Пак Вону пропал, мы пили в «Бромелии», помнишь? Я столкнулась с ним до того, как мы собрались вместе. Он тогда дал мне носовой платок. Так что если тело Пак Вону найдут, то при нем будет платок со следами моей ДНК.
Для Наин и Хёнчжэ ее слова прозвучали так, будто Мирэ сама могла стать подозреваемой. Этого ни в коем случае нельзя было допустить. Если семья Квон Тохёна пытается скрыть его преступление, они могут с легкостью свалить вину на Мирэ, если появится второй подозреваемый. Несмотря на то что мать Мирэ была детективом, нельзя было исключать вероятность того, что семья Квон Тохёна уже переманила полицию на свою сторону.
Сынтэк, который до этого только наблюдал со стороны, наконец заговорил:
– А если вы трое выступите в качестве свидетелей?
– Мы трое?
– Да. Если вы скажете, что видели Вону вместе, будет больше шансов на успех. Трое свидетелей – это уже не один.
Слова Сынтэка казались разумными.
– Кто-нибудь еще знает, что вы были вместе в тот день?
– Да, наши семьи знают, – ответила Наин.
– Отлично. Вы скажете, что в тот день гуляли по горе Сонёнсан, чтобы протрезветь после выпитого. Наин часто ходит в те места, поэтому вы знали местность. И вы увидели Квон Тохёна и его друзей вместе с Пак Вону. И дальше расскажете, что именно произошло.
– Но разве никто не посчитает странным, что мы не сообщили об увиденном сразу? Прошло уже два года, – возразила Мирэ.
– Свидетели убийства с большим трудом решаются пойти в полицию и дать показания. Ведь им страшно – что, если убийцу отпустят за недостатком доказательств? – сказал Сынтэк.
– Вполне разумная идея, – одобрил Хёнчжэ. Наин тоже считала, что план неплохой, но Мирэ над чем-то крепко задумалась и ничего не говорила.
– Скажите, что вам было страшно и вы боялись, что на вас начнут давить, поэтому молчали. Но теперь поняли, что так нельзя, что Квон Тохён и его друзья совершили ошибку. Это не было предумышленное убийство, так что, если вы выступите в качестве свидетелей, они растеряются и выдадут себя.
– Растеряться можем и мы, – ответила Мирэ, наконец прервав свои долгие размышления. Она посмотрела на Наин и Хёнчжэ. В ее глазах читалась серьезность. Наин подумала, что недаром Мирэ – дочь детектива.
– Если они начнут отпираться, дело усложнится. Если Квон Тохён и его друзья убили Пак Вону, а потом притворялись, что ничего не случилось, это значит, что они не простые ребята. Их родители тоже замешаны, – продолжала Мирэ. – А у нас не будет твердых доказательств, даже если мы найдем тело Пак Вону. Тело лежит в земле уже два года, и, даже если найдутся какие-то следы, они не будут иметь большого веса в обвинении. Мы не сможем точно объяснить связь между уликами и убийством. И если мы втроем скажем, что видели убийство два года назад, что изменится? Если Квон Тохён будет отрицать свою вину, все очень усложнится. Ведь мы заявляем, что это не просто исчезновение, а убийство. Это совсем другое дело.
– Верно. Тогда и отец Пак Вону узнает, что его сын мертв, – добавил Хёнчжэ. – Если мы решимся на такую ложь, нужно будет соответствующим образом подготовиться. Если действительно произошло убийство, то неважно, умышленное оно или случайное, виновные должны понести наказание. Даже если это не вернет Пак Вону его жизнь, справедливость должна восторжествовать. Это основоп