Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм — страница 3 из 85

[19]

Быстрая победа стала возможной благодаря нарушению нейтралитета Бельгии и Нидерландов. Гитлер заблаговременно назвал его «несущественным», постепенно внушив своим приближенным и населению Германии мысль, которая вскоре дала возможность оправдать любое преступление: «Никто не спросит об этом после нашей победы»[20].

Вопрос о том, соответствовал ли какой-то план нацистов будущей реальности или оказался ли он выполнимым в долгосрочной перспективе, научного интереса не представляет. С аналитической же точки зрения он может ввести в заблуждение. Необычайный темп и преувеличенная до состояния коллективной лихорадочности юношеская беззаботность делают двенадцать недолгих лет режима национал-социализма столь трудными для сегодняшнего понимания тех событий. Германское общество черпало свою огромную энергию из поддерживаемого его руководством единства противоположностей: рациональных и эмоциональных политических потребностей, единения старых и новых элит, народа, партии и чиновничьей бюрократии. Чрезвычайно высокое напряжение нарастало везде, где политический аппарат сочетал в себе противоречивые понятия: культивирование якобы традиционного со стремлением к технически осуществимым переменам, антиавторитарную радость от свержения прошлого с авторитарно-утопической ориентацией на будущее германское государство Солнца[21]. Гитлер соединил идею национального возрождения с возможным риском заката государства, благословенную для общества классовую гармонию с основанным на силе уничтожением инакомыслящих.

Великий рывок

У нацистских лидеров было весьма прохладное отношение к юристам, дипломатам и офицерам Генерального штаба. Но ради пользы общего дела они дали им время на частичную адаптацию. Среди них были чиновники Рейхсбанка, рейхсминистерств финансов и экономики, неоднократно упоминаемые в следующих главах. Это были искушенные люди, которые приобрели свой профессионально-политический опыт еще во времена Второго рейха или были молодыми специалистами в период становления Веймарской республики, а многие из них имели опыт Первой мировой войны, зачастую – солдатами на фронте. Неоднородность биографий сотрудников обнаруживается во всех отраслевых министерствах, на большинстве университетских факультетов, а также в частных или (полу)государственных «мозговых трестах», в институтах исследования экономики, научных сообществах, редакциях газет или экономических отделах крупных банков.

В 1939–1945 годах чиновники третьего управления рейхсминистерства экономики под руководством Густава Шлоттерера постоянно и тщательно эксплуатировали Европу. Управление было создано в 1920 году как выполнение условий Версальского договора. Будучи беззащитными целями требований Франции, Бельгии и Британии, еще юные тогда чиновники обучились азам порабощения, разграбления и вымогательства. Позже они обратили свои невольно приобретенные ноу-хау против самих изобретателей, основательно обогатили их немецкой управленческой смекалкой и воспринимали свои тысячекратные дивиденды за достижение успеха грабительских походов как компенсацию за прежние унижения.

Нюрнбергские законы были наскоро слеплены и провозглашены осенью 1935 года на съезде НСДАП, но так и не были опубликованы в «Вестнике законодательства Германского рейха». Только после коррекции документов лучшими юристами по административному праву и определения идей о защите крови и «отмене» сомнительных расовых признаков в бюрократически применимые нормы появилось Первое распоряжение к Закону о гражданстве рейха. В нем были уточнения того, кто является чистокровным евреем, полуевреем или приравненным к еврею, состоя в смешанных браках или привилегированных смешанных браках. В основу сотен тысяч решений по отдельным делам юристы заложили не какие-то наследственные, биологические, вечно спорные признаки (которые с научной основательностью выдумали исследователи расы), а легко устанавливаемую, всевозможно задокументированную религиозную принадлежность в третьем поколении по отцовской и материнской линии, что обеспечивало «автоматический процесс» отбора.

То же самое можно сказать и о «еврейской контрибуции» 1938 года, сумме 1 млрд рейхсмарок, которую в порыве антисемитской ярости установил Геринг. Именно рейхсминистерство финансов придало ей облик разового имущественного сбора в размере 20 % от активов и растянуло платеж на четыре взноса в течение года. В итоге было собрано значительно больше денег, чем требовал Геринг.

Именно в результате такой ювелирной работы по исправлению законов антисемитские спецмероприятия смогли набрать необходимую эффективность, являясь в ретроспективе предварительными этапами перед убийствами европейских евреев. Счетная палата Германского рейха контролировала экспроприацию собственности белградских евреев и управление двумя депортационными лагерями голландских евреев во время Второй мировой войны[22], а также – по поручению министра финансов – (недостаточную) эффективность администрации гетто в Лодзь-Литцманштадте. В Варшаве управление по делам экономики уполномочило Наблюдательный совет рейха по надзору за экономической эффективностью (ныне Наблюдательный совет по рационализации германской экономики) провести расчет экономической эффективности гетто. Его итоги, изложенные в пространных отчетах о результатах ревизии, свидетельствовали о совершенной нерентабельности «еврейских районов»[23], напоминающих тюрьму.

Таким образом, экспрессионистские, оказывающие глубокое воздействие на массы, нередко импровизированные действия национал-социалистического движения нашли поддержку в среде опытной бюрократии. Несмотря на всю готовность служить делу нации, чиновники не отказались ни от одного из своих прежних инструментов управления и контроля. Счетная палата и гражданские суды продолжали свою работу; координирование, право на визирование и заслушивание, многоуровневая административная структура – все это продолжало работать с поразительной эффективностью. Гауляйтеры, мечтавшие об отсутствии бюрократии и близости государственных структур к народу, превратились в финансовых чиновников, настаивавших на точном исполнении бюджета. Это создавало раздражающую обстановку, постоянные трения, споры, но прежде всего это было умелое балансирование между головокружительными политическими или прямыми военными комбинациями. Поликратическая организационная структура национал-социалистического государства не привела к хаосу, как это часто сейчас утверждается. Совсем наоборот. Постоянная возможность иметь дело с конфликтующими интересами и всегда находиться в поисках наилучшего пути объясняет всегда неустойчивую силу режима: таким образом можно было разработать (более радикальные) альтернативы, избежать управленческих неудач и достичь высокой степени осуществимости принимаемых (часто по идеологическим причинам) мер. Таким образом, возникла убийственная смесь политического волюнтаризма и функциональной рациональности.


Взаимодействие экспертов, политиков и большинства населения основывалось также и на готовности гитлеровского правительства к проведению долгожданных реформаторских законов, в свое время застрявших в конфликте интересов республики. Движимая жаждой действий национал-социалистическая администрация решительно выбросила за борт многое из того, что уже долгое время считалось бесполезным и устаревшим. Например, в 1941 году она выполнила требование Якоба Гримма, назвавшего введенный в 1854 году готический шрифт «нескладным и режущим глаз»[24], и посредством «приказа о шрифтах» добилась отмены шрифта Зюттерлина и фрактуры в пользу обычного латинского шрифта. Статья 155 Конституции Веймарской республики предусматривала отмену фидеикомисс-феодальной формы собственности, все еще широко распространенной на северо-востоке Германии и тормозившей современный капитализм.

Однако республика была пока не в состоянии обеспечить соблюдение конституционного стандарта, поддержанного еще в 1849 году на Франкфуртском национальном собрании. На соответствующем законе стоит подпись «6 июля 1938 года, Берхтесгаден, Адольф Гитлер».

Нацистское руководство способствовало появлению ощущения грядущей автомобилизации населения, ввело (почти неизвестное до тех пор) понятие отпуска, удвоило количество выходных и стало развивать привычный сегодня массовый туризм. Ответственный за Берлин гауварт Германского трудового фронта пламенно агитировал народ: «В 1938 году мы хотим охватить еще больше сограждан, которые и сегодня все еще думают, что поездка в отпуск не для рабочего человека. Такая нерешительность должна наконец-то быть преодолена». Двухнедельное путешествие по Германии со всеми расходами стоило от 40 до 80 рейхсмарок[25].


С самого начала нацистское государство всецело поддерживало семьи, ставя незамужних, неженатых и бездетных в худшее положение по сравнению с семейными. Правительство также защищало фермеров от неопределенности мирового рынка и прихотей погоды. Основы регулирования сельскохозяйственного производства, порядок расторжения брака, правила дорожного движения, обязательное страхование гражданской ответственности владельцев транспортных средств, начисление детских пособий, разряды налогообложения, а также основы охраны природы были заложены именно в то время. Социальные политики национал-социализма выработали общие черты концепции пенсионного обеспечения, которая с 1957 года считалась уже само собой разумеющейся в ФРГ и согласно которой слова «старый» и «бедный» больше не должны были быть синонимами, напротив, «уровень жизни ветеранов труда не должен слишком сильно отличаться от уровня жизни трудящихся сограждан»[26]