Он действительно был мертв. Два года назад Пак Вону не просто исчез, он погиб в тот самый день. Его тело до сих пор лежало в лесу. Если Мирэ расскажет маме правду, то это будет равносильно заявлению в полицию. Машина въехала в подземную парковку дома. Мама не торопила Мирэ, и та промолчала всю дорогу, больше десяти минут. Казалось, что, если она не собирается отвечать, мама не станет ее допрашивать. Но так только казалось. Мама припарковала машину, выключила двигатель, взяла сумку с заднего сиденья и открыла дверь, чтобы выйти.
– Мам, – сказала Мирэ решительно. – В тот день мы были втроем: я, Наин и Хёнчжэ. Мы все видели.
Мама закрыла дверь обратно.
– Что видели?
Мирэ перестала дергать заусенцы и крепко сжала складки юбки. Она бросила карты на стол. Пусть раньше, чем планировала.
– Я знаю, где похоронен Пак Вону.
– Похоронен? – переспросила мама.
– Мы стали свидетелями убийства, – ответила Мирэ.
Она произнесла ту же ложь, которую когда-то сказала Наин и которая так ее возмутила.
Двадцать четыре часа назад перед учебным центром ее ждали Наин, Хёнчжэ и Сынтэк. Они предложили пойти домой к Наин, а потом все трое молча двинулись вперед с серьезными лицами. Когда Мирэ, не выдержав, спросила, что происходит, они уже миновали автобусную остановку. Мирэ хотела знать хотя бы, что за серьезная проблема их так беспокоит. Наин тяжело вздохнула, а Хёнчжэ, встретившись с Мирэ взглядом, все разъяснил. Он сказал, что полиция уже знает о смерти Пак Вону и что, по их предположениям, отец Квон Тохёна, пастор Квон, подкупил кого-то, чтобы дело замяли. Хёнчжэ говорил так лаконично и ясно, что у Мирэ не оставалось сомнений в услышанном. Она ощутила не разочарование или опустошенность, а страх. Мирэ схватила Хёнчжэ за руку и засыпала его вопросами: «От кого ты это узнал? Все в полиции знают, что произошло с Пак Вону? Все взяли деньги?»
Оказалось, что не все сотрудники полиции получили взятку. Мирэ с облегчением выдохнула, но ей тут же стало противно от мысли, что она могла назвать это облегчением. Пастор Квон подкупил только инспектора. Друзья не знали точно, какое положение занимал инспектор в участке и какое влияние имел. Мирэ тоже не знала всех подробностей, но слышала, что инспектор, кажется, возглавлял отдел расследований или занимал какую-то подобную должность. Она вспомнила, как кто-то из коллег говорил по телефону ее матери: «Кёнхе, надо хотя бы до инспектора дойти».
Подкуп инспектора не означал, что все в полиции покрывают преступника. Если бы стало известно, что полиция берет взятки, это привело бы к серьезным дисциплинарным взысканиям, вплоть до увольнения. Вероятнее всего, инспектор просто тормозил расследование, не распространяя информацию о том, в чьих это интересах. Наин была несколько удивлена. Она не могла понять, как такой вопрос мог быть замят инспектором, а не начальником полиции.
Мирэ вспомнила слова матери. Она говорила, что заявление об исчезновении несовершеннолетнего просто так не примут. Раз это даже не повод для расследования, значит, инспектор, получив указания закрыть дело, просто велел сотрудникам не рассматривать другие версии, кроме побега.
– Вчера та женщина так и сказала, – добавила Мирэ, имея в виду директора. – «Если бы все оставили как есть, никто бы и не заметил». Но пастор Квон, испугавшись, дал инспектору взятку и этим только усугубил ситуацию. Никто бы и не обратил внимания, если бы он молчал…
Сынтэк заключил, что, по сути, они ничего не могут сделать. Спустя несколько минут тяжелой тишины Хёнчжэ предложил раскопать тело Пак Вону и сделать вид, что они нашли его случайно. Мирэ согласилась, но Наин покачала головой.
– Как можно просто так найти Пак Вону, когда есть те, кто его убил, кто замял правду о его смерти и притворился, будто ничего не случилось? А как будет жить его отец? Он ведь даже не знает, почему его сын был в горах в тот день, почему умер и почему все эти два года пролежал там. Как можно жить, не зная правды? Вы уверены, что сможете всю жизнь жить с этим грузом, зная, что так и не раскрыли истину? Я не смогу, ребята, – сказала она.
Ее слова были правдой.
– Пастор Квон дал деньги инспектору, чтобы тот не расследовал исчезновение Пак Вона, – сказала Мирэ маме.
– Ты… как ты это узнала…
– Мама, помоги нам.
– Мирэ…
– Они все видели.
– Кто все видел?
Мирэ понимала, почему мать так настойчиво спрашивает. Исчезнувший два года назад старшеклассник на самом деле умер, и дочь детектива видела его смерть. Более того, дочь детектива обвиняла полицию в коррупции. Любое неправильное действие или слово могли привести к тому, что их семью обвинят в клевете или чем похуже. Но, несмотря на все это, Мирэ хотела, чтобы мать ей просто поверила, поэтому, даже осознавая всю нелепость ситуации, не могла перестать умолять.
– Мама, когда ты сказала, что расстаешься с папой, у меня было много вопросов, но я не задала ни одного. Ты сказала, что все равно любишь меня и что вы с папой расходитесь не потому, что ненавидите друг друга, а потому, что хотите жить каждый по-своему. Я ничего не поняла, но просто поверила тебе. Так что, мама, пожалуйста, просто поверь нам.
– Хорошо, поняла. Так кто же это видел? – спросила мама.
– Гора, – ответила Мирэ.
– Что?
Мирэ и сама не до конца понимала, что она имела в виду. Но ведь вчера Сынтэк говорил, что школа, дом Пак Вону, пригородная дорога, автобусная остановка и гора Сонёнсан были полны диких цветов, трав и деревьев, которые ждали, когда кто-то вытащит тело Пак Вону из-под земли. Такие свидетели, конечно, не могли бы дать показания ее маме.
Мирэ вспомнила план, который разработала вместе с друзьями. Руководила планом Наин. Она сказала, что если не все сотрудники полиции участвовали в сокрытии этого дела и если начальник отдела расследований не самая высокая должность в участке, то так даже лучше. Значит, есть кто-то выше, кто может уволить начальника отдела расследований. А это может сыграть на руку.
– Ведь его не просто так убили и захоронили, – сказала Наин. – Замешан один из сотрудников полиции. Это может быть самым убедительным доказательством. Почему пастор Квон просто так дал деньги инспектору? И почему именно его сын, Квон Тохён, встретился с Пак Вону в тот день, когда тот умер, и кто-то похоронил его в горах? Не покажется ли это подозрительным другим людям? Мирэ, расскажи об этом своей маме. Возможно, она сможет расследовать факт получения взятки. Ведь мы не можем сами подтвердить, брал ли он деньги. А я тем временем снова встречусь с Квон Тохёном и докажу ему, что Пак Вону ни разу не лгал.
Мирэ посмотрела маме прямо в глаза. Это было ее дело. Наин займется своим, а Мирэ – своим.
– Пак Вону похоронен на горе Сонёнсан.
Глава 28
Тохён не хотел встречаться с ним, поэтому поспешно развернулся, но даже в темноте Сокгу узнал его. Голос, знакомый до боли, окликнул Тохёна. Когда он слышал его в последний раз? Год назад? В смутно всплывающем воспоминании он видел себя плачущим перед Сокгу. Тохён старался не вспоминать об этом. После того дня он будто оборвал все связи с Сокгу. На прошлый день рождения Сокгу отправил Тохёну эмотикон с поздравлением и пожеланием хорошего дня, но Тохён проигнорировал его сообщение, и их отношения, казалось, окончательно прекратились. По крайней мере, так думал Тохён. Если бы они случайно встретились, то лишь мельком бы обменялись взглядами, а если бы кто-то спросил, дружат ли они, он бы ответил: «Раньше дружили, но теперь не общаемся, и я не знаю, чем он занимается». Однако, видимо, только Тохён так думал. Сокгу, словно встретив дорогого старого друга, улыбнулся и помахал рукой. Тохён почувствовал, как что-то кольнуло его в сердце. Словно какие-то шипы внезапно зашевелились внутри него. Тохён хотел бы пригрозить Сокгу, чтобы тот к нему больше не лез, и уйти, сделав вид, что они не знакомы. Но его тело не подчинялось, как будто шипы мешали ему двигаться.
Сокгу сказал, что в последнее время часто думал о Тохёне. В подтексте этой фразы явственно звучало имя Пак Вону. Сокгу всегда воспринимал их как друзей не разлей вода, поэтому определенно врал, что думал только о нем. Тохён молча слушал его. Сокгу сказал, что хотел позвонить, но боялся, что Тохён не ответит, поэтому просто пришел увидеться, а затем медленно побрел прочь. Тохён стоял, не двигаясь, слушая, как шаги Сокгу за его спиной затихают. Но после нескольких шагов Сокгу остановился и позвал его.
Тохён не обернулся.
– Но тебе Вону тоже не писал?
– Нет.
– И когда вы в последний раз виделись, он ничего тебе не сказал?
– …Ничего.
Сокгу, словно разговаривая сам с собой, пробормотал: «Понятно, значит, и тебе ни слова не сказал». Он добавил: «Черт, где же ты, Вону, что сейчас делаешь?» Но Тохён, бросив дежурное «пока», уже направился к входу в дом.
Воспоминания – странная штука. Стоит только зацепиться за одну ниточку, как они начинают разворачиваться безудержно, восстанавливая из малейшего фрагмента целую картину. Стоило Тохёну увидеть Сокгу, как его память начала извлекать все моменты, связанные с ним. Во всех воспоминаниях с Сокгу присутствовал Вону. Даже когда Тохён и Сокгу вдвоем сидели у здания додзё, они ждали Вону. Воспоминания о счастливых моментах упорно пробивались сквозь плотный барьер, возведенный несчастьем, и все чувства Тохёна моментально обострились. Эмоции, которые он старался подавить, начали пробуждаться, но инстинкт самосохранения заставлял его всеми силами пытаться их заглушить. Тем не менее из трещин в стенах пробивались ветви, и комната Тохёна вскоре превратилась в небольшой лес – влажный и душный, словно та гора.
Тохён достал из ящика упаковку снотворного и засыпал несколько таблеток себе в рот. Он знал нужную дозировку, но чувствовал, что для подавления эмоций ему сейчас нужно больше. Он лег в кровать и натянул одеяло на голову. Тело дрожало от страха. Чего он боялся? Что теперь его поймают? Что какая-то девчонка знает слишком много? Что его заставят понести наказание? Но этот страх был необоснованным. Защитный барьер вокруг Тохёна был прочен, как крепостная стена. Даже если одна праведная стрела найдет путь сквозь щель в стене, она не сможет нанести ущерб Тохёну, закованному в доспехи. Не станет препятствием на его пути, и он даже не заметит, что стрела его поразила. Это не страх, лишь незначительное беспокойство, досада, раздражение.