В дверь постучались минут через двадцать — слегка, не трогая дверной звонок. Затем осторожно провернулась ручка двери, проверяя, закрыт ли замок.
Было открыто, поэтому крупный силуэт Артема удивительно ловко и бесшумно проскользнул внутрь, прикрыв створку за собой.
— Где она? — тихо произнес он, остановившись на пороге кухни.
В полумраке, шедшем со двора, можно было различить белую футболку, пущенную навыпуск. Лицо прикрывала бейсболка, натянутая чуть ниже, чем было бы удобно. Верхняя часть костюма и рубашка, по всей видимости, остались в машине. Вряд ли в футболке пускают в театр…
— Ее тут нет, — констатировал я очевидное.
— Это хорошо, — шагнул ближе друг, оглядел пространство кухни и присел со мной рядом на второй табурет, опираясь локтями на стол, но не касаясь фотографий. — Ты, главное, не переживай. Все решим.
— Извини, что выдернул, — запоздало повинился я, отлипая от стены и выпрямляя спину. — Все слишком неожиданно. Можно сказать, я запаниковал.
Откровенность вышла легко и просто, как некогда с Федором. Я все-таки человек, и хотя бизнес на определенном уровне предпочитает работать с людьми без слабостей и недостатков, иногда нужно на кого-то опереться.
— Ну ничего-ничего, все будет в порядке. — Стянув бейсболку, он провел рукой по своим волосам, не поднимая взгляда от столешницы. — Признаюсь, я знал, что так получится. Всего два исхода событий: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь. Я надеялся, что будет иначе. Не важно, — поднял он руку на мое невысказанное возражение, — теперь все в прошлом.
— Это, — постучал я пальцем по фото, — обязано остаться в прошлом. Остальное не имеет значения.
— Что там? — с заминкой, вызванной тактичностью, уточнил княжич. — Это не из-за глупого любопытства. Мне важно знать, понимаешь? Мне с этим работать, чтобы все прошло гладко.
В его словах был резон.
— Измена, — скупо произнес я, переворачивая первую попавшуюся фотографию.
Очередной снимок: она, его рука на ее талии, и я — на фоне, сижу к ним спиной на скамейке. Как же захлестывает ярость…
— Кто он? — скупо произнес Артем, наклоняясь над снимком и вглядываясь в него в неосвещенном полумраке кухни. — Погоди… — чуть тронуло удивление его голос, — но это же манекен ее обнимает? Пластик, глаза нарисованные…
— Да ты на фоне посмотри! На скамейке! — возмутился я, указав пальцем на участок кадра.
— Стоп, но на скамейке — тоже манекен, — раздражаясь, произнес Артем, — твой манекен, который она с лежака от универа уперла две недели назад. Даже одежда та же самая!
— Именно! — перевернул я все снимки, горя возмущением. — Она с другим прямо у него за спиной!
— С чужим манекеном? Ты шибанутый? — строго посмотрел на меня друг.
— Артем, это не шуточный вопрос!
— Ты убил девушку, потому что она изменяла твоему манекену с другим манекеном? — поднял он раздраженный голос, приподнимаясь с табурета.
— Что значит «убил»… ты с ума сошел? — сбился я. — У меня и в мыслях не было ее убивать.
— То есть несчастный случай? Из-за манекена? — Он встал во весь рост и глядел вовсе не добро, с прямым осуждением.
— Хватит нести бред, — хлопнул я ладонью по столу. — Какой несчастный случай? Почему я вообще должен убивать Нику?
— А свидетель тебе зачем?
— Так на свадьбу, — посмотрел я на него недоуменно. — Понимаешь, когда я увидел эти снимки, то понял, что не могу позволить, чтобы все вот это, что на фото, произошло взаправду! Не могу допустить, чтобы она оказалась в чужих объятиях, — сбивчиво и искренне стал я излагать. — Чтобы когда-нибудь она фотографировалась с ним, а я шел где-то на фоне!
— А-а… — задумчиво протянул Артем, вновь усаживаясь на табурет. — Ну я же говорил: либо поубиваете друг друга, либо поженитесь.
Но голос его был ныне добродушным и удовлетворенным.
— А еще мне нужен способ как-то влиять на нее, — откашлялся я и постарался быть прежним — логичным и целеустремленным. — Не слушается, не принимает мою помощь, трубку не берет. Возмутительно!
— Так… а свадьба чем поможет?
— Это единственный способ управлять ею, не сильно нарушая закон, — уверенно доложил я ему. — Невеста ведь в род мужа уходит, под полную власть супруга. А там и пытки, и высокая башня, и отварная морская капуста, если будет упорствовать.
Артем поморщился, явно припомнив неприятные вкусовые ощущения.
— Ее мнение насчет свадьбы, так понимаю, еще не спрашивал?
— Это детали. Свидетель важнее, — отмахнулся я.
— С чего бы это еще? — поднялся Артем, чтобы включить свет.
Так, пожалуй, действительно стало гораздо лучше — ведь на улице окончательно стемнело.
— Ну это ведь тот самый человек, который подтверждает, что невеста — в здравом уме, добровольно и не под химией?.. — неуверенно предположил я.
— Нет. Просто друг жениха. Говорит ему следующим утром, что тот все делал по своей воле, и повторяет это следующие сорок лет, — оскалился улыбкой Артем.
— Какая нефункциональная должность. А свидетельница?
— Не дает невесте сбежать и пить для храбрости.
— То есть никакой юридической подоплеки, — задумался я. — Значит, если просто позаимствовать паспорт и проставить штампы, то это будет уже не похищение, а медовый месяц…
— Отца невесты забыл.
— А что с ним? — чуть напрягся я, предполагая недоброе.
— Без согласия отца невесты никакой свадьбы быть не может, — смотрел Артем с непонятным удовлетворением во взгляде. — Даже в храм не пустят.
— Какой замшелый атавизм!
— Девушка переходит из рода отца в род мужа, — пожал друг плечами. — Эта сделка может быть только по согласию сторон. А папа, я так понимаю, тебя не сильно любит?
— Судя по некоторой информации, ненавидит, — помрачнел я.
История с изоляцией семейства Еремеевых непонятным мне образом вывела мою персону в главные злодеи перед Никой и ее отцом. С учетом моей непричастности к их тяготам и посильного участия в их судьбе, это более чем несправедливо, но их благодарность мне не нужна.
— Ну, переживать не стоит, — с довольным видом сложил он ладони на животе. — В любой сделке есть вопрос цены. Главное, взять такой ценник выкупа, чтобы папа точно не отказал.
— Там не ценник, там дисконт должен быть, — буркнул я возмущенно. — Неликвид сумасшедший!
— Максим, — стал сосредоточенным друг, — я же не шучу. И ты, пожалуйста, отнесись со всей ответственностью. Какой у тебя на нее бюджет?
— Любой, — сухо выдал я.
— Давай чуть серьезнее, — отразил он легкое раздражение. — Любой — это я сейчас завалюсь в Кремль, закину ноги на праздничную скатерть и буду сватать тебе принцессу. Папаша ее точно сдаст за пару-тройку линкоров.
— Во дворце Ники нет.
— Да я не про это! Мне же еще в дом этого Еремеева входить, — с досадой произнес Артем. — Он, знаешь ли, вообще может на порог не пустить. Уж больно ты ему досадил, а тут сватаешься к старшей дочке. Откажет — ладно, вернуться можно. А если пустит и в цене не сойдемся? Вернее, я скажу — добро, а денег нет. Я ведь тоже не сразу крупную сумму смогу одолжить. Выйдет позор на всю Москву!
— Княжича не пустит? — изобразил я удивление, проигнорировав все остальное.
— Слово «гордость» тебе знакомо?
— А то ж, я ее главный акционер. То есть лучше тебя одного не пускать, — кивнул я своим мыслям. — Игоря если попросить с тобой пойти, плюс еще знакомых, должников…
— Максим, какой бюджет? — теряя терпение, повторил Артем.
— Я же сказал — любой.
— У тебя спросят потом, но давай сейчас порепетируем, — тяжело вздохнул товарищ. — Ты в здравом уме и твердой памяти? Вот увидел фотографии, зажегся, меня вытянул, и — любые деньги, лишь бы она была с твоим манекеном?
— Я абсолютно уверен и полностью здоров, — определив, что отшутиться не выйдет, сухо произнес я. — Фотографии тоже важны. Ты ведь знаешь, что Ника два раза спасла мне жизнь? Потому что была рядом, а не рядом с кем-то еще.
— Вертолет, который украли бандиты, принадлежал ее семье, — произнес Шуйский нейтрально, не разделяя восторга. — Если бы они охраняли его тщательнее, ничего бы не было.
— Да и артефакт, который позволил бы победить тогда в самолете без падения, она тоже потеряла, — эхом произнес я, упершись взглядом в столешницу. — Один бардак вокруг нее, ни один план не исполняется…
— Максим, Целитель, пусть даже ранга «учитель», не стоит любых денег. Посоветовать ученицу «мастера»? Будет рядом почти круглосуточно. Если, конечно, речь именно о здоровье… — в голосе проявились осторожные нотки любопытства.
Словно мудрый преподаватель, подцепивший на легкой неискренности.
— Во влюбленность ты не веришь? — поднял я на него ироничный взгляд.
— Твоя проблема — в излишней честности, — поднялся Артем, взял стакан и сполоснул под краном, налив себе на четверть воды. — Сказал бы: десять миллионов, и я бы ничего не заметил. Сотня — пусть так. На турнире каждому из нас досталось в несколько раз больше. Ты же все еще можешь себе это позволить?
— Так какая проблема в «любых» деньгах? — проявил я любопытство, уже осознавая, что придется сказать больше первых двух причин. — Для многих это гораздо меньше десяти миллионов.
— Но не для тебя, — отсалютовал он стаканом, пригубив. — Любые, значит, любые. Итак, что же стоит любых денег?
— Ника.
— Максим, — раздраженно поморщился товарищ, не принимая ответ, и присел снова за стол.
Я же взял стакан из его рук, отпил и, отставив емкость в сторону, со всей серьезностью посмотрел ему в глаза, исключая любой намек на легкомыслие.
Потому что если промолчать — он просто встанет и уйдет.
— У меня в жизни все было распланировано так, что меня даже убить невозможно следующие семь лет. Чтобы убить, — проигнорировал я жест и желание вставить слово, — врагу нужно готовиться сейчас, и на восьмой год, может, что-то и получится. Может, выйдут сроки договоренностей о защите и взаимных интересах, а я не смогу их продлить. Но появилась Ника, и я умирал на седьмой день после этого.