[96] Но еще с начала XX века клинический подход Фрейда признавал это критическое исследование социально-политических причин. Так, он спрашивает: «Чего, собственно, желают добиться, скрывая от детей – или, скажем, молодежи – такие сведения о половой жизни людей? ⟨…⟩ Надеются таким умолчанием вообще сдержать половое влечение, до того времени когда его удастся направить на путь, единственно открытый ему гражданским устройством общества?»[97] Фрейд, таким образом, призывал к реформе, понимая, что «невозможно проводить отдельную реформу, не меняя основ системы»[98] в странах, где воспитание контролировалось религией, как раньше в России. Не такова ли, собственно, перспектива, заданная Шмидт? Впрочем, даже спустя долгое время после закрытия в 1924 году детского дома и установления власти Сталина Фрейд продолжает утверждать эту необходимость, продиктованную самой культурой: он будет говорить о «кладе», который надо «найти», и о «надежде на будущее»[99], пробуждаемой перспективой воспитания, ориентирующегося на психоанализ.
IIВильгельм Райх: от венской поликлиники к берлинскому Сексполу
Когда Вильгельм Райх приезжает в 1918 году в Вену, его не влечет революционный идеал, его толкает нужда. Райх, осиротевший в четырнадцать лет, – выходец из украинской крестьянской семьи, разорившейся во время Первой мировой войны. Оставшись один, без гроша в кармане и без образования, Райх приезжает в Вену учиться. Он выберет медицину и психиатрию [100]. В те годы Вена – эпицентр политических и культурных движений. Среди них, с одной стороны, фовизм, атональная музыка, футуризм, движения за эмансипацию женщин, с другой стороны, психоанализ и ученые споры об эпистемологии науки – всё это начало «бродить» в Веймарской республике еще до войны; но в начале 1920 года в городе, каким он предстал Райху, была достигнута точка кипения. Его, как и всех аналитиков его поколения, увлекла эта атмосфера, и постепенно у него формируется политическое сознание – оно сложится внутри самой его практики в венской поликлинике.
Итак, Райх с головой уходит в изучение медицины и психиатрии. В частности, он проходит курсы у знаменитого доктора Тандлера, упомянутого выше реформатора социальной системы. Во время обучения он участвует и в семинаре по сексологии. На нем Райх читает доклад Понятия инстинкта и либидо от Фореля до Юнга, в котором выше других ставит концепции Фрейда. Райх объявляет о том, что открытие теорий Фрейда принесло ему «облегчение», и особенно важны для него Три очерка по теории сексуальности, которые революционизировали предшествующие концепции. Сексуальность не возникает в период полового созревания, существует также и детская сексуальность: «Он проложил путь к клиническому пониманию сексуальности. Зрелая сексуальность вытекает из стадий сексуального развития в детстве»[101]. Райх встречается с венским мэтром, который производит на него сильнейшее впечатление. Но больше всего его поражает внимание Фрейда к клинике: «Меня глубоко тронула серьезность, с которой Фрейд пытался понять душевнобольных. Он возвышался как исполин над мнениями психиатров старой школы о душевных заболеваниях, исполненными мелкобуржуазного превосходства»[102]. Вопреки предположениям многих исследований, указывавших на равнодушие Фрейда к клинике, встреча молодого Райха с Фрейдом скрепляется их общим интересом к пациентам. В самом скором времени Райх начнет играть важную роль в психоанализе. В 1920 году, когда ему едва исполнилось двадцать два года, он становится членом Венского психоаналитического общества, и вскоре ему предлагаются некоторые официальные посты. Когда в 1922 году открывается Венская поликлиника, его назначают первым помощником Хичманна и Фрейда. В 1928–1930 годах он будет исполнять функцию заместителя директора.
Погрузившись в клинику, Райх сталкивается самым непосредственным образом со страданиями пациентов. Вот почему вопрос техники анализа, а также продолжительности лечения с самого начала играет определяющую роль как в его деятельности, так и в публикациях: необходимо понять, как именно лечить людей. В 1924–1930 годах он ведет в поликлинике семинар о технике анализа, на котором рассматривает конкретные случаи и пытается объяснить как позитивные результаты лечения, так и тупики, в которые может попасть терапевт. В те времена аналитикам хотелось думать, что курс может привести к излечению за несколько месяцев. Райх же констатирует, что на деле всё иначе и что аналитик сталкивается с бесчисленными препятствиями. Когда он рассказывает обо всем этом Фрейду, тот отвечает: «анализировать ⟨…⟩ значит прежде всего иметь терпение. У бессознательного нет времени»[103]. Но этот теоретический ответ его не устраивает: «Он [Фрейд] блестяще сумел распутать на теоретическом уровне узел сложной ситуации. Что касается техники, то наш разговор не удовлетворил меня»[104]. На анализ «человека-волка» у Фрейда ушло шесть лет; но пациенты Райха слишком бедны для столь длительной работы, и этого бы в любом случае не допустило заведение – Райх и так с трудом справлялся с поступающими запросами. Даже если бы все аналитики в поликлинике обязались выделять по бесплатному часу на анализ пациентов, этого бы всё равно не хватило – так много их было. Как же тогда реагировать на неотложные ситуации и страдания пациентов, которые все без исключений требуют терапии? Впрочем, Фрейд сам указал путь – «анализ сопротивления». Райх всесторонне изучит этот путь и сформулирует в итоге новые теоретические положения об «анализе характера», которые позволят ему решить проблемы, возникающие во время лечения, – положения, которые Фрейд полностью поддержит [105].
Вильгельм Райх, около 1943 года
Хотя основатель психоанализа скрепляет своим авторитетом семинар Райха (и не откажется от своей поддержки до самого конца), другие старшие коллеги его мнения не разделяют. Они не одобряют того, что Райх берется за проблемы психоаналитической практики: «на всякого, кто желает хоть немного прояснить спорный вопрос аналитической практики, ⟨…⟩ смотрят с подозрением. Откуда берется эта боязнь обсуждать нашу терапию?»[106] С его точки зрения, в этом кроется определенный симптом. И если его давно работающие и успешные коллеги рассказывают только об удачных случаях лечения или просто относятся к этой теме с пренебрежением – разделяя предрассудок, утверждающий, что и сам Фрейд был невысокого мнения о терапии, – то Райх готов говорить о своих неудачах, пытаясь прояснить их на публичных дискуссиях. Эта установка приводит к трениям в отношениях со старшими товарищами в рамках Международной психоаналитической ассоциации, но также она приносит ему огромный успех среди аналитиков молодого поколения, приходящих его послушать. Это относится и к Рихарду Штербе, оставившему нам ценный комментарий: «У него [Райха] было необычайное чутье на выявление психической динамики. Его клиническая изощренность и технические навыки делали его замечательным преподавателем; его семинар был настолько поучительным, что на нем регулярно бывали и многие коллеги старшего возраста. ⟨…⟩ С особым блеском Райх мог подытожить конкретный клинический случай, составив четкое резюме, основанное на его доскональном понимании динамики, проявившейся в данном материале. Технические советы, которые он давал докладчикам, представлявшим разные клинические истории, позволили мне понять работу с переносом и разными формами сопротивления, с ним связанными»[107].
Его исследования и вопросы, которые он не стеснялся задавать на своем семинаре, успех среди аналитиков-студентов и покровительство Фрейда – всё это вызывает зависть и омрачает его отношения с более заслуженными аналитиками, тем более что Райх проводит свои исследования ради достижения клинических целей, которые трудно оспорить[108]. Пауль Федерн, близкий к Фрейду психоаналитик из первого поколения, попытается даже снять Райха с руководства его же собственным семинаром, однако Фрейд выступит против [109]. Райх, со своей стороны, после 1923 года, когда в Международной психоаналитической ассоциации был прочитан его доклад Генитальность с точки зрения прогноза и терапии, будет избегать повторения этого опыта. В этом докладе он, опираясь на двадцать восемь случаев мужских неврозов и четырнадцать женских неврозов, уже задается целью объяснить процессы, оставленные классической теорией без объяснения. Воспользовавшись докладом как поводом, он собирался представить свои концепции, утверждающие приоритет генитальности, и подчеркнуть важность разрешения актуального невроза [110]. Если перечитать этот доклад сегодня, очевидным станет мастерство Райха, с которым он сопрягает клинику с теорией, получающей у него довольно оригинальную трактовку [111]. К поставленным им вопросам он подходит не только как эпистемолог или теоретик, но и как терапевт, радеющий о своих пациентах.
На берлинском конгрессе 1922 года Фрейд в качестве темы конкурсного сочинения, за которое полагался приз, предложил вопрос взаимоотношений между теорией и терапией. Райх не выдвинул свою кандидатуру, но ни один его конкурент тоже не выиграл этого приза. Несомненно, однако, что доклад Райха 1923 года, как и его развитие в последующие годы, служит ответом на призыв Фрейда провести такое исследование.