Маша тоже чувствовала перемены, в основном они касались её туроператора и диеты, которую она решила сменить спустя пятнадцать лет в связи с отсутствием результата.
В финансовом плане у неё проблем по-прежнему не возникало, и даже, более того, на закрытии цехов и распродаже оборудования бухгалтерша заработала себе на несколько шуб, новый кухонный гарнитур из дуба и годовой абонемент в лучший SPA-салон.
Директор, пребывая в мемуарном настроении, был податлив и напоминал воздушный шарик – куда толкнешь, туда и летит. Воспользовавшись этим, Маша, наконец, взяла в свои руки последние рычаги управления производственной машиной. Понимая, что завод – это единственная в её жизни достойная кормушка, которой она посвятила свои лучшие годы, Маша решила, что предприятие, несмотря на меланхоличное настроение руководства, должно пережить трудные времена и направила его курс в сторону полного перепрофилирования.
Бизнес для Маши не был чем-то творческим. Мотивационные книги и различные тренинги вызывали у неё чувство кишечного дискомфорта. Маша не любила долгих бесполезных разговоров о смысле жизни и идеи, в которых воды было больше, чем в Тихом океане. Она работала исключительно с сухими цифрами и, состряпав в своей голове определенный алгоритм, пришла к простому и, казалось бы, вполне нерентабельному, на первый взгляд, плану.
Исходя из ее расчетов, фабрика по производству пиротехники была самым выгодным решением, и Маша собиралась проверить это на деле.
Давить на обленившегося и зашуганного старостью директора было непросто. Он наотрез отказывался ввязываться в новые авантюры и максимально вежливо бойкотировал Машины предложения, пока однажды она не кинула ему на стол две папки. Одна была белого цвета и содержала в себе документацию за последние пятнадцать лет, исходя из материалов которой, фабрика оставалась чиста перед лицом налоговой и государства в целом. Вторая же папка сулила несколько серьёзных сроков для всех (как утверждала Маша), но директор прекрасно понимал, что на суде бухгалтер будет выступать в роли жертвы.
Выбора не было, пришлось повиноваться. Маша закатала рукава и с головой погрузилась в работу.
Первым делом нужно было решить вопрос с оборудованием. Здесь она уже знала тонкости продаж, поэтому легко могла наладить диалог с продавцами б/у агрегатов и выторговывала лучшую цену. Старые станки тоже сгодились. Несмотря на совершенно иной профиль, некоторые из них получилось перенастроить. Так, например, спичечные коробки различной формы неплохо подходили под упаковки петард. Нашлось применение и для покрасочной линии, что существенно сократило расходы.
За пятнадцать лет своей работы на заводе Маша составила свой личный список лучших сотрудников, настоящих работяг, не боящихся трудностей и не поддавшихся влиянию алкогольной романтики.
Многие из этих людей перебрались за сотни километров от родного города, но Маша умела убеждать, и уже через пару месяцев команда была практически полностью в сборе и под руководством бухгалтера-универсала быстро вошла в рабочий ритм.
Поначалу директор редко появлялся на производстве. В дни своих посещений он ходил по цехам, словно тень и скептично фыркал, глядя на то, как изменилось всё, на что он и его отец потратили большую часть своей жизни. Каждый раз, подходя к двери своего офиса, он подолгу стоял, не в силах повернуть ручку и зайти внутрь, словно боясь, что ветер перемен в обличии обнаглевшей бухгалтерши затронул святая святых.
Но Маша, несмотря на свою властность и жажду наживы, даже не думала переступать эту черту. Она никогда не стремилась быть директором, считая роль, отведенную ей на заводе, куда более значительной и ответственной. Зная себя, она просто не могла допустить до бухгалтерии другого человека, а занимать две должности одновременно было малопривлекательно и абсолютно не эффективно.
Первые полгода завод работал исключительно на склад, и когда финансовая подушка начала издавать противный звук, сдуваясь под тяжестью неликвида, директор уже подготавливал речь, которую собирался торжественно и печально произнести, вешая замок на ворота фабрики.
Но Маша даже бровью не повела. И в очередной раз, помахав перед носом директора черной папкой, вытрясла с него последние заначки, практически доведя бедного Петровича до инфаркта.
За месяц до Нового года Маша пустила остаток бюджета на рекламный отдел и приостановила на время выпуск продукции, отправив половину сотрудников работать на склад, а другую – в отпуск. Директор, скрепя сердце, продал Audi и уже собирался идти в налоговую, писать чистосердечное, как вдруг в его кабинете раздался звонок.
Больше денег Маша любила доказывать свою правоту, поэтому первый звонок от заказчика был переадресован именно директору и тот, несмотря на подкатившее волнение, сработал профессионально, успешно заключив первую сделку. Через две недели склад опустел под ноль, и вторая часть работников была отпущена в отпуск, получив солидную премию.
После того как потребитель распробовал качественный продукт отечественного производства, дела фабрики постепенно поползли в гору. Закрытые цеха снова заработали, а в родной город стали возвращаться коренные жители, прознав о том, что любимый завод снова в деле и даже стал ещё более успешен.
Несмотря на уговоры директора, Маша наотрез отказалась от должности управляющего и, наладив производство, спокойно вернулась в свой родной кабинет, где, сидя за стареньким компьютером, складывала, умножала и планировала новый отпуск.
Огурцы
В два часа ночи, разбуженный необъяснимым и мощнейшим желанием, Вадик открыл глаза. Желудок сводил его с ума и буквально выл о том, что ему жизненно необходимо съесть котлету и соленый огурец, и сделать это нужно немедленно.
Достав из холодильника сковороду и заветную банку с соленьями, Вадик уставился в окно и принялся жевать, размышляя на тему того, чем отличается поздний ужин от раннего завтрака.
Полная серая луна хорошо освещала улицу, отражаясь от недавно выпавшего снега. В такую ночь особенно хорошо просматривались кресты и надгробия с раскинувшегося через дорогу кладбища.
Такое соседство вынудило бывших хозяев продать квартиру за бесценок, так как желающих наблюдать подобные виды было немного, да и люди в основном были суеверными. Вадик же считал это приобретение выигрышем в рулетку, так как был категоричным и бесповоротным скептиком, которым его сделали годы работы налоговым инспектором.
Когда с котлетой было покончено, Вадик принялся за огурцы. В банке их было всего штук пять, но огурцы эти были просто великолепные и хрустели, словно снег под ногами.
Тут его взору попался человек, который переходил дорогу со стороны кладбища. Когда асфальт остался позади, и человек снова ступил на снежную гладь, Вадик хрустнул огурцом, словно сымитировав звук проминающегося снега.
Это показалось ему очень забавным, и каждый новый шаг человека он сопровождал хрустом огурца. Человек шел неспешно, и Вадик успевал вытаскивать огурцы из литровой банки, чтобы вовремя хрустнуть маринованным овощем.
Хрум-хрум-хрум… Когда тип дошел до первого фонаря, Вадик дожевывал четвертый огурец и уже полностью засунул руку в банку, стараясь выловить последний. Когда пупырчатый малец был пойман, Вадик вдруг осознал, что обратно рука вылезать отказывается.
В свете луны и фонаря он смог разглядеть на человеке строгий черный костюм, и в нём неосознанно проснулось профессиональное подозрение.
«Ночь, костюм, кладбище»… Налоговик каким-то образом смог разглядеть за всем этим коммерческую деятельность, явно не проходившую по документам.
Инспектор решил, что премии на дороге не валяются, а небольшая ночная прогулка хорошо скажется на заржавевшем от сидячей работы позвоночнике.
Вадик поспешил в комнату, чтобы одеться, но застрявшая на руке банка мешалась и создавала кучу неудобств. Он тянул руку изо всех сил, но та наотрез отказывалась покидать свою новую обитель и уже, кажется, поддалась процессу маринования.
Банку, конечно, можно было разбить, но Вадик с детства не переносил вида крови и потому всячески старался избегать острых предметов и битых стекол.
С носками Вадик справился ловко, чего не скажешь о свитере. Он по привычке запихнул обе руки в рукава и поднял их кверху, соответственно, вылив себе на голову практически весь рассол, что был в банке.
Провозившись с ремнем, Вадик в итоге плюнул и решил, что штаны можно придержать свободной рукой.
Пуховик он накинул на плечи и стремительно понесся вниз по ступеням, чувствуя себя настоящим секретным агентом налогового синдиката.
Улица встретила его суровым февральским морозом. «Гроза штрафников» нашел человека взглядом и перебежками, придерживая спадающие штаны, направился в его сторону, надеясь, что тот приведет его по нужному адресу и завтра с утра Вадик, уже будучи при параде, сможет внезапно постучаться в дверь к потенциальным махинаторам.
Человек передвигался как-то странно, вместо протоптанных дорог он уверенно шагал прямо по сугробам, зарываясь в рыхлый снег всё глубже и, кажется, по пути терял конечности, но при этом не сбавлял темп ходьбы, словно ему всё было нипочём.
Проложив глазомером траекторию, Вадик сделал вывод, что мужчина направляется в сторону магазина ритуальных услуг, что лишь подтверждало его догадки.
Налоговик шел следом, строя в голове невероятные теории о том, что человек, скорее всего, по ночам производит нелегальную отгрузку товара мимо онлайн кассы. «Стоит сделать контрольную закупку и не получить чек, и вся эта шарашка у меня в руках», – потирал бюрократ руку о стекло.
Пропитавшиеся рассолом волосы начали кристаллизоваться, а рука в банке стремительно теряла чувствительность, но увлеченный преследованием Вадик не обращал на это внимания.
Наконец, вынырнув из снежного озера, мужчина оказался на крыльце магазина, но почему-то матрасов. «Ну что ж, матрасы, так матрасы, мне всё ровно, кого проверять», – подумал Вадик и продолжил наблюдение.