Нападение голодного пылесоса — страница 7 из 22

вишь? – усмехнулся я.

Но Алешка не обратил на это внимания.

– …И буду набирать все подряд.

– Это как? – мне стало интересно.

– Очень просто. Для умного человека. В этом номере две единички впереди и два нуля в середке. Номер такой: 11 (пусто) – 00 – (пусто, пусто).

До меня все-таки не дошло.

Алешка разозлился:

– Набираю в первый раз: 111 – 10–01. Не вышло. Набираю второй раз: 111 – 10–02… И так дальше.

– А потом?

– Еще проще: 111 – 10–03.

– 111 – 10–04! Сто лет будешь набирать.

– Это ты будешь сто лет набирать!

– Я вообще набирать не буду!

– Ну и не надо!

Тут вошла мама:

– Вы чего разорались?

– Это не мы, – насупился Алешка. – Это Димка.

– Мы роли разучиваем, – брякнул я, не подумав. – Нас в театр приняли.

– Бедный театр, – вздохнула мама. Улыбнулась и ушла. Не поверила.

– Хорошо, – сказал я примирительно. – Вот ты будешь сидеть на телефоне сто лет, так? А будут тебе отвечать разные люди…

– А я его голос знаю!

– А если его мама подойдет?

– Не подойдет. Он же не дома живет, с мамой. А где-то прячется.

– У меня идея, – сказал я. – Давай-ка спать.

– Давай, – неожиданно согласился Алешка. – У меня завтра трудный день. Телефонный.

А идея у меня действительно возникла…

Глава VIСинтаксис в квадрате

Идея была настолько хорошая, что я вспомнил о ней сразу же, как только проснулся.

– Леха, – сказал я, – есть решение попроще. Нужно на него папу натравить.

– На кого? – удивился Алешка.

– На этого… бородатого Костю. Папа пригласит его в свое Министерство внутренних дел, хватит кулаком по столу и спросит: «Где в настоящее время находится объявленный в розыск опасный преступник гражданин А. Тимофеев?»

– Костя сразу заплачет и сознается, – грустно сказал Алешка. И нехотя добавил: – Ладно, Дим. Только я сам с папой поговорю. А то ты очень простодушный.

В Алешкином понимании – простодушный это тот, кто красиво врать не умеет.

За завтраком, когда папа допил кофе и встал, Алешка спросил небрежно:

– Товарищ полковник, а если вам назвать номер телефона, вы сможете по нему узнать адрес?

– Я? – переспросил папа. – Я – не смогу.

«Какой же ты полковник», – прочитал я в Алешкином взгляде. И папа, по-моему, тоже.

– У нас для этого есть специальная служба, – сухо заметил папа, направляясь к двери. Он всем своим видом показал, что такими простыми вещами он не занимается.

– А про Костю? – я толкнул Алешку ногой. – Спроси.

– Это не для товарища полковника вопрос, – подхалимски отмахнулся Алешка.

– Что за Костя? – обернулся папа.

– Не Костя, – мотнул головой Алешка, – а Настя. Димка напутал. Я тебе, пап, потом расскажу.

– Еще одна невеста? – улыбнулся папа.

– Димкина, – соврал Алешка.

Какая Настя? Какая невеста? Нет, мне на пенсию пора. По старости.

Папа ушел, покачивая головой. Алешка перетащил телефон на свой стол, написал на листке бумаги серию телефонных номеров и начал крутить диск.

Я вздохнул, мне было его жалко. Ладно, раз одна идея не прошла, попробую другую.

И я пошел в школу.

Наша школа даже во время каникул – самый обитаемый остров в нашем микрорайоне. Здесь все время тусуются учащиеся и учителя. И не поймешь – кто с большим удовольствием.

Я разыскал нашего учителя математики, которого вопреки всякой логике прозвали Синтаксисом, и обратился к нему за помощью, разъяснил задачу с номерами телефона.

– Оболенский! Дима! – Синтаксис схватился за голову. – Тебе не стыдно? Эту задачу ты мог решить совершенно самостоятельно. Это элементарно, Дима! Тебе – позор, мне – бесчестье. Тебе как ученику – мне как твоему любимому учителю.

Ну, насчет любимого учителя он немного (или намного) преувеличил. Как и всякий математик.

– Смотри, Дима! – Синтаксис схватил мел и застучал им по доске. – Все просто: комбинация из перестановки, размещения и сочетания. Неизвестные цифры обозначаем буквами. Так, множим, множим, возводим в степень, складываем. Вот и все! А, да! Скорость набора одной цифры берем в среднем секунду, рабочий день по семь часов. Согласен?

Я молча кивнул, не в силах противостоять этому урагану формул.

– Ну вот, – Синтаксис поскреб макушку испачканной в меле рукой. – Не так уж нереально. Если работать по набору номеров со скоростью одна цифра в секунду, то все варианты будут произведены всего за четырнадцать лет, шесть месяцев, двадцать дней и шесть часов. Секунды я отбрасываю.

И на том спасибо!

Я, на скорую руку, списал с доски все расчеты, а их итог подчеркнул двумя черточками.

– После каникул, – угрожающе произнес Синтаксис, – представишь мне аналогичные расчеты. Только с двумя известными цифрами. Гоу хоум!

Синтаксис и есть!


Алешка очень долго не открывал дверь. Я понял – очень занят. Вид у него был еще тот. Глаза как два блюдца, на макушке мамин любимый хохолок дыбом.

– Дим! Хорошо, что ты пришел! Ты знаешь, сколько я уже Тимофеевых достал? Двадцать три штуки! И ни одна штука не подходит.

– Ничего, – спокойно сказал я, переобуваясь. – Время у тебя еще есть. За четырнадцать лет, шесть месяцев и двадцать дней ты этих Тимофеевых еще штук сто наберешь.

Алешка сразу все понял. Но не очень огорчился.

– Все равно, Дим, знаешь, как интересно в чужие квартиры звонить! Я столько нового узнал.

– О ком? – я поднял голову.

– О всяких людях. И о себе тоже.

– Что же ты о себе узнал?

– Много новенького. Одна тетка, например, даже не дослушала меня и сразу завизжала: «Где ты шляешься, паршивец?»

– А ты что? – Мне стало интересно. Алешка никому не позволил бы безнаказанно назвать себя паршивцем. Тем более что паршивцем он ни разу не был. – Что ты ответил?

Алешка пожал плечами:

– Сказал, что она ошиблась номером. И вежливо попросил больше сюда не звонить. – И тут же переключился: – Пошли в театр. Нас ждут.

Вся наша жизнь – театр. Или арена цирка.


В театре вовсю шла репетиция. И шел творческий спор. Все ругались от души.

– Вам, Лизонька, – уперев руки в бока, шипела Ангелина Блестящая, – не в приличном театре играть, а на телевидении. В каком-нибудь шоу про семейные дрязги.

– А тебе, Гелечка, впору с Петросяном состязаться. Кто пошлее.

Тут жующий и смеющийся режиссер развел их по углам и сказал:

– В спорах рождается истина.

– В спорах она и гибнет, – бросил ему реплику безбородый Костик.

– Гениально! – воскликнул Кабаков. – Сам придумал? Розочка, давай-ка еще пройдем сцену с залезанием в сумку.

Алешкина «невеста» Юля вспрыгнула на сцену, и будущий Карлик начал ловить ее между стульев, чтобы запихнуть в сумку. Июлия шипела, мяукала, но в сумку не влезала.

– Вы плохо знаете роль, – укорил ее режиссер.

– У меня память слабая, – пожаловалась Июлия.

Алешка толкнул меня ногой: запомни! Я запомнил. Только вот зачем?

Тут все стали ей показывать, как вспрыгнуть на стол, как спрыгнуть со стола, как мяукать и как урчать.

Наконец кошечка Роза, усталая, будто ловила шуструю мышь, тяжело дыша, соскочила со сцены и плюхнулась в кресло рядом с Алешкой:

– Ты зачем мне наврал? – спросила она, сдувая со лба растрепавшиеся волосы.

– Про что? – уточнил Алешка.

– Про папу.

– Для красоты, – обаятельно улыбнулся Алешка.

– А на самом деле?

– На самом деле он забыл в клубе свою зажигалку. Я хотел ему отдать. – И сурово подчеркнул: – За вознаграждение.

Тут к нам подсел Костя Козлов и запел ту же песню:

– Леша, ты чуть не поссорил меня с моим лучшим другом.

– Нужно лучше друзей выбирать, – вырвалось у меня.

– Друзей не выбирают. Ты еще очень молод, Дима, чтобы это понять.

Что-то мне все меньше и меньше все это нравится. Я как-то неуютно себя почувствовал. Где-то бродит какой-то жулик Тимофеев с волчьей мордой, а вокруг нас уже тусуются его… друзья. Или сообщники? А Лешка среди них свой человек. Они как бы приняли его в свою компанию.

Тут есть над чем задуматься. Они – темные люди, объединенные какими-то преступными делами. И Лешка себя «достойно» показал. Врет и не краснеет. Свой человек, одним словом.

Костя Козлов и Юлька о чем-то перебросились двумя словами. Костя кивнул и что-то нашептал ей в ухо. Юлька достала записную книжку, что-то записала и снова опустила книжку в сумочку. Костя опять наклеил бороду. Июлия встала и, захватив сумочку, пошла в фойе.

– Ой! – сказал громко Алешка. – И мне надо! Очень! – И выскочил следом.

Я проводил его взглядом, пытаясь понять, опять врет или что-то задумал.

Задумал. Потому что очень быстро вернулся, сел со мной рядом и прошептал:

– Сделаешь одно дело.

– Хоть два, – сказал я, не отрывая глаз от сцены, где бравые омоновцы круто наехали на Великана, будущего Карлика. Эпизод был убедительный.

– Два пока не надо, – Алешка шептал мне в ухо так, что оно изо всех сил стало чесаться, будто туда забрался вредный жучок. – Я тебе создам условия, а ты залезешь в Юлькину сумочку.

Я повернулся к нему разгневанным лицом.

– Ах, как я испугался! – сказал Алешка. – Прямо падаю. Ты меня не укусишь?

Укушу. Я по чужим сумкам не лазаю.

– Все понял? – спросил как ни в чем не бывало Алешка. – Сосредоточься – она идет.

Алешка помахал Юльке, подвинулся так, чтобы она села рядом со мной и поставила свою сумочку на соседнее кресло. И он тут же завопил:

– Антон Иванович! Знаете, почему у нас Розочка не получается? Она забывает, что у нее есть хвост.

– Гениально! Покажи!

Алешка смело выскочил на сцену и продемонстрировал этюд под названием «Кошечка с хвостом», сорвал аплодисменты и, поклонившись, вернулся на свое место.

– Июлия! Повторите!

Бедная Юлька пошла на сцену, вертеть хвостиком. Бедный Димка дрожащей рукой расстегнул ее сумочку. Вредный Алешка проговорил: