Я всё, что им начертано, спасу.
Я разберу каракули любые.
Очки надену на глаза слепые,
Письмо поближе к свету поднесу.
«А птичка так близко летает…»
А птичка так близко летает.
На пищу надежду питает.
А мы – дураки дураками —
Явились с пустыми руками.
Ни зёрен у нас, ни краюшки.
Мы сами, подобно пичужке,
Блуждаем с утра и до ночи,
До зёрнышек сладких охочи.
«Играет старик в переходе…»
Играет старик в переходе
На старенькой флейте своей.
О том, чего нету в природе,
Осипший поёт соловей.
О счастье, которого нету,
Покое, что вечно в цене,
Играет старик за монету,
Прижавшись к холодной стене.
Поёт его флейта о чуде.
Слезятся глаза старика,
А мимо торопятся люди —
Глухая людская река.
«Старушка ходит не спеша…»
Старушка ходит не спеша.
Бог весть в чём держится душа.
Вот постояла у кормушки
И, положив кусочек сушки
В кормушку, дальше побрела.
Коль спросишь, как её дела,
Она ответит: «Понемногу.
Живу, гуляю, слава Богу».
Её жильё – казённый дом.
Чем бедный человек ведом?
Чем жив он – престарелый, хворый?
Готовится ли к смерти скорой
Или не думает о ней?
Среди рябиновых огней
Старушка ходит, напевая,
Как мало кто из нас живая.
«Так страшно на этой покатой земле…»
Так страшно на этой покатой земле.
И было то жарко, то холодно мне,
Когда я по склону скользила,
И рушилось всё, и сквозило,
И гнулось, меня не желая держать.
Спасибо, успел ты рукой своей сжать
До боли мне руку в запястье,
Даруя мгновенное счастье.
«И в нынешнем, как в прошлом, веке…»
И в нынешнем, как в прошлом, веке
Нет жизни без твоей опеки.
Так горяча твоя рука,
И так беспомощна строка,
В которой я сказать пытаюсь,
Как вопреки всему питаюсь
Надеждой, что с тобой вдвоём
В один и тот же день умрём.
«Так летим – обмирает душа…»
Так летим – обмирает душа.
А по мне бы – с ленцой, не спеша,
В середине текущей недели
Просто так, без особенной цели,
Книгу толстую с полки достать,
С тихим шелестом перелистать
И прочесть: «В доме лампа горела.
Дождь по крыше стучал. Вечерело».
«А утром, когда я открыла глаза…»
А утром, когда я открыла глаза,
Текла по стеклу дождевая слеза.
Ночь кончилась. День начинается снова.
Что делать? Я к жизни совсем не готова.
Совсем не готова смешаться с толпой.
Просить свою пайку у жизни скупой.
Куда-то спешить, говорить, улыбаться,
На чём-то настаивать и колебаться.
Глаза закрываю и время тяну.
О Господи Боже, продли тишину,
Продли этот миг, заревой и дремотный,
И дождь, шелестящий за шторой неплотной.
«Нет на свете ничего…»
Нет на свете ничего
Моего и твоего.
Только птица в пышной кроне.
Только лучик на ладони.
Только ветер в волосах.
Только Бог на небесах.
«Жить в краю этом хмуром…»
Жить в краю этом хмуром,
в Евразии сумрачной трудно.
Всё же есть здесь и радости.
И у меня их немало.
Например, здесь рябина пылала
по осени чудно.
Например, я тебя, мой родной,
по утру обнимала.
Сыновей напоила я чаем
со сдобным печеньем.
А когда уходили,
махала им вслед из окошка.
Нынче день отличался
каким-то особым свеченьем.
Разве есть на земле
неприметная мелкая сошка?
Что ни особь, то чудо и дар,
и судьба, и явленье.
Разве может такое
простой домовиной кончаться?
После жизни земной
обязательно ждёт нас продленье,
Да и здесь на земле
неземное способно случаться.
Книга третьяПоющий кустарник2007—2008
«При жизни разве умирают?..»
При жизни разве умирают?
При жизни моются, стирают,
Целуются, растят детей,
Едят. Да мало ли затей?
При жизни разве умирают?
Младенцем в кубики играют,
Юнцом несут прекрасный бред.
Покуда живы смерти нет.
«Девочка с высоким лбом…»
Девочка с высоким лбом
В чём-то сером, голубом
На картине старой очень.
Кто сказал, что мир непрочен,
Если смотрит до сих пор
Девочка на нас в упор
Взглядом светлым, безмятежным
В платье, льющемся и нежном,
Приглашая: «Не спеши.
Поживи со мной в тиши.
Отдохни со мною рядом
Под моим недвижным взглядом».
«Я люблю эти долгие проводы дня…»
Я люблю эти долгие проводы дня,
Что меняет цвета, покидая меня.
Я его провожать начинаю с зари.
«Что-нибудь мне на память, – прошу, – подари».
Он мне дарит тепло в середине зимы,
И на лужах узор ледяной бахромы,
И оттаявший пруд с небесами в пруду,
И подарок, который я после найду.
«Хоть верится слабо в счастливый конец…»
Хоть верится слабо в счастливый конец,
Но каждый в душе – желторотый птенец
И ждёт не войны, не болезни, не шторма,
А чьей-то опеки и сладкого корма.
И даже поживший, усталый, седой,
Он верит, что он под счастливой звездой
Родился, и дальше – не смертные муки,
А чьи-то большие и тёплые руки.
«– Ещё далеко ли?..»
– Ещё далеко ли?
– Докуда? Докуда?
– До звёздного часа, до счастья, до чуда,
До лучших времён, до не знаю чего,
До отдыха чаемого моего?
– Всё будет. Всё как-то должно разрешиться.
Осталось немногое – жизни лишиться.
«Мы с тобой приземлились…»
Мы с тобой приземлились, сложивши крыла.
День был белым, и ночь тоже белой была
Из-за снега, что свой совершал перелёт
Все глухие ночные часы напролёт.
Мы глядели на снег, что летал и летал
И земные прорехи бесшумно латал,
И, присев на земное блескучее дно,
Из двух тел превратились мы в тело одно.
«Всё белое – и верх, и низ…»
Всё белое – и верх, и низ.
Вопрос мой в воздухе повис.
Ответом только снег скрипучий.
Я повторю на всякий случай.
А впрочем, надо ль повторять?
Не лучше ль с радостью нырять,
Нырять с головкой в море света,
И от Творца не ждать ответа,
И жить, не зная, почему
Понадобились мы ему.
«Так рано глаза начинают слипаться…»
Так рано глаза начинают слипаться.
А утром мне так тяжело просыпаться.
Так рамки земные для жизни тесны.
Зато так воздушны и сладостны сны.
И я в этих снах молода, легконога,
И всё мне подвластно – любая дорога,
Все близкие живы и рядом они.
Будь милостив, ангел, и сон мой храни.
Позволь со мной рядом побыть моей маме,
Такой молодой с золотыми кудрями.
«Тебя помилуют, не бойся…»
Тебя помилуют, не бойся.
Ложись и с головой укройся.
Ложись и спи лицом к стене.
Ночной покой всегда в цене.
Дыши всю ночь легко и ровно.
Да будут те, с кем связан кровно,
Хранимы ангелом самим.
Да будет ангел сам храним.
«Осыпается небо родное…»
Осыпается небо родное.
Серебрится пространство земное.
Прямо с неба летит серебро.
Поживём, коли дали добро.
Поживём, коль пожить разрешили.
Мы сегодня так счастливо жили,
С небесами столь хрупкую связь
Сохраняли, весь день серебрясь.
«Так надо, чтоб легко дышалось…»
Так надо, чтоб легко дышалось,
Но почему-то сердце сжалось,
И улыбаться нету сил,
И если бы Господь спросил
Что ранит, что дышать мешает,
Желанной лёгкости лишает,
Терзает душу, застит свет,
Я разрыдалась бы в ответ.
«Таянье. Таянье…»
Таянье. Таянье. Всюду вода.
Не расставаться бы нам никогда.
Господи, и на путях своих талых
Не разлучи нас – детей Твоих малых.
Не разведи нас и не разлучи.
Нынче Твои ослепили лучи.
В мартовских водах Твоих утопая,
Рядом с любимым иду, как слепая.