– Ты действительно ничего не понимаешь. Странный звук, который ты слышишь, – это разговор растений. Ты слышишь его, потому что ты тоже растение. Просто сильно эволюционировавшее.
Чокнутый.
Глава 2
Чжимо всегда вела себя так, словно была готова уйти в любой момент. Казалось, что ее ноги не касались земли, а сердце блуждало без цели. Тетя говорила, что до того, как открыть свой цветочный магазин, она много странствовала. Места, о которых Наин от нее слышала, включали окрестности тоннеля Самсинбон на юго-востоке горы Чирисан, дорогу 1131, проходящую к востоку от горы Халласан, и долину Мисирён на севере горы Сораксан. Чжимо так часто переезжала, что иногда забывала, где останавливалась. Она говорила, что пробыла в тех местах по нескольку месяцев, но самое долгое ее пребывание длилось не более трех лет. Когда Наин спросила, почему она так часто переезжала, Чжимо ответила, что ей просто так хотелось. Поэтому то, что в городе Сонён тетя прожила семнадцать лет, было почти чудом. Когда Наин спросила, почему она на этот раз не стала менять место, Чжимо ответила: «Ради тебя».
– Твоя тетя действительно очень особенная, не так ли? – часто говорил Хончжу, один из постоянных клиентов цветочного магазина. Хончжу владел довольно большим кафе неподалеку от «Бромелии». У кафе был большой двор и открытая для посещений крыша, и по выходным туда приезжало много клиентов. Хончжу говорил, что, несмотря на владение таким огромным пространством, у него не было таланта к выращиванию растений, поэтому в кафе не было ни одного горшка с цветами. Еще он говорил, что, хотя цветы и выглядели бы красиво, он боялся, что не сможет за ними ухаживать и они погибнут. Тогда ему пришлось бы покупать новые растения, что его совсем не устраивало. «В конце концов, это живые существа, и использовать их как украшение немного неправильно», – качал головой Хончжу. В ответ на это Чжимо подарила ему растение под названием «сейделиана» с длинными листьями, похожими на перья лука, и красивым розовым цветком. Хончжу волновался, что не сможет долго за ним ухаживать, но растение, подаренное Чжимо, не погибло. С тех пор Хончжу начал приносить собственноручно приготовленное печенье и свежесваренный кофе в цветочный магазин. Возможно, он был единственным человеком, знавшим Чжимо так же хорошо, как и Наин.
Но не только Хончжу находил Чжимо необычной. Любой, кто проводил с ней хотя бы немного времени, чувствовал особую атмосферу вокруг нее. Однако никто не мог точно объяснить, в чем она заключалась. Наин тоже не могла. Чжимо была немного странной, эксцентричной и в то же время определенно особенной. Но вся ее особенность сводилась к фразе: «Женщина, которая одна воспитывает племянницу». Некоторые люди были уверены, что ни один здравомыслящий человек не станет растить чужого ребенка. В их глазах Чжимо была дамой не в своем уме, и иногда, видимо желая ее «вразумить», они открыто говорили ей, что она пожалеет о сделанном выборе и потраченном времени.
Манера, в которой Чжимо отвечала таким людям, тоже была странной, эксцентричной и особенной. Она молча слушала до конца, а потом вдруг начинала смеяться или плакать. Это обычно пугало собеседника, и тот, испытав смесь презрения и непонятного страха, быстро ретировался. Возможно, такое поведение Чжимо и способствовало распространению слухов о ее «ненормальности».
– Почему ты так реагируешь? – как-то раз спросила Наин. – Просто скажи им, чтобы не говорили такие вещи.
Чжимо лишь цокнула языком, будто бы Наин ничего не понимала.
– Если бы эти люди понимали нормальные слова, они бы и не говорили подобное с самого начала. А если с ними говорить мягко, они подумают, что их мнение имеет значение, и будут продолжать навязывать его, – объяснила Чжимо.
– Но тогда будут продолжать ходить слухи, что ты сумасшедшая, – возразила Наин.
– Это неизбежно. И слухи верны, – спокойно ответила Чжимо.
– Что? – удивилась племянница.
– Наин, тетя действительно не в своем уме. Причем не просто «немного». Если я открою рот и расскажу все, о чем знаю, здесь все перевернется: придет полиция, журналисты из новостей будут делать репортажи – начнется настоящий хаос, – произнесла Чжимо с улыбкой.
А потом засмеялась. Не стоило просто считать ее странной и оставлять это без внимания. Надо было сразу спросить ее, что она имела в виду под «не в своем уме» и «все, о чем знаю». Но Наин не спросила.
После того как Сынтэк назвал ее растением, Наин перестала замечать в школе, как летит время, а сразу после занятий ехала на велосипеде в цветочный магазин. Слова Сынтэка крутились в голове не замолкая: «Неужели ты не замечала, что с тобой что-то не так? Почему у тебя нет родителей, почему ты не ходишь в больницу, когда болеешь, и почему твоя тетя решает все проблемы дома, будто знает все сама? Тебе не кажется это странным? Как ты думаешь, разве она не странная?» Почему Сынтэк называл Чжимо то «тетей», то «тетей по материнской линии», а иногда и вовсе «та женщина»? Это бесило. Бесило, потому что было как будто вовсе не про Чжимо.
Тетю называли Чжимо потому, что ее фамилия была Ю, а имя – Джи. В детстве Наин называла ее «тетя Ю Джи», потом сократила до «тетя Джи», и в конце концов та стала Чжимо. Однажды выбранное прозвище редко меняется. Чжимо казалась вполне довольной. Теть много, а Чжимо в мире одна. В любом случае все, что сказал Сынтэк, в самом деле имело смысл. Он сумел выяснить, что Чжимо действительно странная. Видимо, тщательно и планомерно провел тайное расследование.
Наин застала Чжимо пересаживающей растения в цветочном магазине. Тетя удивленно посмотрела на племянницу, которая в этот час должна была заниматься в додзё.
– Сегодня занятий нет? – спросила она.
– Есть, просто я хотела тебя кое о чем спросить, – ответила Наин.
Теперь, когда дело дошло до разговора напрямую, Наин внезапно стало стыдно и неловко. Если она спросит, не растение ли она, то Чжимо, вероятно, засмеется от всей души, как в тот раз, когда пятнадцатилетняя Наин убежала из дома на полдня и вернулась. Поэтому Наин старалась говорить как можно более уклончиво – и сказала, что вчера кто-то пришел и сказал ей нелепость, якобы она растение, и это ее позабавило.
– Кто это тебе сказал? – переспросила Чжимо с каким-то мрачным выражением лица. Почему она так отреагировала?
Каждый раз, когда Чжимо о чем-то задумывалась, она разговаривала с растениями в цветочном магазине. Со стороны казалось, что ей очень не хватает собеседника, отклика со стороны на заботы и проблемы. Люди видели ее такой и думали, что она одинока, и жалели ее. Некоторые даже ругали Наин, утверждая, что Чжимо до сих пор одна из-за нее, что, если бы у нее был спутник жизни, она бы не разговаривала с растениями. Наин, еще с начальной школы делавшая уроки за большим круглым столом в магазине, не понимала, за что ее ругают. Но ей не было обидно, потому что Чжимо еще в раннем детстве научила ее пропускать мимо ушей девять из десяти слов, сказанных взрослыми. Тем не менее Наин действительно было любопытно: неужели Чжимо каждое утро здоровается с растениями из-за того, что у нее нет возлюбленного? Почему бы не сказать все эти слова ей, Наин, а не растениям или воображаемому другу?
Как-то утром, когда за ночь выпал снег, мир стал белым, а земля замерзла от холода, Чжимо заговорила с растениями, и Наин, глядя ей в спину, сказала:
– Чжимо, ты кажешься странной.
Она хотела сказать совсем не это, но спросить Чжимо, не из-за одиночества ли она так себя ведет, Наин не могла. Эти слова были слишком сложными и глубокими для нее в то время. Чжимо, услышав ее замечание, посмеялась веселее обычного и, обращаясь к растениям, сказала: «Слышали? Она говорит, что мы странные» – и снова засмеялась. Затем внезапно взглянула на Наин и спросила, действительно ли та считает ее странной. Наин, притворившись задумавшейся, покачала головой. На самом деле ей вовсе не казалось, что Чжимо странная. Даже если все говорили, что это странно, Наин нравилось, что Чжимо разговаривает с растениями. Слушая эти монологи, Наин чувствовала спокойствие, ее тело расслаблялось, начинало клонить в сон. Чжимо поманила племянницу, чтобы та подошла поближе. Когда Наин села рядом, Чжимо поделилась с ней секретом:
– Они все слышат и даже отвечают. Другие люди этого не понимают. Но я знаю. Просто твои уши еще недостаточно развиты, чтобы это слышать. Когда-нибудь ты услышишь. Так что сегодня я почищу тебе уши.
Сейчас Наин поняла, что совсем забыла о том, что когда-то сказала ей Чжимо. Тетя вовсе ничего не скрывала. Даже когда Наин однажды приехала домой с разбитой после падения с велосипеда коленкой, Чжимо встретила ее на пороге вопросом: «Ты что-нибудь слышишь в последнее время? Не переживай, так и должно быть». Тетя повторяла это и раньше, и несколько дней назад. Наверное, это было одной из тех тайн, которые Наин должна была принять.
Правда страшна. Правда, осознанная слишком поздно, еще страшнее. Мирэ, например, больше всего на свете боялась узнать правду о том, что ее родители не любят друг друга. Она смутно это чувствовала, но не хотела признавать, избегала подтверждений. Родители тщательно скрывали холод между собой, чтобы Мирэ не узнала. Когда она поняла, что вся их показная любовь была ложью, ей было очень страшно. Принять, что все это время их семейная гармония была лишь иллюзией, было так же больно, как рушить стену голыми руками. Рассказывая об этом, Мирэ махала кулаками в воздухе и добавляла, что теперь благодаря этому она может разрушить почти все своими силами.
Хёнчжэ, по сути, не должен был родиться. Но по какой-то причине все же появился на свет. Он узнал об этом от своей сестры, которая была старше его на восемь лет. Это случилось, когда они еще детьми бросали друг в друга игрушки и дрались. Хёнчжэ, плача, позвал маму – и услышал от сестры: «Ты знаешь, что мама хотела тебя стереть? Так что не зови маму, она тебя не любит». Неизвестно, помнила ли его сестра, что сказала это. Хёнчжэ никогда потом не спрашивал у нее, правда это или нет. Возможно, она соврала в гневе, но с тех пор Хёнчжэ больше не ссорился с сестрами из страха, что родители могут его бросить. Он никогда не проверял, правдой ли были те слова, и не собирался. Это была правда, которую Хёнчжэ не хотел знать.