[66].
Низкое соотношение между налоговыми поступлениями и численностью населения Германии в 1914–1918 годах было не просто следствием провала политиков и финансистов, но связано прежде всего с тем, что отдельные федеральные земли все еще обладали налоговым суверенитетом. В рейхе отсутствовало общее финансовое управление. При национальном доходе в 40 млрд марок в 1913 году постоянные доходы составляли лишь 2,3 млрд, 75 % которых съедали военные расходы. По сравнению с сегодняшним днем государственную квоту можно назвать смехотворно низкой. Соответственно, нельзя говорить о централизованно организованном «колоссе кайзеровской власти»[67].
Политическое перемирие, заключенное партиями в рейхстаге в 1914 году, устранило на последующие четыре года любые серьезные дебаты об улучшении налоговой базы. Только социал-демократы безуспешно требовали изъятия военных прибылей. Поэтому оставался лишь один способ долгосрочного долга – в виде военных займов. Именно республика создала известную нам сегодня централизованную государственную налоговую систему путем финансовой реформы Маттиаса Эрцбергера, и именно она с 1919 года увеличивала (непрерывно и с постепенным привыканием) долю государства в валовом национальном продукте. Той основой, благодаря которой гитлеровская Германия смогла взимать налоги во время Второй мировой войны в масштабах, которые в 1914 году «считались бы совершенно невозможными», она обязана именно республике[68].
Помимо предусмотренных в бюджете расходов, обе войны в значительной степени истощили и экономическую базу: были израсходованы прежние запасы, изношено оборудование, здания, промышленные установки, транспортные средства и вся инфраструктура в целом, а леса и поля использованы до почти истощенного состояния.
В 1914–1918 годах уровень жизни немцев упал в среднем почти на 65 %, и большинство населения оказалось за гранью прожиточного минимума. Финансовые стратеги Третьего рейха рассматривали это обстоятельство как «вызывающее крайнюю озабоченность». Так, в 1941 году один молодой ученый-экономист писал: «Как видно из фактов, тем самым предел терпимых ограничений в то время, кажется, и впрямь был превышен. Крах внутреннего фронта стал расплатой за немедленное укрепление внешнего фронта». В Третьем рейхе, напротив, считалось, что такого рода «ухудшения уровня жизни опасаться не следует»[69].
Как читать эту книгу
Далее речь пойдет о простом, но до сих пор остающемся без ответа вопросе: как такое могло случиться? Как могли немцы допускать в своей среде и совершать беспрецедентные массовые преступления, особенно уничтожение европейских евреев? Безусловно, одной из предпосылок была навязанная государством ненависть ко всему «низкосортному»: к «полякам», «большевикам» и «евреям». Но ответа из этого не следует. Десятилетиями, до появления гитлеровского правительства, немцы были не враждебнее остальных европейцев, а их национализм – не более расистским, чем у других народов. Не существовало и особого германского пути, который можно было бы правдоподобно увязать с Освенцимом. Мнение о том, что в Германии рано развились особые, направленные на истребление антисемитизм и ксенофобия, лишено эмпирических оснований. Ошибочно полагать, что для немецкой аномалии развития, имеющей столь тяжелые последствия, необходимо найти особые, имеющие долгую историю причины. НСДАП завоевала и укрепила свою власть благодаря ситуативным констелляциям. Самые важные факторы для этого находятся после 1914 года, а не до этого периода.
В центре внимания настоящего исследования лежат многообразные отношения между народом и руководством национал-социалистического режима. Доказано, что гитлеровское правление было крайне неустойчивым с самого первого дня. Вопрос в том, как оно стабилизировалось – пусть временно, но достаточно для двенадцати блестящих и разрушительных лет. Вот почему я конкретизирую заданный мной в самом начале вопрос «Как такое могло случиться?»: каким образом такой проект, как национал-социализм (который был настолько явно мошенническим, страдающим манией величия и преступным), достиг такого высокого, сегодня вряд ли объяснимого уровня внутреннего консенсуса и политической интеграции?
Чтобы внести свой вклад в создание убедительного ответа, я рассматриваю нацистский режим с точки зрения, определяющей его как «услужливую диктатуру». Соответственно, на такие важные вопросы лучше всего отвечать, рассматривая его в военный период, в который особенно отчетливо проявились и другие черты национал-социализма. Гитлер, гауляйтеры НСДАП, значительная часть министров, статс-секретарей и советников действовали как классические «политики настроений». Почти ежечасно они задавали себе вопрос: как обеспечить и улучшить всеобщее довольство народа. И каждый день они «покупали» общественное одобрение (или по крайней мере безразличие). На основе такого взаимообмена они установили диктатуру одобрения, в любой момент ее существования имевшую на своей стороне большинство голосов народа. Критические точки, в которых должна была оправдать себя их политика народных благодетелей, выявились в результате анализа внутреннего коллапса в конце Первой мировой войны.
Следовательно, во время Второй мировой войны нацистское руководство первым делом попыталось распределить продовольствие таким образом, чтобы простые люди считали это справедливым. Во-вторых, оно сделало все для поддержания стабильности рейхсмарки (по крайней мере внешне). Таким путем должна была быть доказана беспочвенность скептических замечаний об инфляции военного времени с 1914 по 1918 год и крахе германской валюты в 1923 году. В-третьих, речь шла об обеспечении солдатских семей достаточным количеством денег – что явно контрастировало с ситуацией во время Первой мировой войны. Они получали (после удержания всех вычетов) около 85 % прежнего заработка призывника. Для сравнения: британские и американские семьи получали меньше половины. Жены и семьи германских солдат нередко имели в своем распоряжении больше денег, чем в мирное время, и часто радовались увесистым подаркам, привозимым домой отпускниками, и посылкам полевой почтой из оккупированных стран.
Чтобы еще больше укрепить иллюзию надежной власти (которую при определенных условиях следует улучшить еще), Гитлер добился того, чтобы ни крестьяне, ни рабочие, ни мелкие и средние служащие и чиновники не были обременены излишними военными налогами. В этом также состояло существенное отличие от системы военного налогообложения Великобритании и США. Однако, параллельно с защитой подавляющего большинства мелких германских налогоплательщиков, налоговое бремя для лиц с высокими и очень высокими доходами в германском обществе значительно возросло. Ярким примером политики социальной справедливости, проводимой и демонстрируемой Третьим рейхом, является разовый налог в размере 8 млрд рейхсмарок, который германским домовладельцам пришлось заплатить в конце 1942 года. Противоположный пример можно видеть в освобождении от налога надбавок за ночные смены, работу в выходные и праздничные дни, которое было декретировано после победы над Францией и сохранялось Германией как социальное достижение еще до недавнего времени.
Как бы жестко ни вело себя нацистское руководство в отношении евреев, так называемых низкосортных людей или иностранцев с расовой точки зрения, оно сознательно распределяло нагрузку внутри страны в пользу социально более слабых. Часть I книги как раз об этом.
Разумеется, богатые люди (в то время 4 % всех германских налогоплательщиков зарабатывали более 6 тыс. рейхсмарок в год) не могли набрать из своих налогов суммы, необходимой для ведения Второй мировой войны. Но как была оплачена самая дорогая война в мировой истории, если большинству граждан материально следовало ощущать ее как можно меньше? Ответ очевиден: Гитлер пощадил среднестатистического арийца за счет лишения средств к существованию других людей. Для поддержания удовлетворенности своего народа правительство рейха уничтожило европейские валюты путем постоянного увеличения объема контрибуций. Для сохранения достойного национального уровня жизни оно реквизировало многие миллионы тонн продовольствия, предназначенного для снабжения германских солдат, а затем переправило еще остававшееся в пределах досягаемости в Германию. Ведь предполагалось, что германские армии будут находить себе пропитание в оккупированной стране, они должны были оплачивать свои текущие расходы ее же валютой. Это тоже в значительной степени удалось.
Направленные за границу германские солдаты, то есть почти весь вермахт; все услуги, оказанные за границей вермахту; сырье, промышленные товары и продовольствие, купленные за рубежом и предназначенные для Германии или ее вооруженных сил, оплачивались не германской валютой. Ответственные лица действовали строго в соответствии со следующими принципами: если кто-то на этой войне и голодает, то это другие; если инфляции военного времени нельзя избежать, она должна иметь место везде, только не в Германии. Часть II посвящена разработанным для этой цели финансовым технологиям. Германская военная казна также получила миллиардные прибыли от экспроприации собственности европейских евреев. Часть III повествует как раз об этом.
Далее также показано, как евреев лишали собственности сначала в Германии, а затем в союзных с Германией государствах, а в итоге и в тех странах, что были оккупированы вермахтом. Это происходило образцово-показательным, а не классическим образом. Я поступлю тем же образом в главах, описывающих методы, с помощью которых немцы грабили остальных во время Второй мировой войны. Здесь я также сосредоточусь на том, что является специфическим в каждом конкретном случае, или – в качестве примера – на том, что является типичным в другом случае.