Желание осуществить мечту предполагает наличие убеждений, смелости их отстаивать и способности их выразить. Основу харизматичности личности Наполеона как раз составляла его способность динамично и увлекательно нарисовать картину желаемого будущего. В 1797 году он заявлял: «Народ можно повести за собой, лишь показав ему будущее. Вождь — это продавец надежд». Для этого ему надо указать направление, в хаосе установить порядок и каждому человеку привить веру в собственные организаторские способности. А чтобы стать императором, надо доказать на своем примере правильность утверждения, что «воображение правит миром».
Наполеон стремился решительно порвать со временем, предшествовавшим его правлению, — Французской революцией и старым монархическим режимом. Он объявил, что «Революция закончилась», но за несколько недель до своей коронации приказал казнить герцога Энгиенского[62], члена семьи Бурбонов. Получив благословение Папы Римского, Наполеон, повернувшись спиной к алтарю собора Парижской Богоматери, произнес слова присяги, положив ладонь на Библию: «Клянусь поддерживать территориальную неприкосновенность Республики, уважать самому и заставлять остальных уважать законы конкордата, свободу вероисповедания, равенство в правах, политическую и гражданскую свободу, искоренять расхищение национального богатства». Таким образом, он собирался упрочить завоевания буржуазии, распространив идеи революции в Европе. Военная и политическая мощь помогла ему начать преобразования во Франции — в самом центре Европы.
Различные аспекты деятельности Наполеона как топ-менеджера (по мнению Анри Минцберга[63])
Наполеон не только умело использовал способности и идеи других людей, но и сам был созидателем, «человеком идеи». Отправляясь на завоевание Египта, Бонапарт втайне мечтал о славе Александра Македонского и собирался после Египта покорить Индию. К несчастью, задуманный поход не состоялся из-за поражения французской эскадры под Абукиром. Наполеон, резко поменяв свои планы, предложил новый проект: «Тот, кому будет принадлежать Константинополь, станет властителем мира», — и вторгся в Палестину. Осада крепости Сен-Жан-д’Акр окончилась таким поражением, какого французская армия доселе не испытывала. Неудача в покорении Востока изменила статус Наполеона: из средиземноморского владыки он стал владыкой европейским!
В этот «восточный» период Наполеон понял, что, как бы заманчиво ни были сформулированы конечные цели, главная трудность состоит в их претворении в жизнь: «Гений — это мысль в действии». Мыслями он мог возноситься за облака, но отныне ноги его твердо должны стоять на земле: «В земных делах спасает не вера, а сомнение». Он должен стать не только стратегом-мечтателем, но и тактиком, воплощающим в жизнь немедленные решения: «Глупцы говорят о прошлом, мудрецы — о настоящем, а сумасшедшие — о будущем». По словам Бальзака, Наполеон превратился «в человека, для которого важнее всего были закон и шпага, слово и действие». Итак, он собирался сделать все возможное, все испробовать и все организовать, с тем чтобы заслужить о себе такой отзыв Шатобриана: «Самое мощное дыхание жизни, которое когда-либо одушевляло глину, из которой создан человек». Рецепт, благодаря которому Наполеон сформировал такое о себе мнение, основывался на умелом смешении бешеной энергии и чувства меры. В будущем его действия будут расцениваться и как прогрессивно-эволюционные, и как грубо-революционные.
Четыре способа действий Наполеона (по мнению Херсея и Бланшара[64])
2 В период Гельветической республики (1798–1803), провозглашенной на территории Швейцарии после вступления туда французских войск, была проведена работа по созданию Конституции Гельветической федерации, в рамках которой был издан ряд законодательных актов, преследовавших цель создания и укрепления «единого и неделимого» государства. Среди них — Уголовный кодекс (УК) Гельветической республики 1799 г., составленный по образцу французского УК 1791 г. Он отменил пытки, калечащие и другие телесные наказания, а вместо существующих видов смертной казни (сожжение, четвертование и т. п.) ввел гильотину.
Взяв на вооружение новый принцип: «сверять мечты по компасу разума», Наполеону приходилось порой принимать решения против своих желаний. Так, в 1803 году серия неудач вынудила его отказаться от его «американской мечты». Сначала Бонапарт узнал о смерти своего зятя генерала Леклерка[65], командира экспедиционного корпуса, выполнявшего задачу по установлению порядка на Гаити. Перед лицом угрозы новой войны с Англией Бонапарту пришлось признать очевидный факт: у него нет возможностей отстоять Луизиану в случае атаки британского флота. Нуждаясь в нейтралитете американской стороны, а также в деньгах, Наполеон нашел простое решение этой проблемы — он решил продать Луизиану. Переговоры длились несколько недель, в итоге Наполеон совершил самую крупную в истории коммерческую операцию по продаже земельного участка: всего по 8 центов за один гектар, а общая сумма сделки составила 15 миллионов долларов (около 250 миллионов современных долларов). Наполеон болезненно переживал потерю этих территорий. На острове Святой Елены он писал: «Умирая, я оставляю двух победителей, двух „Гераклов в колыбели“: Россию и Соединенные Штаты Америки».
Это блестящее предвидение доказывает, что и другие интересные умозаключения Наполеона рождались не только силой его неуемных амбиций, но и в результате длительных геостратегических размышлений. История распорядилась так, что в 1812 году за несколько месяцев до вторжения Наполеона в Россию Англия вступила в новую войну с США. Две столицы, Москва и Вашингтон, были сожжены. Окончилось это противостояние в 1815 году, когда русская армия вошла в Париж, а американцы одержали победу над англичанами в сражении за Новый Орлеан, столицу Луизианы, и присоединили к Соединенным Штатам уже восемнадцатый штат. Для Наполеона было ясно, что могущественные Соединенные Штаты станут в конце концов «для Англии морским соперником, который рано или поздно собьет с нее спесь». Правда, это предсказание, содержащее жажду мести туманному Альбиону, исполнилось только спустя сто лет после смерти императора.
Может, у Наполеона был дар предвидения? Ведь сказал же он на острове Святой Елены: «Когда Китай пробудится, мир вздрогнет».
Переходить к действию
В политике, как и в военном деле, Наполеон придерживался принципа: «Долго обдумывать и быстро исполнять». Он признавался: «Если я и произвожу впечатление человека, всегда готового ответить на любые вопросы, то это потому, что я ничего не предпринимаю без долгого обдумывания, без попыток предугадать все, что может произойти. Вовсе не гений вдруг подсказывает мне, что я должен сказать или сделать в неожиданной ситуации. Все это результат долгих размышлений и наблюдений».
Чтобы добиться успеха, Наполеону требовалось много отваги («самый верный расчет гения») и твердости, поскольку «истинная мудрость генерала заключается в энергичной решимости». Понимая, что успех «зависит от осторожности, правильного поведения и опыта», в его достижении он руководствовался тремя принципами: «объединить все силы, энергично действовать и иметь твердую решимость умереть ради славы». Приняв какое-либо решение, он переходил к действию, постоянно напоминая себе, что «колебания и остановка на полпути губят все». Он действовал сам и реагировал на действия других, не теряя оптимизма и не слишком долго раздумывая: «Сначала ввязаться в драку, а потом посмотрим».
Гордясь тем, что он показал всему миру, что война — это искусство подчиняться и одновременно требовать, он сделал вывод о том, что «плохо придется тому генералу, который прибудет на поле боя со своей „системой“». Основываясь на личном опыте, он заявлял, что «изменить тактику во время боя — это большое искусство», и скромно признавал, что «вдохновение — это чаще всего лишь реминисценция». Его метод действия состоял, таким образом, в том, чтобы выбрать в этом сложном и меняющемся мире наименее худшее решение, принимая во внимание ту информацию, которой он располагал в каждом конкретном случае.
Вводить единоначалие
Теория классического менеджмента включает в себя такие понятия, как делегирование полномочий, автономная деятельность и принятие на себя ответственности. Но Бонапарт требовал от подчиненных слепого повиновения его приказам и не допускал никаких споров: «Я и только я знаю, что мне надо делать». По его мнению, «люди — это все равно что ничто, а один человек — это все», поскольку «единоначалие — первое необходимое условие ведения войны». Как только позволят условия, командование надо сосредоточить в одних руках, принявшему единоначалие лицу собрать все находящиеся в его распоряжении силы и выступить на театр основных действий.
В очень специфических обстоятельствах, сопутствовавших созданию империи, Наполеону была необходима свобода в действиях. Во время первой, итальянской, кампании, когда он еще подчинялся верховной политической власти, он обращался к Директории: «Необходимо, чтобы правительство всецело доверяло своему генералу, предоставляло ему широкое поле деятельности и указало лишь цель, которую нужно достичь». Только единоначалие Наполеон считал залогом своих побед, одержанных им в этом походе: «Я вел кампанию, не советуясь ни с кем. Я не сделал бы ничего путного, если бы мне пришлось согласовывать свое мнение с советами и точками зрения других».
В начале января 1800 года Бонапарт становится первым консулом. Он сосредоточивает в своих руках политическую и военную власть. Надо сказать, что он всегда настороженно относился к делегированию своих полномочий: «Никто больше не умеет заниматься политикой […]. Нужно, чтобы я делал все сам […]. Другие мне все только портят». Тем не менее Бонапарту не пришлось ни разу пожалеть о передаче своих полномочий: перед отъездом из Египта он доверил управление гражданскими и военными делами генералу Клеберу, который показал себя прекрасным администратором.
Единоначалие в командовании было необходимо Наполеону для ведения слаженных военных действий, для избежания явления, которое в военной терминологии называется «мешок»: только устранишь «флюс», то есть выгиб линии фронта, в одном месте, как он тотчас появляется в другом. Он не верил в эффективность принципа «вспомогательности», который состоит в правиле не выносить на высший уровень проблему, которую можно решить на низшем уровне. Он считал, что к наиболее верным решениям он всегда приходил сам, после консультации с небольшой группой ближайших соратников. Накануне всех сражений он оставался один, чтобы никто не мешал ему выработать окончательное решение. Эту свою привычку он называл «храбростью трех часов утра».
Наполеон отказывался принимать участие во внутренних распрях или подчиняться внешнему давлению, тем более что компромисса между этими двумя силами достичь было крайне трудно. Существовало огромное количество центров, принимающих решения. Весь организационный процесс был настроен на старый способ принятия решений, которого придерживались предыдущие поколения. Главнокомандующий определял стратегию и тактику, распределяя денежные ресурсы и командные посты. Также он определял порядок разработки и приведения в действие систем награждений и контроля над расходованием бюджетных средств. В основные силы входят солдаты и штат чиновников, то есть гражданские сотрудники, которые исполняют решения, принятые руководством. На старших офицеров и чиновников высшего ранга возложена обязанность контроля за деятельностью основных сил. Генерал Тиар, капеллан императора, объяснил более подробно видение этой системы: «Обычно считают, что в самых для него важных вопросах управления император никогда не прислушивался к мнению Государственного совета. Это большое заблуждение. Конечно, иногда он решался действовать по собственному усмотрению, но часто уступал, если момент для принятия самостоятельного решения был неблагоприятен».
Управленческий стиль Наполеона оставлял очень узкое поле для деятельности его соратников, особенно в реализации на их уровне руководящей идеи. Император вмешивался во все события, которые могли иметь хоть какое-то значение для империи, он считал своим долгом обсудить каждую мелочь и заставить согласиться с его решением. Например, 2 ноября 1804 года он писал Талейрану: «Любой расход или денежное вознаграждение будет одобрен письмом или словом „одобрено“ на полях ваших рапортов. Любое назначение на должность или разжалование будут отмечаться приказом; каждая пенсия в связи с отставкой также будет проводиться приказом».
Одержимый, по словам Моллиена[66], «страстным желанием быть центром всего», Наполеон порой относился к своим министрам как к простым клеркам, отдавая им приказы и ожидая немедленного их исполнения. Так, 6 июня 1806 года он писал министру внутренних дел Шапталю: «Опорные столбы в порту Сен-Жиль в департаменте Вандея могут обрушиться, из-за чего будет невозможен вход в этот небольшой порт, который в настоящее время нам необходим для связи с островом д’Йе, где расположен наш большой гарнизон. Следовательно, надо бы провести ремонтные работы».
Также Наполеон не испытывал доверия к организационным структурам, созданным по принципу пирамиды, где на каждом уровне определены лица, несущие ответственность за исполняемую работу. Предпочитая организационную структуру типа «грабли», где все ответвления замыкались на нем, он привык возглавлять всю иерархическую лестницу, общаясь по всем вопросам напрямую с подчиненными своих министров (непосредственными исполнителями поручений). Поскольку Шапталь был министром внутренних дел, в его подчинении находились Крете, отвечавший за содержание дорог и мостов; Портали, регулирующий вопросы культа; Фуркруа, ведавший народным образованием, и Дено, директор музеев и изящных искусств, но все они напрямую подчинялись Наполеону. В данном случае Шапталь воспринял такое вмешательство в свою область деятельности только из-за восхищения интеллектуальными способностями Наполеона. Вот его рассказ о том, как император представил ему проект создания в Фонтенбло военной школы: «Он усадил меня и в течение двух или трех часов диктовал мне план, состоящий из 517 статей. Я считаю, что ничего более совершенного до сих пор не было придумано человеком».
Наполеон полагал, что единоначалие должно основываться на концентрации в одних руках всей информации, и стремился, чтобы все сведения стекались к нему и исходили от него. Например, в сентябре 1805 года он отдал такой приказ Бертье: «Перешлите мне письма маршала Бернадота. В них содержатся сведения, к которым я должен обращаться по два раза в день». Неутомимый деятель, Наполеон не опасался избыточности информации, даже когда в 1804 году приказывал министру финансов: «Я хочу, чтобы вы предоставили мне подробный отчет о состоянии шведских кораблей, которые стоят в каждом порту».
Наполеон обладал уникальной памятью («Голова без памяти все равно что крепость без гарнизона»). Получив отчет о состоянии обороноспособности укреплений, он заметил упущение: не учли две пушки, защищающие подступы к бельгийскому городу Остенде. Али[67] вспоминал, что «у императора было необыкновенное воображение и замечательная память. Его язык, если можно так выразиться, не поспевал за мыслями, а перо было еще более медленным. Он мог диктовать несколько часов подряд, не останавливаясь ни на минуту. Его память предоставляла ему все необходимое. Он сравнивал ее с комодом, в котором множество ящиков, ему достаточно было открыть нужный, чтобы получить интересующие его сведения. Отбор содержимого происходил как бы сам собой, а ему оставалось только произносить слова. Он часто повторял, что вполне мог бы уморить шестерых секретарей».
За годы своего правления Наполеон надиктовал более 40 000 писем, приказов, декретов и других документов. Для их записывания у него был личный секретарь. Жестоко разочаровавшись в своем первом секретаре Бурьенне, друге детства, который, злоупотребив доверием императора, решил нажить состояние, Наполеон организовал свою частную жизнь так, что большинство членов императорского двора никогда не встречались с другими его личными секретарями: Меневалем, а затем бароном Фэном. Ни один человек не мог проникнуть в ту комнату, где работали Наполеон и его секретарь.
Поскольку Наполеон внимательно относился к любой мелочи, ему приходилось прочитывать огромное количество корреспонденции. Как только он заканчивал писать ответ на письмо, он бросал его на пол в ящик, который он называл «ответным». На его столе возвышалась куча, которую он называл «текущее», то есть такие бумаги, которыми надо было заняться в течение дня. Третья куча называлась «отложенное», то есть то, что могло подождать с ответом. Наполеон читал сам, или ему читали, письма министров, делая на полях заметки к собственным ответам. Он знакомился со всеми полицейскими бюллетенями и резюме, составленными по обзорам иностранных газет. Он собственноручно подписывал резюме, декреты, письма, контракты, приказы, акты, то есть делал то, чего в те времена не делал ни один монарх. Эти и многие другие факты позволили Жаку Журки, автору исследований о деятельности Наполеона с точки зрения менеджмента, сделать вывод о том, что Наполеон был первым правителем-менеджером в Европе.
«Я раб привычки», — говорил Наполеон Лас-Казу. В самом деле, где бы он ни находился, он требовал, чтобы его рабочий кабинет выглядел одинаково, был обставлен одной и той же мебелью, одинаково расставленной. Замок Тюильри, деревенский дом или походная палатка, разбитая у обочины дороги, любое сооружение, в котором временно или постоянно жил Наполеон, называлось императорским дворцом.
Один из его секретарей, Фэн, удивлялся его способности спать урывками и в любых условиях: «Наполеон спал когда хотел и как хотел. Вполне хватало трех-четырех часов, чтобы удовлетворить его потребность во сне. Я видел, как он без всякого труда поднимался в середине ночи, садился за работу, а затем снова ложился и мгновенно засыпал. Обычно он спал около семи часов в сутки, но этот период складывался из нескольких интервалов, которые он выкраивал для отдыха и ночью и днем, в зависимости от его желания. Если он отдыхал дольше обычного, он заставлял себя сделать несколько тяжелых физических упражнений. Если же, напротив, очень сильно уставал, то обрекал себя на двадцатичетырехчасовой отдых. Он называл это восстановлением равновесия». Его способность спать где угодно иногда создавала проблемы, как, например в Эльхингене в 1805 году, когда он заснул на стуле перед стоящими возле него генералами. Такая внезапная сонливость нападала на него все чаще и чаще, и в период Ста дней он заказал для себя дормез[68], то есть повозку, в которой помещалась кровать, на которой он спал не раздеваясь.
Обычное утреннее расписание Наполеона
Чтобы понять, с каким напряжением работал Наполеон I, достаточно ознакомиться с первым собранием его переписки, опубликованным по распоряжению его племянника Наполеона III и содержащим 18 700 страниц. Бонапарт мог работать по восемнадцать часов в сутки. «Я создан для работы. Я знаю предельные возможности моих ног, я знаю предел усталости моих глаз, но я совершенно не знаю, сколько могу работать». Он думал об этом все время: «Я работаю постоянно: за ужином, в театре, я просыпаюсь ночью, чтобы сесть за работу. Прошлой ночью я поднялся в 2 часа; сел в кресло перед камином и стал обдумывать ситуацию, отчет о которой получил вчера от военного министра. Я нашел в его действиях 20 ошибок, о которых написал ему сегодня утром». Наполеон раскрыл один из секретов своей выносливости: «Крепкий кофе восстанавливает мои силы».
Предвосхищать благодаря разведке
Наполеон создал изощренную систему сбора информации с целью получения подтверждения или опровержения некоторых его гипотез, на которых он строил планы действий. По его мнению, необходимо прогнозировать будущие события, планировать и просчитывать рискованные ситуации. По словам Меттерниха, он обладал «удивительной проницательностью, с которой оценивал события и предугадывал последствия. Он интуитивно догадывался даже о большем, чем знал наверняка, и занимательно излагал свою версию, придавая людям и событиям объем и динамичность живостью и яркостью своего ума». Для Наполеона «быть побежденным — извинительно, быть застигнутым врасплох — непростительно». Он считал, что руководитель должен в любой момент предвидеть результаты своих действий.
Во время военных кампаний Наполеон посылал вперед армии разведывательные отряды, которые собирали информацию о некоторых вызывающих сомнения деталях существующих планов. Разведка помогала ему не терять уверенности и упростить схемы действий. Его поручения разведывательным отрядам были разнообразны: узнать численность сил противника, проследить передвижения этих сил, дать описание местности, изучить пути сообщения, узнать места нахождения родников и засад, оценить боевые припасы, находящиеся в распоряжении противника, определить расположение городов и поселков.
К тому же одной из задач разведывательных отрядов было посеять панику на территории противника. Накануне сражения под Йеной капитан Рознивинен получил приказ отправиться с 50 гусарами в разведку к Лейпцигу, самому населенному городу Саксонии, который находился еще в руках противника. Глубокой ночью подъехав к городским воротам, отряд убил стражников, которые никак не ожидали нападения французов, полагая, что те еще далеко. Командир отряда в сопровождении четырех гусар промчался галопом к городской гостинице и крикнул оцепеневшему от ужаса бургомистру: «Великий князь Мюрат подошел к городу, вам придется приняться за работу! Он требует сто тысяч суточных рационов продовольствия и фуража для пятидесяти тысяч лошадей!» В 4 часа утра гусары ускакали, увозя 8 офицеров и 60 солдат пленных, а также 80 лошадей. После себя они оставили город в великом смятении!
Поскольку «войну делает мнение, мнение о противнике, мнение о солдатах», то очень важно знать о состоянии морального духа солдат и населения завоеванных территорий. После победы под Ульмом армия Наполеона направилась к Вене, которую защищали только войска Кутузова. Австрийцы понимали, что они не смогут отстоять свой город, но французы этого пока не знали. 7 ноября 1805 года хорошо осведомленный Мюрат доложил Наполеону: «Сир, слуга графа Жиулэ (австрийский генерал), которого мы взяли в плен, за обедом выпив чуть больше положенного, рассказал моим слугам о том, что австрийский император хотел покинуть Вену, но гвардия воспротивилась и держит его заложником во дворце, чтобы он согласился подписать пакт о мире. По его словам, растерянность полная и большинство богатых граждан уже покинули бы столицу, если бы им не помешали». Эта информация облегчила Мюрату задачу взятия Вены.
Наполеон хорошо разбирался в разведывательном деле: «Услуги, которые оказывает население вражескому генералу, вызваны не личным расположением и даже не денежными посулами. Наиболее реальные причины — это стремление спасти свои жизни и получить защиту, сохранить свое имущество, свой город». Иногда император давал точные указания тем, кому было поручено вести опросы. 2 ноября он писал губернатору Дрездена: «Сведения, которые вы получили от торговца из Мангейма, недостаточно ясны. Нужно его допросить по всем правилам, выяснить день, когда он уехал, и разузнать побольше деталей». Во время своих походов Наполеон постоянно высылал вперед армии агентов-разведчиков, которые собирали сведения о передвижениях противника, а также должны были «извещать о слухах, ходящих в народе, и подробностях о снабжении продовольственных магазинов».
Эффективность работы разведывательной системы зависела в первую очередь от способностей агентов-разведчиков. Это доказал самый знаменитый из наполеоновских разведчиков, Шульмейстер, подтолкнув австрийцев к роковой ошибке в сражении при Ульме. Он убедил австрийского генерала Маска вывести из Ульмской крепости войска под тем предлогом, что Наполеон отступает и надо пуститься ему вдогонку и окончательно разбить.
Охотно пользуясь услугами агентов-разведчиков, Наполеон, тем не менее, не испытывал к ним никакого уважения. Шульмейстеру, который мечтал получить орден Почетного легиона, он ответил: «Шпионов награждают золотом, а не медалями». Он настолько не доверял этим людям, что поручал одним следить за другими, причем количество объектов слежки все увеличивалось, а штат агентов рос.
Некоторые способы разведывательной деятельности, используемые при Наполеоне
1 Мантуя — «ключ» ко всей Италии. Взятие французами Мантуи явилось триумфальным окончанием итальянской кампании.
Разведывательной деятельностью в эпоху Наполеона занимались так называемый черный кабинет, деятельность которого (перехват, перлюстрация и перевод корреспонденции) осуществлялась под руководством директора почт; служба разведки и внешних связей, которой до 1811 года руководил Талейран; разведывательная служба жандармерии, во главе которой, вплоть до отставки, стоял министр полиции Фуше, и служба военной разведки, созданная Савари и возглавляемая Шульмейстером. Заметим также, что Наполеон приказывал своим дипломатам вести наблюдения за всеми передвижениями войск в странах их пребывания. Вся получаемая информация проходила обработку в особом отделе военного министерства.
Иногда Наполеон прибегал к услугам агентов влияния, каковым была, например, Марта Франческини, она же Давиа, вошедшая в доверие к марокканскому султану Сиди Мохамеду Бен Абдалле. Эту молодую корсиканку внедрили в гарем, и она стала любимой женой султана, который, в свою очередь, вошел в историю как монарх, перестроивший столицу Марракеш.
Составление бизнес-плана
Наполеон считал, что для победы в войне «план кампании должен предусматривать любое действие врага и содержать все способы, могущие помочь разгадать его замыслы». Однако его высказывания могут показаться прагматическими и оппортунистическими: «Существует два вида военных планов: хорошие и плохие. При этом хорошие планы почти всегда терпят неудачу из-за непредвиденных обстоятельств, которые нередко приносят успех плохим планам». Не желая, по выражению Клаузевица, «блуждать в тумане», император никогда не доверял планам, в которых были блестяще описаны необходимые действия, но не были предусмотрены различные их варианты: «Законы, четкие в теории, на практике часто приводят к хаосу». Впрочем, он считал себя скорее тактиком, нежели стратегом: «Стратегию делают мои солдаты, а тактику — я». На самом деле, из тысячи возможных тактических решений Наполеон выбирал только одно, и именно такое, которое непосредственным исполнителям казалось парадоксальным, поскольку зачастую шло вразрез с разработанной им генеральной стратегией.
Во время так называемых озарений император обыкновенно говорил: «Теперь нет больше места никаким „если“, остались лишь „следовательно“». В военном деле он, как практик, считал, что «хороший набросок-чертеж намного ценнее, чем долгое описание». Также он был убежден, что «ничего не получится, если заранее все не рассчитать. Все то, что не было глубоко и во всех деталях обдумано, не даст никаких результатов. Нужны простые и четкие идеи».
Как прекрасный математик, Бонапарт полагал, что «сила армии, как количество движения в механике, измеряется массой, умноженной на скорость», поэтому войскам надо научиться из состояния рассредоточенности и территориальной разобщенности быстро собираться в единую армию и готовиться к решающему удару. На сражение он смотрел так же, как врач — на больного: «Тот, кто не может спокойно смотреть на поле боя, только напрасно посылает на смерть своих людей».
Если одна составляющая побед Наполеона заключается в быстрой организации сил, то другая состоит в «безбоязненной импровизации. Несмотря на самые неожиданные ситуации, она оставляет все же свободу мыслить, делать выводы и принимать решения». Он утверждал, что «правила созданы для солдат, а не для военачальников, сражение поднимает на смех все каноны, оно требует для себя новых приемов, которые придут в негодность сразу же, как только закончится сражение». Если от гражданских административных деятелей он требовал беспрекословного повиновения, отказывая им в самой незначительной свободе принимать решения, то военным командирам он мог сделать выговор за недостаточное рвение и отсутствие личной инициативы.
Прежде чем принять решение о финансировании какого-либо проекта, Наполеон всегда рассматривал возможность неудачного завершения этого дела и учитывал все последствия. Рассмотрение разных сценариев развития событий было необходимо для определения сил, которые должны быть задействованы для успешного осуществления задуманного проекта. В июне 1805 года, когда Наполеон обдумывал проект вторжения на Сицилию, он писал своему брату Жозефу, Неаполитанскому королю: «Я думаю, было бы неплохо, если бы экспедиция была организована без вашего участия; чтобы внезапно высадился на берег авангард и чтобы другой отряд, числом в пять или шесть тысяч солдат для подкрепления и поддержания этого авангарда, должен быть готов к отплытию. Вы военный настолько, насколько полагается королю. Если вы займетесь разработкой деталей экспедиции, вы столкнетесь с весьма неприятными вещами, но все будет впустую. Если бы Сицилия не находилась так далеко, сам я отплыл бы вместе с авангардом. Но из своего личного военного опыта я знаю, что с 9000 солдатами я смогу побить 30 000 англичан. Итак, если я чем и рискую, то этот риск компенсируется реальными выгодами, а эти выгоды дают столько благоприятных возможностей, что почти не остается вероятности попасть в опасное положение. Предположим, что Массена или Ренье двинутся с 9000 солдатами: если у них все получится — прекрасно, если нет, то это будет рядовая, посредственная неудача. Если пойдете вы, то у вас не будет никакого шанса на успех, возможно, ваше присутствие просто уничтожит этот шанс, и тогда вам придется возвращаться, потерпев очень серьезное поражение…» Как мудрый государственный правитель, Наполеон думал не только о военных последствиях, к которым может привести возможное поражение, но также, и чуть ли не в первую очередь, о последствиях политического характера.
Наполеон выигрывал сражения не потому, что его армия численно превосходила противника, не потому, что она лучше была вооружена технически или применяла новые оружейные технологии. Нет, Наполеон побеждал только благодаря его организаторскому таланту и способности все просчитать заранее и упредить противника. Как математик, он считал, что побеждает всецело благодаря верному «расчету количества солдат на заданную точку», поскольку речь идет о «способности рассредоточиться и вновь собраться воедино». Он утверждал: «Выиграть столько сражений мне помогало то, что накануне сражения я концентрировал все свои силы в точке, которую хотел покорить». Еще до начала сражения он мог наметить все необходимые маневры, распланировать расстановку сил и предугадать, какой будет реакция неприятеля на его действия. Генерал Бонапарт не присутствовал лично в сражении под Монтенотте, в котором была одержана первая победа в итальянской кампании, поскольку он был уверен, что в некоторых точках он создал троекратный перевес сил в свою пользу. И в самом деле, 9 апреля 1796 года Наполеон выполнил на практике все задуманное им ранее: «Занять центральную позицию, разбивать вражеские силы, раздробленные на части». Чтобы осуществить этот план, Бонапарт, который внимательно следил за всем происходящим в Монтенотте, дезинформировал неприятеля, всячески давая понять, что на самом деле его интересует Генуя. Через три дня центр вражеской армии ринулся в атаку на левый фланг французов, не подозревая, что Массена уже обошел нападающих сзади. Австрийская армия была разбита, а их пьемонтские союзники потеряли четверть своих сил.
В эпоху ведения сражений сомкнутыми боевыми порядками стратегия Наполеона основывалась на простых принципах: обманным маневром привлечь врага на заранее выбранную позицию, разбить линию противника в определенном месте, потом изолировать и раздробить врага на группы. Победа завершалась преследованием. Его тактика состояла в том, чтобы массированным артиллерийским обстрелом наиболее слабых мест строя противника подготовить поле для деятельности пехоты. После этого отдельные огневые точки начинали наносить удары по рядам противника. Затем наступала очередь пехоты идти в штыковую атаку. Задача кавалерии состояла в том, чтобы пробить брешь во вражеских линиях, разделить их и преследовать до полного уничтожения.
В целом все военные маневры Наполеона можно отнести к двум группам: маневры в арьергарде и маневры на центральных позициях. Австрийская кампания 1805 года показала, в чем отличие этих двух моделей: в битве под Ульмом были продемонстрированы маневры в арьергарде, а под Аустерлицем — на центральных позициях. В своей книге «Краткий курс ведения войны», опубликованной в 1838 году, генерал Жомини, который вместе с Клаузевицем считается основателем современной военной стратегии, объясняет, что «Ульм и Йена были боями, выигранными стратегически еще до того, как произошли, тактика сыграла в них не главную роль». Сражение под Ульмом, разыгранное в полном соответствии с заповедью Наполеона «не атаковать в лоб те позиции, которые можно занять, обойдя их с тыла», стало классическим примером сражения «выигранного без боя». Продвижение шести корпусов французской армии, растянувшихся на расстояние 160 километров, было осуществлено мастерски. 27 сентября 1805 года Наполеон писал маршалу Бернадоту: «Если бы мне выпала такая удача, чтобы австрийская армия застряла на 3–4 дня на Иллере и в Черном лесу, я бы повернул ее обратно и, надеюсь, от нее остались бы только воспоминания. До 12 октября Австрия бы пала». Он ошибся всего на несколько дней. Генерал австрийской армии Маск подписал акт о капитуляции в крепости Ульм 19 октября.
По мнению Клаузевица, для того чтобы выиграть сражение, Наполеон действовал всегда по одному плану: начинал с мощных ударов и использовал полученное вследствие этого преимущество для нанесения новых ударов, делал ставки всегда на одну и ту же карту, пока не срывал весь банк. Таким образом, император разрабатывал концепцию ведения военных действий скорее как для игры в покер, нежели как для шахматной партии, впрочем, в шахматах он был далеко не силен. Когда Наполеон был еще молодым лейтенантом, он часто играл в шахматы, но быстро терял терпение и потому проигрывал. Вот что говорил личный секретарь Наполеона Бурьенн: «Он играл в шахматы, но очень редко и только потому, что был слабым игроком, а оставаться в проигрыше в этой игре, которую неизвестно почему считают имитацией настоящих военных действий, он очень не любил. […] Ему больше нравилось играть со мной, потому что я был не настолько сильным игроком, чтобы часто его обыгрывать. Как только он выигрывал партию, он тут же прекращал игру, чтобы все лавры победителя остались за ним». Наполеон так отозвался об этой игре: «Это слишком сложно для того, чтобы быть просто игрой, и недостаточно серьезно, чтобы быть наукой или искусством».
По общему мнению, тактика в египетской кампании явилась исключением из общих тактических правил Наполеона. Сражение среди пирамид в самом деле велось иначе, чем битвы при Ульме или при Аустерлице, когда военные маневры строились в основном на высокой подвижности французских войск. Изучив местность и познакомившись со способом ведения военных действий кавалерии мамелюков, Бонапарт понял, что единственно верное решение, которое может привести к победе, это построить армию в каре, по образу знаменитых легионов Цезаря. Первая же атака мамелюков разбилась о непробиваемую стену. Их командир Мурад Бей дал сигнал ко второй атаке, не замечая, что к югу от его позиций стоит корпус генерала Дезе. Таким образом, армия мамелюков была разобщена и полностью разбита. Победа была полной, потери с французской стороны составили только 340 убитых солдат, тогда как мамелюки потеряли 21 000 человек убитыми, ранеными и взятыми в плен.
Действовать быстро и своевременно
Наполеона считают непревзойденным мастером военного искусства. Этим званием он в основном обязан его способности ценить время: «Время — большое искусство, которым обладает человек». По его словам, «стратегия — это наука об использовании времени и пространства. Я, со своей стороны, больше ценю время, чем пространство. Что касается пространства, мы всегда можем его вернуть заново. Потерянное время потеряно навсегда». Он признавался, что так часто побеждать ему удавалось потому, что «немцы и австрийцы не знали истинной цены времени».
Понятие тайминга — ограничителя, связанного с фактором времени, — означает выбор наиболее благоприятного момента для принятия любого решения. Поскольку «самое сложное — это решиться», Бонапарт в 1796 году уточнил свою мысль: «Необходимо выбрать удачный момент; а суметь его использовать — это уже большой талант». Например, если под Аустерлицем атака началась бы раньше на шесть часов, то французская армия проиграла бы это сражение.
Второй «ограничитель» фактора времени заключается в том, что успех в большей степени зависит не от правильности выбранного решения, а от скорости его исполнения. Наполеон знал, что его скорее «могут обвинить в безрассудстве, чем в медлительности», поэтому от офицеров он требовал быстроты в действиях. 15 ноября 1805 года после триумфального въезда в покоренную Вену Наполеон писал брату Жозефу: «Сегодня я выступаю против русской армии и в сложившихся обстоятельствах не очень доволен Бернадотом. […] Он заставил меня потерять целый день, а от одного дня зависит судьба мира; от меня не ушел бы ни один человек». Этой критикой Наполеон вводит в практику принцип, согласно которому «главнокомандующий не должен оставлять без внимания ни победителей, ни побежденных». В письме генералу, который медлил с атакой на подступах к Ратисбонну, была такая приписка: «Действие, действие, скорость».
Последующие поколения помнят Наполеона в основном по сражениям в сомкнутых боевых порядках, и немаловажную роль в результатах этих сражений играла его «выдающаяся тактика». Она состояла из следующих маневров: напасть, отбросить, рассеять и уничтожить противника, переходя последовательно от малых к средним боям. Поход на Вену в 1805 году — хороший этому пример. Наполеон со своими генералами действовали стремительно, чтобы не дать силам неприятеля осуществить перегруппировку. Мюрат, стоящий во главе авангарда, продвигался так стремительно, что император предостерег его не смешивать быстроту и торопливость: «Мой кузен, я не в восторге от вашей манеры двигаться вперед. Вы несетесь как полоумный».
Войдя в столицу Австрии, Мюрат и Ланн направились к мосту Табор[69]. По собственной инициативе, с невиданной отвагой маршалы решили попытаться разыграть великолепную покерную партию: «Австрийцы все приготовили для защиты подхода и к разрушению свайного моста, связующего столицу с Моравией и с Богемией. […] Немцы по своей природе экономны, а такой мост стоит очень дорого. Поскольку Мюрат и Ланн были гасконцами, они решили использовать особенность мышления неприятеля и обратить ее в свою пользу. Они без видимых колебаний приказали войскам двигаться вперед. Вокруг раздавались крики с требованиями остановиться. Французские солдаты остановились, но ответили, что поскольку враждующие стороны заключили перемирие, оно дает им право перейти через реку. Оба маршала вышли вперед из строя и отправились, по приглашению князя Ауэрсперга, на левый берег для переговоров, отдав приказ колоннам незаметно продолжать движение вперед. Пока велись переговоры, войска подходили все ближе и ближе, постепенно оказались уже на мосту и начали сбрасывать в Дунай порох и горючие материалы, которые там находились. Наконец австрийцы стали понимать, что происходит. Они увидели, что их провели и обманули. Какой-то старый сержант подскочил к князю и гневно прокричал ему: „Над вами насмехаются, вас обманывают, я открываю огонь!“ Момент был критический. Тогда Ланн, с никогда не изменявшим ему самообладанием, с той тонкостью и интуитивным знанием человеческого сердца, которое свойственно всем южанам, обратился к австрийцам, сделав упор на их педантизм и любовь к порядку: „Генерал, вы позволяете так к вам обращаться?! Что сделалось с австрийской дисциплиной, слава о которой гремит во всей Европе?“ Аргумент подействовал. Князь, почувствовав, что честь его уязвлена, разозлился на сержанта и приказал его арестовать. Подошедшие французские войска захватили пушки, генералов, солдат и перешли Дунай».
Без этой военной хитрости императору не пришлось бы увидеть «солнце Аустерлица». Этот случай показывает, насколько Наполеон понимал, что при некоторых обстоятельствах надо предоставлять офицерам свободу действовать по собственной инициативе.
Овладев переправой через Дунай, Наполеон намеревался преследовать армию Кутузова, который пытался соединиться с другими русскими войсками, стоявшими в Польше. Мюрат, опять же по собственной инициативе, подписал приказ о временном прекращении всех военных действий. Наполеон пришел в страшное негодование: «Я не могу найти слов, чтобы выразить вам свое негодование. Вы командуете только моим авангардом, вы не имеете права без моего приказа подписывать перемирие. Вы лишили меня всех завоеваний этой кампании. Немедленно разорвите перемирие и выступайте на врага. […] Австрийцы позволили надуть себя при переправе через мост в Вене, вы позволили провести себя адъютанту русского царя, я просто ума не приложу, как вы смогли до такой степени оказаться доверчивым». К сожалению, уже было поздно: русские войска соединились.
Хотя Наполеон располагал очень незначительными силами, он искал случая начать решающее сражение, поскольку никак не хотел оставаться на зиму в Австрии. 21 ноября 1805 года к северо-западу от Вены, в Моравии, он решил остановить продвижение своих войск, чтобы устроить ловушку русской армии. Он несколько раз предлагал русскому царю заключить перемирие, чтобы убедить того, что его единственное желание — вернуться назад. Одновременно он приказывает Даву и Ланну держать свои корпуса в некотором отдалении. Союзники — императоры Александр I и Франц II клюнули наконец на эту уловку и решили, вопреки мнению своих генералов, дать бой, чтобы отрезать Наполеона от его тылов.
27 ноября австро-русская армия перешла в наступление. Чтобы вынудить врага расположить свои войска на равнине Пратцен, Наполеон покинул эту удобную позицию. В это время часть армейского корпуса Даву, дивизия Фриана тайно совершили двухдневный переход в 65 километров и подошли к правому флангу армии Наполеона. В начале Аустерлицкого сражения Наполеон спокойно предоставил неприятелю возможность атаковать свой правый фланг. 4000 уставших после такого длительного марш-броска солдат пехотной дивизии Фриана, рассредоточившись по полю под прикрытием утреннего тумана, принимают на себя атаку основных сил русской армии, то есть натиск 30 000 солдат. Защитники сражались героически, но слишком велик был численный перевес противника. Тогда Даву пустил в ход свою кавалерию. Ей удалось замедлить, а затем и вовсе остановить наступление русской армии. В 8 часов утра, когда туман рассеялся, Наполеон с удовлетворением увидел, что большинство русских полков сосредоточено, как он и предполагал, у его правого фланга. Именно этот момент он счел благоприятным для того, чтобы отвоевать у противника центральную позицию, то есть равнину Пратцен. Около 9 часов солдаты Сульта под вражеским обстрелом преодолели два километра, которые отделяли их от этой позиции. Для главнокомандующего австро-русскими войсками внезапное появление французов, разбивших колонну на марше, означало полный крах надежд на победу. Еще час спустя, когда все основные стратегические позиции неприятеля оказались в руках французов, русские полки были вынуждены изменить направление своего продвижения. Войска Даву, которые из последних сил сдерживали врага, пустились в наступление. Французы заняли всю равнину Пратцен. Конец сражения представлял собой преследование разрозненных частей вражеской армии. Несколько русских батальонов бросились в уже покрытый льдом водоем и погибли под обстрелом французской артиллерии. В 16 часов Наполеон приказал прекратить преследование, чем положил конец «битве трех императоров».
Австро-русская армия понесла потери 12 000 убитыми и ранеными, было взято в плен 30 000 солдат, из них 32 генерала. У французской стороны насчитывалось «только» 6800 раненых и убитых. Благодаря хладнокровию, прозорливости и правильному расчету времени Наполеон одержал победу в своем самом знаменитом бою.
Защищаться контратакуя
В каком бы положении превосходства или слабости он ни находился, Наполеон в любых обстоятельствах предпочитал наступление: «Атаковать всегда надо первым». Он всегда посылал подкрепление наступавшим войскам, а отступавшим отказывал в дополнительных силах.
Хотя император никогда не шел на необдуманные рискованные действия, он в целом был согласен с мнением, высказанным маршалом Даву: «Для серьезных болезней — серьезные лекарства». В каждом сражении, отдавая приказ к наступлению, Наполеон ставил на карту судьбу Франции и свою собственную судьбу: «Когда вы решите развязать сражение, используйте все свои силы. Один полк может решить судьбу всей битвы». Весной 1800 года, отправляясь в Италию, Бонапарт, измученный и осунувшийся из-за бессонных дней и ночей, проведенных за работой, сказал: «Нужно поставить на карту все, чтобы получить все». Он еще больше укрепился во мнении, что «все события держатся на волоске» (то есть в любой момент могут изменить направление своего развития в любую сторону), когда в битве под Маренго появление войска Дезе и атака кавалерии под предводительством Келлерманна обернули уже почти полный разгром французской армии в ее триумфальную победу. В этом сражении, состоявшемся 14 июня 1800 года и поставившем точку во второй итальянской кампании, двадцатидвухтысячная армия французов столкнулась с тридцатитысячной австрийской армией. В 7 часов утра австрийский генерал Мелас первым начал атаку. Бонапарт тут же послал своего адъютанта к генералу Дезе, недавно вернувшемуся из Египта, с просьбой прибыть с подкреплением[70]. Несмотря на то что ожесточенное сражение велось с раннего утра, австрийцы продолжали наступать. Бонапарт находился в центре своего войска и объезжал ряды, подготавливая спокойное, организованное отступление. В 14 часов ситуация стала критической. У корпуса генерала артиллерии Виктора закончились снаряды, его батареи вышли из боя. В 17 часов передовая линия французской армии отступила уже на шесть километров, и Мелас, решив, что победа осталась за ним, покинул поле боя и начал уже отсылать курьеров с известием о триумфе австрийского оружия. Зная, что «главная опасность подстерегает в момент победы», Наполеон решил воспользоваться излишней беспечностью противника и возобновил сражение. Атака подоспевшей на выручку кавалерии под командованием генерала Келлерманна, сына победителя при Вальми, позволила выиграть время до появления Дезе с подкреплением. Такой поворот событий обратил австрийцев в беспорядочное бегство, подтверждая афоризм Клаузевица о том, что «победа остается за тем, кто продержится последние 15 минут». В 22 часа австрийцы были полностью разбиты. К сожалению, в бою погиб Дезе. Бонапарт напишет позже Жозефине: «Новости с фронта — очень хорошие. Скоро буду в Париже. Я погружен в глубочайшее горе по человеку, которого я любил и ценил больше всех». Благодаря этой победе Наполеон вновь завоевал Италию и укрепил свои позиции первого консула.
Даже в самых драматических ситуациях Наполеон сохранял хладнокровие, поскольку «первое правило главнокомандующего — скрывать свои действия, видеть, есть ли возможности преодолеть препятствие и сделать все возможное по его преодолению, когда решение уже созрело». Кроме того, главнокомандующий должен «следовать за фортуной со всеми ее капризами и, когда представится возможность, направлять ее в нужное русло», поскольку «в каждой трудности заложено зерно, заключающее в себе такую же по силе или гораздо большую пользу». Именно благодаря такому мировоззрению Наполеону удалось сделать французскую кампанию 1814 года самым ярким шедевром своего военного искусства, даже несмотря на то, что все закончилось его отречением от императорской короны. Без сомнения, с этим определением согласились бы даже враги Наполеона, к числу которых принадлежал Меттерних. Он утверждал, что в эту кампанию, «располагая весьма умеренными средствами, Наполеон показал себя обладателем самого высшего военного таланта». Но вначале ситуация была катастрофической. После поражения у Лейпцига в 1813 году Наполеон целиком сосредоточился на сохранении границ Франции. Моральный дух его войск был крайне низким; армия антинаполеоновской коалиции численностью 700 000 солдат готовилась к вторжению во Францию. Внушая себе, что он может еще одержать над коалицией верх, император говорил, что «Наполеона способен спасти только генерал Бонапарт».
Хотя ему и удалось собрать шестидесятитысячное войско, сделано это было с большим трудом, поскольку каждый десятый из призывавшихся в ополчение отказывался служить. В процентном соотношении это не так уж и много, но достаточно для того, чтобы еще больше ослабить армию, которая несла большие потери из-за массового дезертирства и эпидемии тифа. Новобранцы, которых из-за слишком юного возраста называли «Мари-Луизами», бесстрашно шли в бой, но им не хватало боевой злости «старых усачей». Зная об этом уязвимом месте своего войска, Наполеон решил тогда ввести врага в заблуждение относительно численности имеющихся у него сил. Он выстроил солдат шеренгой по всей протяженности линии фронта. Это зрелище произвело на союзников впечатление, они разделились на две части: австрийский князь Шварценберг двинулся к Парижу вдоль Сены, тогда как Блюхер, военачальник прусской армии, пошел вдоль Марны.
Наполеон двинул свою армию в наступление. «Все военное искусство состоит из хорошо продуманной, очень четко организованной обороны и дерзкого стремительного наступления». 27 января 1814 года в сражении у Сен-Дизье Наполеон одержал победу над Блюхером. 1 февраля прусское войско в свою очередь одержало победу над французами в битве у Ла Ротьера, недалеко от Бриенна. Блюхер отдал приказ своим войскам растянуться в цепочку, что позволило ускорить их продвижение вперед. Наполеон этим воспользовался и, атаковав неприятеля, за шесть дней разбил поодиночке все четыре его корпуса. 10 февраля у Шампобера он разгромил русский корпус графа Олсуфьева. В ту же ночь, после победы, Наполеон выехал в Монтмираль, где он разбил Сакена[71]. Эту битву, в которой пятнадцатитысячному французскому войску противостояла тридцатитысячная русско-австрийская армия, император начал с того, что разделил вражеские силы на две части: с одной остался Сакен, с другой — генерал Йорк. К восьми часам французы заняли позицию, сдерживали непрерывно повторявшиеся атаки войска Сакена, который был уверен в том, что лично ему удастся разбить Наполеона. В 15 часов 30 минут пехота наполеоновской гвардии пошла на штурм фермы Грено и в штыковом бою овладела ею. Численное превосходство врага оставалось значительным, но Наполеон не терял надежды. Он решил бросить в бой солдат старой гвардии, то есть четыре батальона, которые отбили атаку вражеской кавалерии. Французская кавалерия завершила разгром корпуса Сакена, тогда как гвардия, установив отбитые у врага пушки на башне замка Монтмираль, обстреливала остатки разбегающегося неприятеля.
По словам участника этой битвы французского генерала Гриуа, «дрались до самой ночи. […] Император, приказав разбить бивуак прямо на дороге, расположился возле костра, где принимал рапорты, отдавал приказы, прочитывал депеши. […] В его присутствии были допрошены несколько пленных. […] Он сам выдавал денежные вознаграждения тем солдатам, которые отличились в бою, захватив вражеские знамена или пушки. Он говорил оживленно и непринужденно со всеми, кто его окружал, и удовлетворение, оживлявшее его лицо, передавалось всем нам». 12 февраля генерал Йорк был разбит под Шато-Тьерри. 14 февраля в Вошампе Наполеон нанес поражение генералу Блюхеру, который после этого подал в отставку.
Показательно количественное соотношение потерь в армии Наполеона и в прусской армии. В битве под Монтмиралем французы потеряли 2000 солдат, а армия Блюхера — 2800 солдат и 13 пушек. Общие потери за шесть дней боев составили 4000 солдат у Наполеона и 16 000 солдат и 47 пушек у Блюхера.
После такой серии впечатляющих побед император решил выступить против второй союзнической армии, которая двигалась к Парижу вдоль Сены. Через несколько дней он одержал победу в Монтрё, что заставило Шварценберга отступить к Труа. Во время этого сражения он сам занимался наводкой артиллерийских орудий, не прячась от вражеских пуль и снарядов, и на просьбы солдат отойти в безопасное место отвечал: «Не бойтесь, друзья. Ядро, которое должно меня убить, еще не отлито». Генералу Пажолю, заслуга которого в этой победе была очень велика, Наполеон сказал: «Если бы все генералы служили мне так, как вы, враг не вошел бы во Францию».
Своими четырнадцатью победами, одержанными в этой шестидневной кампании над неприятелем с шестикратным численным превосходством, Наполеон доказал правильность своей теории, согласно которой «опасность поднимает моральный дух французов». Но если опасность воодушевляла французов, то сам император служил им примером отважного воина, не поддающегося отчаянию.
Тем не менее французская армия не устояла перед численностью неприятеля, и 31 марта 1814 года Париж пал. Но несмотря на все одержанные во время французской кампании победы, она способствовала отстранению Наполеона и его семьи от власти 2 апреля по результатам голосования. 6 апреля 1814 года в замке Фонтенбло император подписал свое отречение.