Настя смутилась ещё больше. «Знал бы ты, какая я естественная!»
Потом пили чай с конфетами, разговаривали. Насте хотелось просто посмеяться, поболтать о какой-нибудь ерунде, но Серёжкин взгляд не давал ей расслабиться. Он смотрел на неё, как тот греческий скульптор, влюбившийся в статую, которую сам же и создал. Насте совершенно не хотелось быть Галатеей. Тем более что и Серёжка на Пигмалиона не тянул. «Лучше бы обнял или хоть за руку взял, я же не мраморная», – с тоской думала Настя.
Ей приходилось напрягаться, «держать лицо», она всё время чувствовала себя как портрет в раме. Серёжка все пустяковые темы переводил на загробные тайны, загадки, полтергейстов, экстрасенсов и колдунов. В общем, встреча прошла под девизом «Истина где-то рядом».
– Ты когда-нибудь сталкивалась с локальным проявлением паранормальной активности? – спрашивал Серёжка.
– Что?
– Проще говоря, с Барабашками, – пояснял Серый и надолго заводил свою аномальную пластинку.
«Если он каждый раз будет так вскрывать мне голову, я сойду с ума», – тосковала Настя.
Когда Серёжка дошёл в своих рассуждениях до рогатого призрака по прозвищу Охотник Херн, который мчался по грозовому небу на коне, Настя откровенно заскучала.
– Англичане считали, что он родом из Виндзорского леса, а германцы…
«Лучше бы поцеловал», – вздохнула про себя Настя.
– Но самый страшный – Лесной царь, – услышала она. – Ох, он жуткий! Ты знаешь, что балладу про Лесного царя не Жуковский написал, а Гёте? Это датский фольклор. И называлось произведение «Ольховый король». Во-от…
Настя сдержала вздох. Если бы она хотела попасть на литературный семинар, то не к Серёжке и не в этом интерьере. Оставалось надеяться, что умник не будет декламировать «Лесного царя» ни в переводе, ни в оригинале.
– Мне пора! – поднялась Настя.
– Куда? – удивился Серёжка. – Девять часов вечера. Это мне пора.
– Я… это самое… люблю прогуляться перед сном.
– И не боишься? Ах, да, вряд ли ты кого-то боишься! – восторженно сказал он.
В коридоре Серёжка так поспешно помог Насте надеть пальто и подал шарф, что она испугалась, как бы он не кинулся застёгивать её сапоги.
– Бабуля! Я пойду, прогуляюсь перед сном, – крикнула Настя.
– Иди, деточка, иди, – проскрипела из кухни старушка Глория. – Заодно посмотри, как там сложились звёзды.
На улице, возле фонаря, Настя остановилась. Фонарь замерцал, как будто подыгрывая теме паранормальных явлений.
– Ты… иди, а я тут ещё постою. Мне надо, – проговорила Настя.
– Конечно, конечно. Понимаю! – суетливо сказал Серёжка, но не уходил.
Он перебирал кисточки на шарфике Насти и заглядывал ей в глаза. Его лицо то приближалось, то отдалялось, то вспыхивало под светом фонаря, то уходило в темноту.
«Поцелуй меня, поцелуй меня…» – заклинала про себя Настя.
– Ты так смотришь, как будто видишь меня насквозь. Мне кажется, ты читаешь мои мысли, – признался влюблённый художник.
«Зато ты мои – нет!» – отчаянно подумала Настя и отняла у него свой шарф.
Наконец Серый ушёл. Настя посмотрела ему вслед и побежала по дворам в сторону своего дома.
С этого дня Серёжка ходил за Настей хвостиком, никого не стесняясь. Почти каждый вечер он напрашивался в гости. Настя объяснила, что приходить без предупреждения нельзя. Мало ли, какие у них с бабулей могут быть дела. И Серёжка радостно кивал – понимаю, понимаю.
На странице Насти «ВКонтакте» цвели искристые букеты и подмигивали волшебные эльфы, чередуясь с плюшевыми медведями. Это всё – подарки от Серёжи. Одноклассники оставляли под записями поклонника многозначительные улыбочки и рожицы, но Серый никого не стеснялся. Даже ответил: «Настоящую любовь ничем не спугнуть!»
Встречи Серёжки и Насти продолжались. Все визиты проходили примерно одинаково. Серёжа прибегал, садился на медвежью шкуру, демонстрировал свои познания в области необъяснимого и запредельного, что-то зачитывал и декламировал. Настя слушала и загадочно молчала – ей просто нечего было сказать. Она проживала две роли, и эта двойственность вытягивала из неё все силы. Простая искренняя влюблённая девчонка спорила в ней с загадочной одарённой ведьмой. Девчонка не выносила фальши и просила: «Признайся!» Загадочная ведьма хохотала и угрожала: «Признаешься – разлюбит!»
Однажды Настя не выдержала.
– Серёж, я давно хотела тебя спросить… Я тебе нравлюсь?
– Очень! – преданно вытаращился на неё Серёжка, не решаясь моргнуть.
«Значит, просто стесняется… А то бы давно обнял», – подумал Настя.
Настя подошла к нему и провела рукой по его волосам. Волосы у Серёжки сухие, как солома, и соломенного цвета. Мальчишка замер и зажмурился.
– Не бойся, не окаменеешь, – произнесла Настя низким голосом и почувствовала себя Геллой из «Мастера и Маргариты». Но она одёрнула свою «ведьму», играющую фальшивую роль.
Настя нежно поцеловала его в щёку. Он не двигался. Поцеловала в другую. Ничего… Тогда она решительно коснулась его губ, немея от своей смелости.
Серёжка порывисто прижал её к себе и долго гладил её волосы. Потом всё-таки поцеловал. Сердце Насти подпрыгнуло к самому горлу. Когда оно вернулось на место, Настя отметила, что целовался он смелее, чем она.
«Видимо, не в первый раз», – успела подумать Настя и провалилась, словно в сладкий сон. Целовались они долго, пока губы не стали сухими.
– Что со мной творится! – воскликнул Серёжка. – Наверное, ты меня приворожила. Я же ни дня не могу без тебя! Когда тебя нет, я про тебя всё время думаю. Вот только встану утром – «Настя!». Ложусь спать – опять тебя представляю.
– Представляю, как ты меня представляешь, – засмеялась Настя. – Я ложусь спать в пижаме с медвежатами Teddy. Знаешь, я так люблю мишек Teddy, и мне дарят…
– Нет! Совсем по-другому! – перебил Серёжка. – Это очень красиво. Например, на чёрном коне, в плаще, в дремучем лесу…
«Псих!» – подумала Настя.
Ей стало грустно. Это не её он представлял, а свою собственную сказку.
– Я не ведьма, – тихо сказала Настя.
– Понимаю, лучше этого не демонстрировать! – шёпотом согласился Серёжка, не понимая совершенно ничего.
– Знаешь, иди домой. Мне пора чёрных коней запрягать.
Серёжка ушёл весёлый, в аномально-приподнятом настроении, даже не заметил её грустной иронии. Настя доплелась до кухни и устало опустилась на стул. Никогда не думала, что поцелуи отнимают столько энергии! Или это враньё отнимает силы? Оно как вампир.
Старушка Глория налила мятного чая, внимательно посмотрела на свою внучку-самозванку и всё поняла.
– Да… Зачастил твой парень-то, – начала бабушка Глория. – Когда думаешь рассказать?
– Далеко всё это зашло. Наверное, пора. Или уже поздно, а, бабуля?
– Правду сказать – никогда не бывает поздно. И рано не бывает!
Они встретились глазами – чёрные Настины глаза и прозрачно-серые очи Глории.
– Ой, бабуль, прямо сейчас рассказала бы! Сил больше нет…
Настя уже давно называла Глорию бабулей, даже наедине. То ли настолько вжилась в роль, то ли и впрямь между ними образовалась тёплая, почти родственная связь.
– Правильно. Лучше, если сама признаешься, чем люди наговорят.
Старушка Глория хитро улыбнулась и добавила:
– А губы сливочным маслом смажь. А то потрескаются.
Мы с Ником сначала очень радовались тому, что у нас здо́рово всё получилось. Но потом вдруг Ник стал ревновать свою бабуську к Насте.
– Бабка Настюху прямо как родную принимает. Шепчутся сидят, какие-то секретики у них появились. Привязалась к ней моя старушка. Может, свои способности передаёт?
Я тоже ревновала… Только кого – к кому? Меня просто бесил Настин успех! У меня таких преданных поклонников сроду не было! И сумочку носит, и в глазки заглядывает, и цветочки таскает. Прямо как в кино!
– Мне кажется, если ты прикажешь, я сделаю всё что угодно! – сказал как-то Серёжка Насте на перемене.
Я как раз мимо проходила, подслушала.
– Серёж, давай без фанатизма, – капризно поморщилась Настя. – Иначе мы больше не увидимся. Я такая же, как все.
Вот дура! Ну какая девчонка не мечтает, чтобы ей достали звезду с неба! Было ещё кое-что, что меня бесило. Сначала Настюха нам с Ником хоть что-то рассказывала, мы вместе прикалывались над болезненной влюблённостью Серого.
– Это вынос мозга! – смеялась Настя. – Он мне сегодня про Сократа рассказывал, который получал указания от внутреннего голоса.
Но потом подруга замкнулась в себе.
– Ну, расскажи ещё что-нибудь, мы же тебя познакомили, а ты! – упрекали мы с Ником Настю.
Но Настя считала эту любовь сомнительной.
– Как-то по-дурацки это всё, меня напрягает, – хмурилась Настя. – Я должна ему всё объяснить как можно скорее. Он какой-то ненормальный становится. А я хочу, чтобы всё обычно было, как у других. В кино сходить, в парк, поболтать о ерунде какой-нибудь не заумной.
– Не поймёшь вас, девчонок! – махнул рукой Ник. – Хочешь, рассказывай.
Но я отговорила её. Хотелось досмотреть этот спектакль. И ведь какой спектакль!
– А мы с Ником прямо как два амура, да? – радовалась я. – Ник, ты и правда на амурчика похож: кудряшки, ямочки на щёчках.
– Амуры, вообще-то, без школьной формы летают. Так что мы ещё не до конца на амуров похожи.
– А ты летать сначала научись! – смеялась я.
В общем, я и так злилась, что подруга стала скрытничать, а тут ещё она мне нагрубила.
– Не твоё дело, понятно? – буркнула она, когда я спросила, целовались ли они, сколько раз и как это было.
– Поня-ятно, – протянула я.
В общем, Настя так и не успела рассекретиться. На другой день после нашей мелкой ссоры она не пришла – заболела. В этот день я как раз распустила волосы. Всё утро их укладывала нарочито небрежными прядками.
– Ты чего это сегодня как лахудра? – брякнул Мишурин.
– А что? – возмутилась я. – Насте можно, а мне нельзя?
– Настя – это Настя. Ведьмам это идёт. А ты – просто лохматая, и всё.