Иначе обстоит дело с «домашними духами». Во-первых, хорошо известен на всей территории Полесья сам термин домовик (либо домовой, гаспадаръ, домовой хозяин и под.), хотя он и осмысляется по-разному. Во-вторых, в этой региональной традиции существует своя особая типология «домашних» мифологических персонажей. Словом домовик могут обозначаться: 1) антропоморфный ду х, постоянно пребывающий в пространстве дома или двора и опекающий семью и хозяйство; 2) зооморфный персонаж (уж, ласка), обеспечивающий благополу чие домашнего скота и всего хозяйства в целом; 3) дух-обогатитель (в виде птицы, летающего змея, маленького человечка), которого тайком держали у себя «знающие» люди ради собственного обогащения. Наконец, этот же термин (домовик) может относиться к приходящему в дом по ночам вредоносному' «ходячему» покойнику, черту', поселившемуся в доме, от которого хозяева старались избавиться. Практически полностью отсутствуют в этой региональной традиции поверья о духах хозяйственных строений (хорошо известные в севернорусской демонологии): о баннике, амбарнике. гуменнике, овиннике, хлев нике, подрижнике, колодязникс и т. п. Хотя изредка и встречаются термины типа дворовой, хлев ник, однако значение их остается либо не вполне ясным, либо они слу жат для обозначения домовика.
Как один из чрезвычайно значимых, повсеместно известных, сохраняющих свою акту альность выступает в Полесье комплекс поверий о «ходячих» покойниках. Надо признать справедливым вывод К, Мошиньского об отсутствии в этом регионе поверий о вампире (как он понимается в западнославянской и западноевропейской мифологии) В Полесье верования о демонах-покойниках представлены типологически разными группами персонажей. Имеются в виду', во-первых, более или менее безвредные (или даже благодетельные) предки, праведные «родители», «деды», либо души недавно умерших родственников, которых помнят еще по их личным именам. Во-вторых, это вредоносные «заложные» покойники (самоубийцы, умершие колдуны и ведьмы, ду ши некрещеных детей). Сведения об этом классе мифических существ далеко не всегда причисляются собирателями и исследователями к области народной демонологии, что вполне объяснимо, поскольку в народном сознании многие из этих образов принадлежат к классу душ умерших людей, а не к разряду демонов как таковых. Кроме того, они не имеют своей собственной демонологической терминологии. В Полесье по отношению к группе «потусторонних пришельцев» используются либо названия: мрэц, по-мэрлый, мэртва людыиа, мэртвяк, покойнык, няжывый, пябожчык и под.; либо обычные термины родства: деды., прадеды, маты помэрла, баба-покойница, сын-нябожчык; либо лексика, обозначающая самоубийц: потоплэнык, утоплэник, виги ал ьнык. Рассказы об умерших людях составляют в Полесье такой значительный по объему раздел мифологической прозы, что без него трудно представить себе полную картину народной демонологии этого региона.
Не столь многочисленны в полесской традиции поверья о волколаках (для публикации в настоящем томе отобрано чуть более двухсот архивных текстов), но, во-первых, они часто разворачиваются в форме хорошо сохранившихся суеверных рассказов (быличек), и во-вторых, в составе мотивов, характеризующих этот персонаж. встречаются такие, которые широко распространены в карпато-у крайне кой и польской мифологиях. В частности, в Житомирском Полесье зафиксированы представления о том, что оборачиваться волком вынужден такой человек, родители которого совершили грех — зачали ребенка в «плохое» время.
Разумеется, перечисленными группами персонажей («знающие» люди, черт, домовик, покойники, русалка, во л ко лак) не исчерпывается общий состав известных в Полесье мифологических образов, но именно они образуют устойчивое ядро всей демонологической системы этого региона. Показательно, например, что если об особенностях образа ведьмы мы можем судить по весьма внушительному корпу су архивных текстов (более двух тысяч), то поверья об «обменыше» или «блуждающих огнях» представлены буквально единичными свидетельствами. Это значит, что важно не только выявить весь состав мифологических персонажей, но и понять «удельный вес» каждого из них, степень их значимости в рамках общей демонологической системы.
Особенностью полесской традиции, по-видимому, является тот факт, что за небольшой группой персонажей закрепляется такой многообразный круг демонологических мотивов, который в других регионах является характеристикой иных мифологических образов. Например, полесскому черту7 приписываются такие признаки, которые обычно в славянской демонологии принадлежат водяному: черт появляется возле водных источников и исчезает в воде: заманивает людей в воду; топит человека или подталкивает утопиться его самого; переворачивает лодку7 с рыбаками; устраивает водовороты; принимает вид водоплавающей птицы; сидит верхом на утопленнике на дне реки и т. и. Высту пая в роли лешего, полесский черт сбивает путников с дороги; «водит» их в лесу; пугает громким хохотом; откликается эхом на голоса людей; наказывает человека за неправильное поведение в лесу (за нарушение запрета свистеть, шуметь, петь, смеяться, ночевать на принадлежащем черту7 месте). Кроме того, на черта переносятся некоторые признаки полудника, полевика, банника, змея-любовника. Нечто подобное происходит и с образом полесской русалки, которой приписываются отдельные признаки водяного или полевого духа; полудницы или «житной бабы»; персонажа, вредящего праздникам или дням недели; неким невнятным, слабо индивидуализированным образам, олицетворяющим бессонницу, детский плач, болезни, долю; мифическим предсказателям судьбы, охранителям заколдованных кладов; «знающим» людям-профсссионалам и т. п. Установление полного инвентаря функций и мотивов, характеризующих полесскую демонологию, позволяет сделать вывод о том, что мы имеем дело с достаточно подробно разработанной мифологической традицией, содержащей множество архаических общее лав няских черт, которая обнаруживает явные признаки принадлежности к восточнославянской культуре, но вместе с тем включает ряд переходных форм, характерных для карпатской и западнославянской демонологии.
Принципы публикации материала
Издание «Народная демонология Полесья» носит нау чный характер, поэтому отбор текстов осуществлялся нс по принципу их «художественной» занимательности. а по степени значимости для отражения всего многообразия вариантных форм местной демонологической традиции, что обеспечивает надежную базу для дальнейшего картографирования элементов полесской мифологической системы. Составителями проведена выборка материалов из 106 сел полесской зоны: Брестской обл. (33 села), Гомельской обл. (27 сел). Волынской обл. (8 сел), Ровснской обл. (4 села), Житомирской обл. (12 сел), Киевской обл. (одно село), Черниговской обл. (12 сел). Сумской обл. (2 села). Брянской обл. (5 сел). Калужской обл. (2 села). Одна из важных задач, которая стояла перед составителями — отразить в издании частотность и актуальность для традиции того или иного мифологического элемента, поэтому в выборку включено максимальное количество вариантов одного и того же мотива. Подлежали выбраковке некачественно записанные тексты, оборванные, неясные или содержащие нерепрезентативну ю информацию.
В настоящем издании все тексты даются в своем аутентичном виде, то есть так, itaк они были сделаны участниками экспедиции. Составителями были унифицированы лишь некоторые принципы написания с учетом современных норм: слова «Бог», «Богородица», а также названия всех церковных праздников даются с прописной буквы: графические сочетания «ьо» «йо», «jo» заменены буквой «ё» («помёр» вместо «помьор»), сочетания «йу», «ьу» заменены буквой «ю» («юн» вместо «йун»). Знак мягкости согласного О, принятый в записях некоторых собирателей, заменен мягким знаком («соньце» вместо «сон'це»). Знаки препинания в текстах приведены составителями в соответствие с правилами современной русской пунктуации.
Составители были вынуждены оставить в первоначальном виде способы передачи в записях фонетических особенностей говоров, выбранных собирателями, хотя полностью осознают несовершенство этой сферы полесских материалов. При фиксации речи информантов участники экспедиции в меру своих возможностей стремились отразить фонетические, лексические, синтаксические особенности говора. Однако далеко не все материалы безупречны с диалектологической точки зрения. Нужно признать, что в части текстов транскрипция не всегда адекватно, а иногда и вовсе неточно отражает фонетические особенности диалекта, в текстах встречается разнобой в принципах передачи одних и тех же звуков, непоследовательность в написании слов. Иногда даже в рамках одного текста звук в одной и той же позиции обозначается по-разному (например, «вэселле» и «веселле», «ве-члра» и «вечеря»). Некоторая часть ответов информантов (или отдельные фрагменты рассказов) записана в пересказе собирателей. Это объясняется как недостатком технических средств в экспедиции (многие записи делались собирателями от руки), так и существенно различавшейся подготовкой у частников экспедиции, разным уровнем владения украинскими и белорусскими диалектами. Однако основные диалектные особенности в текстах все-таки отражены.
В соответствии с принятой в отечественной нау ке традицией запись как русских, так и украинских, и белорусских говоров велась в русской орфографии. “Г" фрикативное последовательно передается с помощью русской графемы “г”, украинская фонема «i» передается русской графемой «и», украинское «и» -— русской булевой «ы», украинское «г» —- сочетанием «йи», украинское «е» передается графемой «е», украинское «е» -— графемой «э». Принципы транскрипции, на основе которых записывались тексты в Полесской экспедиции, сильно у прощены по сравнению со стандартными — в них нс фиксируется полумягкость согласных, крайне непоследовательно отражены дифтонги. В записях последовательно отражаются лишь различение фонем «а» и «о» в безударных слогах, «у» неслоговое. Ударение в словах обозначается курсивом (например, «будынок»).