Чтобы философски подняться над механистическим диалектическим материализмом в вопросах общественного развития, следует рассмотреть ход истории с совершенно новой гносеологической позиции, отражающей последние достижения мысли в научном изучении свойств природы. А именно, с позиции вероятностно-статистической диалектики. На основании чего делается такой вывод? Вернее сказать, почему делается вывод о необходимости опоры практически полезной современной теории общественного развития на вероятностно-статистическую диалектику, философию познания современных точных наук?
Информационно-технологический этап развития промышленной цивилизации, поворот к которому обозначился в конце двадцатого столетия, пробуждает личностную предприимчивость многих миллионов и миллионов образованных людей, вовлечённых в творческое взаимодействие науки и производства, в товарооборот и коммерческие сделки, в переливы капиталов или, говоря иначе, в системные экономические отношения. Люди эти имеют широчайший доступ к разнообразнейшей информации, часто выходят на нужные сведения и делают важные для производства открытия игрой случая. У них широкие свободы выбора в разных областях жизни и перемещения по своей стране и по планете. Поэтому их сложные личностные побуждения к поступкам, их индивидуальные интересы и волевые порывы к целенаправленному действию проявляются под воздействием множества разнообразных и, порой, противоречивых обстоятельств, - то есть вероятностно.
Все их личные воли и индивидуальные интересы, сталкиваясь и пересекаясь по всей планете, вроде молекул газа в замкнутом объёме, оказываются порождаемыми двумя главными движущими интересами современного капитализма: коммерческим и промышленным, - и подчиняются внутренней логике диалектического взаимодействия этих двух интересов, логике борьбы и единства противоположностей. Коммерческий и промышленный интересы являются главными причинами современного экономического развития и, так или иначе, не мытьём, так катаньем, выстраивают и упорядочивают индивидуальные интересы и личные воли отдельных людей. Чем в большей мере отдельный человек вовлечён в отношения с другими людьми, когда он работает на достижение прибыльности коммерческой или промышленной производственной деятельности, тем больше он управляем этими интересами.
В политической борьбе влияние данных движущих интересов капиталистической экономики проявляется через соответствующие им представительные организации, политические партии. Своей деятельностью представительные организации, политические партии выстраивают и направляют вероятностно-статистические тенденции массовых настроений избирателей, которые придают законность требованиям этих двух интересов к характеру власти и образуют опору избираемой ими власти, позволяющую ей проявлять волю к политическому действию. Именно борьба данных тенденций определяет характер политического развития той или иной способной на промышленное производство страны и, в конечном счёте, всего современного мира. А для выявления этих тенденций в политике нет иного способа, кроме вовлечения широких масс гражданского населения в представительное самоуправление, при котором происходит вероятностно-статистическое проявление их совокупных политических настроений, узаконивающих господство во власти того или иного интереса на определённый срок времени.
Мировой опыт показывает, что промышленный интерес возникает на определённом уровне общественного развития конкретной страны, он есть следствие истории её общественного развития. И всякое общество содержит в самом себе как пережитки прошлых форм своего общественного бытия, которые сохраняются слоями или группами населения, живущими производственными отношениями прошлого, так и зачатки будущих форм общественных отношений, которые вызревают на базе социально развитых слоёв, вовлечённых в самые передовые и перспективные производственные отношения.
Для прошедшей через индустриализацию и раскрестьянивание России перспективные производственные отношения могут быть только отношениями, необходимыми для развития интенсивных производительных сил на основе информационных технологий и непрерывного роста производительности труда. Русский городской национализм как раз и борется за будущую форму общественных отношений государствообразующего этноса России, вовлекаемого ходом истории в эпоху становления информационно-технологической постиндустриальной цивилизации. Но для того, чтобы русский национализм смог совершить поворот России к промышленному капитализму информационно-технологической цивилизации, он должен научиться вероятностно-статистическому подходу к пониманию существа общественно-производственных отношений, обуславливающих уровень развития общественных производительных сил. Только так национализму удастся в рамках представительного избирательного процесса общественного самоуправления найти и освоить средства легитимного, политически управляемого изменения производственных отношений, от старых, экстенсивных форм, достаточных для индустриального производства, к новым, интенсивным формам, необходимым для всеохватного информационно-технологического производства.
Найдя и освоив такие средства, национализм полностью, окончательно вытеснит из политики сложившиеся в 19-20 столетиях индустриальные социалистические, социал-демократические и коммунистические идеологии и партии, заменит их в борьбе за становление промышленных производственных отношений и в защите промышленного интереса как такового в обстоятельствах перехода к постиндустриальному производству 21 века. Ибо тогда только национализм сможет в условиях принципиально защищаемого им демократического самоуправления преобразовывать производственные отношения в самые передовые, в самые общественные по своему существу производственные отношения. Именно в отношения, когда в процесс развития производительных сил конкретной страны вовлекается всё её население, вовлекается как единое социально-организованное целое, с единым общественным самосознанием, готовое отторгать от себя любые антиобщественные и асоциальные группы и человеческие элементы, подавлять любые попытки навязать себе идею аморфного либерально-гражданского общества и спекулятивно-коммерческого потребительского паразитизма.
Мировой исторический опыт позволяет делать однозначный вывод. Возглавить и запустить процесс становления национального общества способен единственно политический национализм, который не боится демократии и борется за то, чтобы преобразовать демократическое самоуправление в национально-демократическое самоуправление. Общественные же производственные отношения станут постиндустриальными, когда общественное сознание способно будет осуществлять долгосрочное подавление коммерческого интереса при самом всеохватном демократическом самоуправлении. А для этого нужна такая степень политической зрелости государствообразующего этноса, когда происходит осознанное, философски и теоретически разумное становление национальной демократии, когда коммерческий интерес и его идеология либерализм посредством философского сознания полностью подчиняются целям и задачам развития национального общества.
Ниже мы будем рассматривать общественное развитие с познавательной позиции вероятностно-статистического детерминизма, с позиции закономерного в вероятностно-статистическом понимании существа законов природы перехода от низших форм общественного бытия к высшим. И будем называть национализмом идейное и политическое течение, которое ведёт борьбу за становление национального городского общества промышленной цивилизации, то есть, самой развитой формы общественного существования на современном этапе исторического развития человечества.
Выстраивая теорию общественного развития, в том числе, на примере русского государствообразующего этноса, мы будем подразумевать именно вероятностно-статистический детерминизм в становлении разных форм общественного бытия, но рассматривать эти формы "в чистом виде", обобщёнными понятиями, соответствующими последовательным историческим ступеням усложнения политической организации государства, в том числе, русского государства.
Часть 1. ЧТО ЕСТЬ НАРОД?
Глава I. ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ И НАРОДНОСТЬ
1. От родоплеменной общественной власти к государственной власти
Власть есть способность к насилию.
Всякое государство возникает, как совершенно новый вид насилия в сравнении с тем, которое объединяло и организовывало первобытные племена. Государство появляется тогда, когда для объединения родственных племён становится возможным использовать вооружённое насилие, которое коренным образом отличается от общественного насилия прежней, родоплеменной власти.
Родоплеменная власть возникала естественным образом. Она развивалась из стайных отношений человекообразной обезьяны. Человекообразная же обезьяна, как любое другое стайное животное, не выживала в одиночестве. Отдельные члены не выдерживали борьбу за существование. Если гибла их стая или они теряли связь с ней, то они были обречены на отмирание. Поэтому мутационные изменения в процессе естественного отбора человекообразной обезьяны были не индивидуальными, а стайными. Вернее сказать, мутационные изменения человекообразных обезьян тогда только оказывались полезными для эволюции вида и способствовали его эволюции, сохранялись в следующих поколениях, когда из индивидуальных они превращались в стайные, когда распространялись на всю стаю. В том числе через изменение взаимоотношений внутри стаи. Эволюция человекообразных особей происходила постольку, поскольку это было необходимо для эволюции стаи, для укрепления взаимодействия внутри стаи. Первостепенное значение для борьбы за существование человекообразных обезьян, как всех стайных животных, имела именно эволюция взаимодействия членов стаи, их взаимных отношений. Эволюционировали отношения членов стаи, и внутри них, и ради эволюции отношений членов стаи эволюционировали человекообразные особи, а не наоборот.
Стайные отношения человекообразных обезьян со времени мутационного появления языка и начала использования орудий труда и охоты переживали революционные изменения, а в процессе закрепления изменений в следующих поколениях преобразовывались в этнические родовые отношения с особыми культами, призванными углублять общинное содержание таковых отношений. Организация совместного поведения стаи при этом преобразовывалась в родовую общинную организацию, в которой звуковые сигналы и сигналы, получаемые с помощью орудий труда и охоты, качественно усложняли взаимодействие всех членов, порождали потребность в качественно более сложном разделении их обязанностей. Столь существенные усложнения в организации взаимодействия человекообразных обезьян вызвали революционные изменения во внешнем облике и психике, - человекообразные обезьяны превращались в первобытные человеческие существа.
Язык обогащал образное мышление и индивидуальное самосознание членов рода, развивал их. И он же усиливал зависимость индивидуального поведения каждого члена от других членов рода, лучше подчинял индивидуальное поведение родовым взаимоотношениям, которые приобретали зачатки культурной самобытности, проявляющейся в языческих религиозных культах, закладывающих первые представления об этническом родовом бытии во времени и пространстве. По мере развития языка представления о своём этническом бытии стали определять характер родового самосознания. Как следствие, резко усиливались возможности рода в борьбе за выживание через завоевание новых пищевых ниш и быстрое увеличение своей численности. Происходило не просто выделение из древа старого рода ветвей новых родов, но и сохранялась их тесная связь через культовые этнические отношения, через наследование этнических культов, что подготавливало предпосылки для развития межродового, межобщинного взаимодействия.
Мутационное появление языка и способностей к использованию орудий труда и охоты, к их совершенствованию не могли произойти сразу у всех стай человекообразных обезьян. Подобная мутация могла сначала проявиться лишь у одной или нескольких стай. Но именно эта стая (или эти стаи) получила (или получили) существенные преимущества перед остальными в борьбе за существование и размножение. От неё (или от них) стали отпочковываться, ответвляться новые стаи с подобными преимуществами. С течением времени они вытесняли из своей экологической, пищевой ниши человекообразных обезьян, которые не имели данных преимуществ, и доводили их до исчезновения, одновременно начиная борьбу за другие ниши, занятые другими видами животных. Вся последующая эволюция человеческого вида происходила таким же образом. Сначала качественно изменялась организация взаимодействия и взаимоотношений внутри человеческих родовых и этнических межобщинных отношений, а, если такая организация давала существенные новые преимущества их членам, совершалось вытеснение из экологической ниши тех родовых и этнических сообществ, которые не имели подобных преимуществ.
На определённом этапе скачкообразных мутационных и постепенных эволюционных изменений, приблизительно 40 тысяч лет назад и появилась человеческая первобытно-родовая община с наследуемым этническим самосознанием, со всеми биологическими особенностями, которые свойственны современному человеку. Существенные преимущества в организации взаимодействия, в совершенствовании и использовании орудий труда и охоты, позволили первобытной общине научиться добывать огонь и применять его для приготовления пищи, что окончательно выделило человека из животного мира. Огонь и использование огня для приготовления пищи резко расширили возможности первобытно-родовой общины в борьбе за существование. Полностью захватив пищевую нишу на своей прародине, в Африке, она начала быстрое расселение по всей земной поверхности, по всем географическим и климатическим зонам. Человеческая первобытно-родовая община повсюду постепенно завоёвывала пригодные для её борьбы за существование экологические ниши и вытесняла из них соперников из числа стай древних людей и животных. В частности, 30 тысяч лет назад она вытеснила из Европы стаи неандертальцев, самого совершенного до первобытнообщинного, до этнического человека, в условиях севера пережившего глубокие мутационные изменения ради приспособления к суровому существованию в ледниковый период.
Распространение первобытных родовых общин по разным континентам привело к тому, что их дальнейшие мутационные и эволюционные изменения происходили в разных местах земли, под влиянием различных условий существования и в разных условиях борьбы за существование. Так возникли популяции с устойчивыми мутационными и обусловленными разной эволюцией различиями, образуя расы и расовые этносы. Расовые этносы возникали, как более сложные, чем родовые, сообщества людей, имеющих родственное родовое происхождение. Они проявляли способность к объединению родов вследствие генетического наследования общего бессознательного родового общинного умозрения, общих этнических культов.
Первобытнообщинный строй существовал десятки тысяч лет. За это время нигде и никогда человек как таковой не смог выделиться из этнических родовых отношений, превратиться в индивидуального, свободного от общинных обязательств человека. Этническое бытие и мировосприятие, этническое родовое разделение труда и общинное самоуправление естественным отбором закрепляли этническое родовое, общественное бессознательное умозрение в каждой человеческой особи. Это этническое родовое бессознательное умозрение позволяло каждому члену рода на бессознательном уровне объединяться и организовываться для самой действенной борьбы за личное и родовое выживание, что раскрепощало и развивало сознательные способности к изобретению и совершенствованию орудий труда, изделий быта, подталкивая развитие личного сознания.
Личное сознание опиралось на инстинкт личного самосохранения, а родовое общинное бессознательное - на инстинкт сохранения рода. Поэтому личное сознание и родовое бессознательное умозрение в каждом человеке диалектическим образом боролись между собой, определяя как характер его поведения внутри родовых отношений, так и ход развития родовых отношений. У генетически здоровых особей, пригодных для дальнейшей эволюции вида, родовое бессознательное умозрение, в конечном счёте, всегда оказывалось сильнее, всегда побеждало личное сознание, вынуждая его подчиняться. Если личное сознание вследствие мутаций оказывалось сильнее родового бессознательного умозрения, оно влекло за собой гибель человека, прекращение его участия в дальнейшей эволюции человеческого вида.
У генетически здоровых, генетически приспособленных к видовой эволюции людей личное сознание являлось вторичным по отношению к родовому бессознательному умозрению. Оно управлялось заложенными в подсознании архетипами поведения, которые при рождении каждой особи предопределяли набор её ролей в выстраивании внутренней общинной иерархии рода.
Архетип – проявление той области бессознательного умозрения человека, которая определяет его общинное поведение. Без определяющего личное поведение архетипа человек не в состоянии соучаствовать в выстраивании стайных, общинных, социальных отношений и является биологическим вырожденцем, обречённым на эволюционное отмирание – либо сам, либо в своих потомках, – ибо он уже не способен к соучастию в эволюционном развитии человеческих сообществ. Он может пристроиться к эволюционному развитию определённого сообщества, паразитируя на развитии этого сообщества, но резкое усложнение борьбы за существование или революционные скачки существенного усложнения общественных отношений производят чистку общества от большей части таких паразитических особей. Зачатки архетипов есть у всех стайных или стадных животных, птиц и рыб, но только у человека они развиваются вследствие диалектического противоборства с личным сознанием, которое способно разрушать архетип разрывом человеком родовых связей с породившим его обществом.
Личное сознание каждого члена рода примирялось с его родовым общественным бессознательным умозрением через родовое общинное самоуправление, через родовую общинную власть, - такую власть, которая совершает насилие над каждым членом родовой общины с согласия и одобрения большинства других членов, прошедших через архетипическую инициацию. Иначе говоря, родовое общинное самоуправление было следствием родового общественного бессознательного умозрения каждого члена рода, ибо в каждом генетически здоровом члене рода инстинкт родового самосохранения, инстинкт продолжения рода был сильнее инстинкта самосохранения, как это свойственно всем иным стайным животным. На этом основании зиждилась способность рода и его членов вести борьбу за существование в окружающем мире, и развивались общественная власть и общественное сознание. Ослабление влияния на поведение человека родового общественного бессознательного умозрения, родовых этнических архетипов было равносильно осуждению на смерть, такой человек был обречён на то, чтобы оказаться отторгнутым родом, его общественной властью, стать изгоем или погибнуть, так или иначе, прекратив соучастие в эволюции вида.
Общинное право собственности на определённую территорию и на добычу было естественным правом родовых отношений, оно имело природное происхождение, - человекообразные обезьяны принадлежали к животным, которые метят и защищают территорию своей стаи, участвуют в добывании ресурсов жизнеобеспечения всей стаей. Этнические родовые общинные отношения переводили это естественное право в речевые обороты, в понятия, зародили представления об этике и морали, нравственности и духовности в вопросах собственности. Внутри родовых этнических отношений стало возможным накапливать от поколения к поколению знания о разделении труда, об изготовлении и использовании орудий труда и охоты, рассматривая их как общинную собственность. Эти знания служили борьбе за родовое существование, и потребность в их непрерывном развитии стала одним из проявлений этнического родового бессознательного умозрения. С течением времени внутри родовых отношений отдельных этносов благодаря накоплению знаний и опыта складывались и закреплялись столь глубокие разделения труда и обязанностей, что произошло приручение животных, появление примитивного скотоводства. Так возникли новые расы с совершенно новыми взглядами на свои отношения с природой, способные к сложному и неразрывному взаимодействию родственных общин ради совместной защиты новых видов собственности, преобразованию взаимодействующих общин в этнические сообщества.
Первыми ступенями взаимодействия родовых общин, которое облегчало борьбу за существование, стали фратрии, союзы родов, происходящих от одного рода. Они имели общий язык, общее этническое самосознание, общие культы религиозного этнического мировосприятия, общие способы организации общинной власти и иерархии общинного взаимодействия. Это позволяло им естественным образом находить взаимопонимание и выстраивать более сложную, чем была родовая, межродовую общественную власть, организующую межродовые общественные отношения. Второй ступенью взаимодействия первобытных родовых общин стало объединение уже сложившихся этнических фратрий в устойчивые союзы фратрий, то есть в племена. Эта ступень объединения тоже оказывалась возможной только на основании культовых представлений и родовой памяти о существовании единого древнего прарода. Без бессознательных, наследственных представлений об общем этническом происхождении союзам фратрий не удавалось видоизменять родовую общинную власть в общественную власть племени, родовые культы в культуру племени, родовой язык в более сложный общий язык племени. При этом сами родовые отношения не отмирали, не исчезали. Отношения членов рода между собой оставались тесными, непосредственными, но они обогащались новым содержанием, новым видением окружающего мира, новыми традициями борьбы за существование, в которых их родовая борьба за существование становилась неотделимой от борьбы за существование этнического племени, подчинена ей.
Со временем укоренялись представления и мифы о существовании единого духа племени, единого тотема племени. А необходимость в новых совместных отношениях, которые бы объединяли и организовывали племя для борьбы за существование, позволяли выстраивать разделение обязанностей между родами, порождала традиции обрядов племени, его ритуалов. В особых обрядах закреплялись общие для всех родов возрастные и половые посвящения в наделяемые возрастными правами и обязанностями члены племени; становились традициями правила перехода членов одного рода в другой род и появления новых родов из старых родов уже внутри племени. Из противоречий взаимоотношений родов за сотни и тысячи лет складывались традиции принятия общих решений, проведения общего суда и осуждения на наказание провинившихся общей для всех родов племени общественной властью. Общественная власть племени существенно отличалась от общинной родовой власти. Общественное насилие племени становилось представительным, его осуществляли советы старейшин родов. Именно старейшины, самые опытные в выражении сущностных особенностей общинной власти наделялись представительным правом защищать и отражать интересы общин, согласовывать общинную власть всех родов племени при выработке общих решений, обязательных для всех членов племени. Так складывалась общественная власть родоплеменного общества, как представительная власть.
Родовые общинные отношения постепенно преобразовывались в подчинённую часть родоплеменных общественных отношений с их более сложной культурой взаимодействия. Однако родовые отношения не растворялись в родоплеменных отношениях, а продолжали развиваться внутри них и вместе с ними, в диалектическом противоборстве с ними; именно роды оставались основной ячейкой общественной организации племени. Общественная организация племени, то есть зарождение и углубление общественного характера родоплеменных отношений, возникала не сразу, а в результате естественного отбора, который удачно выражается понятием "социал-дарвинизм". Субъектами этого отбора были не отдельные особи, а родовые общины с их собственным общинным взаимодействием всех своих членов. Конечный итог длительного становления общественной организации племени представлял собой системную иерархию родовых общин, каждое из которых имело свои родовые обязанности, свою родовую специализацию в общем разделении труда племени. Такой вид разделения труда превращал каждую родовую общину в нерасторжимую часть племени, делал каждую родовую общину жизненно заинтересованной в едином родоплеменном общественном самосознании, в разрешении противоречий с другими родовыми обществами через компромиссы внутри единого, накапливаемого посредством опыта, не кодифицированного правового поля родоплеменных отношений. В процессе длительного отбора выживали лишь те особи, у которых помимо родового общинного бессознательного умозрения развивался, закреплялся в подсознании второй уровень общественного бессознательного умозрения, уже родоплеменного по своей сути.
У некоторых родоплеменных сообществ, которые вытеснялись в совершенно чуждую первобытному человеку среду обитания Севера, туда, где происходили сезонные фазовые переходы воды в лёд и обратно, выживание стало зависеть от знаний о природных явлениях, о сезонных закономерностях. Непрерывное накопление и переработка полезных знаний превратились в одно из главных условий их борьбы за существование. Напряжение мозговой деятельности вследствие потребности в углублении знаний об окружающем мире и преобразовании окружающего мира с помощью орудий труда вызвало изменения свойства мозговой деятельности, мутационное развитие разумного мышления. Мутации резко возросли после очередного, последнего наступления холода Ледникового периода. За время тысячелетий похолодания среди этих племён совершилось революционное появление разумного сознания жрецов, что стало первопричиной важнейшего мутационного разрыва у одного или нескольких северных племён с первобытным родовым шаманизмом и заменой его родоплеменным жречеством. Появление родоплеменного жречества, озабоченного напряжением разумного осмысления окружающего мира ради его изменения на благо племени, осуществило переворот в родоплеменных отношениях и дало огромные преимущества в борьбе за существование. Столь значительное событие скачкообразно изменило архетипы бессознательного умозрения и мировосприятие племен, в которых жречество вытеснило этнический родовой шаманизм, и выделило эти племена в новые расы, которые начали посредством усиливающегося значения сознания использовать не только охоту и рыболовство, но и осваивать кочевое скотоводство и простейшее земледелие. При этом простейшее земледелие оказалось возможным вследствие зарождения в суровых условиях существования особого опыта общественных производственных отношений, которые складывались на основе общей собственности на средства производства. Пережившие мутационное изменение мозговой деятельности северные племена благодаря скотоводству и простейшему земледелию быстро размножились, что создало предпосылки для первой волны мощной экспансии северных рас на юг. Даная экспансия и зародила представления о начале исторического бытия человечества.
Скотоводство позволило разорвать прежнюю зависимость существования и выживания человеческих родовых обществ от природных, естественных ресурсов жизнеобеспечения. Как следствие, стали рваться природные связи родовых отношений скотоводов со своей биологической пуповиной, со стайными отношениями человекообразных обезьян. На развитие родовых отношений внутри скотоводческого племенного сообщества, на их эволюцию стали влиять новые причины, которые способствовали усложнению этих отношений, привнесению в них нового содержания. Численность рас, которые освоили скотоводство, стала быстро возрастать. Плотность заселения ими пригодных к скотоводству степных и лесостепных земель тоже непрерывно увеличивалась. Это обстоятельство ужесточило борьбу за существование уже между племенами внутри рас скотоводов и начало определять цели этой борьбы и используемые средства, необходимые для её ведения.
Скотоводство указало на новые возможности увеличения ресурсов жизнеобеспечения. Вследствие накопления опыта по превращению диких пастбищных животных в скот и по использованию скота в своих целях, представления об орудиях труда скачкообразно расширились. Увеличивать производительность труда всего родоплеменного сообщества оказывалось возможным посредством особых, уже биологических орудий труда. Сначала научились приручать и приспосабливать для своих нужд тягловых, вьючных, а так же помогающих в охоте и охране животных. Затем появилось рабство пленных, использовать которых, как и орудия труда, как и прирученных животных, имела право вся община, труд которых принадлежал всей общине. Закреплять общественное рабовладение, развивать скотоводство и защищать скот от нападения хищных зверей сами собой родовые общины уже не могли. Родовые общины скотоводов вынуждены были искать способы углубления межродового взаимодействия внутри племени, превращать такое взаимодействие во всё более сложное разделение обязанностей между родами.
Именно кочевые племена завершили объединение первобытных родовых общин в системно устойчивые сообщества, в которых укоренилась единая родоплеменная общественная власть. Однако для кочевых племён родоплеменная общественная власть стала последним видом устойчивой власти. Хотя под давлением обстоятельств, вызванных нарастающей плотностью заселения пригодных для скотоводства земель и ужесточением борьбы за такие земли, появлялись воинственные союзы этнически родственных кочевых племён, направленные на борьбу с другими племенами, такие союзы были неустойчивыми, ситуационными. Членам родов одного кочевого, непрерывно перемещающегося к сезонным пастбищам племени было слишком сложно поддерживать личные и общественные отношения с членами родов другого племени. А потому союзам племён не удавалось создать единую общественную, опирающуюся на родовые общины власть, единые культы такой власти и тем самым осуществлять устойчивое разделение труда внутри своих союзов. Производительность скотоводческого труда достигла в кочевом племени своего предела, она теряла главное условие для дальнейшего роста, а именно продолжение развития разделения труда и его всё более разветвлённой специализации.
Кочевые племена существовали многие тысячелетия, вытесняя из мест, пригодных для скотоводства иные проявления, иные традиции объединения родовых общин, превращая их в эволюционные тупики развития, так как только племена при своей многочисленности в сравнении с доплеменными формами общинной самоорганизации могли успешно воевать за ресурсы жизнеобеспечения, в том числе и между собой. За тысячи лет самостоятельного развития у этнически родственных, но много перемещающихся кочевых племён появлялись и укоренялись определённые различия в языке, в произношении, в мифах о своём происхождении, в родоплеменной культуре. А это только усложняло отношения между ними, с течением времени лишь углубляло противоречия, делая невозможным, неосуществимым долгосрочное объединение племён и развитие единого межплеменного самосознания.
На целых континентах было всего несколько мест, где земледелие оказывалось более продуктивным, чем скотоводство. Жаркий климат с множеством солнечных дней и долины разливных рек позволяли в таких местах два-три раза в год выращивать растения, которые давали пригодное в пищу зерно и кормили прирученных животных без необходимости искать сезонные пастбища. В этих местах некоторые из кочевых племён оседали и направляли усилия на поиски способов развития зернового земледелия. Сначала осёдлое земледелие дополняло скотоводство, но постепенно оказывалось, что оно позволило получать с тех же участков земли существенно больше пищи, чем скотоводство. Преобразованию земледелия в основное занятие осёдлых племён способствовало то, что оно вызвало такой рост плотности заселения людей, который был немыслим при скотоводстве и неуклонно вытеснял скотоводство, преобразуя его в подсобное занятие.
Осёдлость и возникновение земледелия в нескольких долинах разливных рек разделили человеческие племена по главным целям родоплеменной общественной деятельности, на кочевых скотоводов и земледельцев. Это территориальное разделение, во-первых, вызвало потребность в товарообмене между, с одной стороны, племенами пастбищных скотоводов и, с другой стороны, племенами земледельцев, в расширении производства товаров для такого товарообмена и в рынке, на котором такой товарообмен мог происходить. А во-вторых, осёдлость земледельческих племён, высокая плотность заселения ими ограниченных для зернового производства приречных земель создала предпосылки для устойчивого взаимодействия между близкородственными соседними племенами на основаниях общих устремлений защититься, как от других земледельческих племён, так и от грабительских набегов кочевников скотоводов и тем самым заставить тех идти на товарообмен. Но обеспечить согласованность взаимодействия даже этнически близкородственных соседних земледельческих племён не получалось, пока не появился совершенно новый вид власти, использующий независимое от родоплеменной общественной власти насилие и способный подчинить своим целям традиционное стремление племён к тому, чтобы жить только обособленными интересами. Условия для появления такой власти вызрели с зарождением права родовой собственности на земельные владения племени.
Родоплеменные отношения породили разные уровни прав собственности. При родовом разделении обязанностей внутри племени кроме родовых прав на определённую собственность, которые были не отчуждаемы от рода, возникали интересы общественной собственности уже всего племени. У осёдлых племён главной общественной собственностью стала земля, которая обеспечивала возможность выращивания необходимых для выживания средств жизнеобеспечения. На своих собраниях родовые старейшины осёдлого племени передавали право родового правления и управления всей земельной собственностью жрецам, а так же избираемым вождям и их помощникам. То есть тем, кто мог заниматься непрерывной защитой этого права от посягательств соседей, управлением земельной собственностью в общих интересах племени, в том числе осуществляя суд и разбор противоречий, возникающих в связи с отношениями личной, родовой и племенной собственности. Специализация в этой области деятельности, накопление навыков и знаний об использовании общественной собственности племени, усложнение проблем управления общественными отношениями привели к тому, что разделение труда внутри племени эволюционно завершилось превращением родов вождей в наследственных родовых собственников наибольшей части земельных владений племени. Однако вожди оставались полностью подотчётными родоплеменной общественной власти, и земельная собственность племени передавалась им в родовую собственность лишь постольку, поскольку они оставались подотчётными общественной власти племени в лице её представителей, старейшин родов.
Родовое разделение обязанностей внутри племён земледельцев и подготовило условия для появления надплеменной власти. Ибо стремление каждого вождя укрепить права своего рода на неподотчётное управление земельной собственностью и делами племени постоянно вступало в противоречие с традициями общественной власти, ограничивалось ею. Диалектические противоречия между интересами родов вождей и общественной властью с течением времени обострялись, превращались в противоположности, которые разрешались скачкообразным переходом отношений между вождями и общественной властью племён в качественно новое состояние.
Власть вождей и их родов могла оказаться неподотчётной и в то же время устойчивой, если бы ей удалось вырваться из непосредственной зависимости от родоплеменной общественной власти, превратиться в особую власть, которая оказалась бы сильнее общественной власти, поднялась бы над нею. Этого нельзя было добиться, оставаясь внутри родоплеменных отношений. Но этого удалось бы добиться, договорившись с вождями нескольких родственных соседних племён о совместном отстаивании общих интересов, используя то обстоятельство, что у племен не получалось создать единую общественную власть, что общественная власть каждого племени испытывала непреодолимое недоверие к общественной власти соседних племён. Иначе говоря, вождям соседних осёдлых и этнически родственных племён можно было бы вырваться из непосредственной зависимости от родоплеменной общественной власти в единственном случае. Если бы они превращались в единый управляющий класс своих племён, совместно выступали против общественной власти каждого племени и укрепляли своё положение главных земельных собственников, используя и до известного предела поощряя противоречия между племенами.
Заинтересованность вождей соседних осёдлых племён с общей этнической культурой в появлении надплеменной власти и стала причиной возникновения государственной власти, которая с позиции насилия расширила представление каждого племени о своём жизненном земледельческом пространстве до качественно более сложного представления о жизненном земледельческом пространстве государства.
2. Народность
Надобщественная власть не имела оснований появиться там, где родоплеменная общественная власть была сильнее прав вождей. Она появлялась среди тех племён земледельцев, в которых произошло столь значительное разделение труда, что начали складываться родовые навыки выполнения разных общественных обязанностей, вызрели предпосылки для передачи ответственности за всю общественную собственность племени жрецам и наследственным вождям. Но надобщественная власть не могла утвердиться всерьёз и надолго, как верховное насилие, если противоречия между интересами родов вождей и родоплеменной общественной властью не достигали столь высокой степени противоборства, что для защиты своих интересов вожди вынуждались искать объединения с вождями других племён.
Этнически близкородственные соседние племена, развиваясь в условиях сложных взаимоотношений, созревали к появлению надобщественной власти приблизительно одновременно. Но возникновение устойчивой единой власти над ними происходило в чрезвычайных обстоятельствах, когда из всех вождей своими воинскими доблестями выделялся один, который героической деятельностью способствовал преодолению этих обстоятельств, после чего признавался особенным героем несколькими соседними племенами, достойным мифологизации и обожествления, как их общий царь. Такой герой смог обособляться от своего племени, и вокруг него и его рода волей или неволей объединялись другие вожди, заинтересованные в усилении своих возможностей для борьбы за укрепление родовых прав на надобщественную власть и общественную собственность в своём племени. Так из вождей и жрецов соседних племён складывалась господствующая знать, объединяемая схожими имущественными интересами, а надобщественная власть превращалась во власть государственную, олицетворяемую родом героя и городским поселением, в котором род героя её сосредотачивал. Род героя с помощью насилия получал права на верховное управление на всей территории соседних племён, но права отчуждённые от земельной собственности, в диалектической борьбе интересов согласуемые с правами знати на управление в землях отдельных племён. Каждый род знати при этом стремился добиться наиболее значительного влияния на государственную власть, из чего складывались противоречия между родами знати, с одной стороны, и родов знати с родом героя – с другой, что могло привести к свержению рода героя и замене его другим господствующим родом. Однако эти противоречия отражали борьбу и единство противоположностей, углубляя сплочённость знати при отстаивании общих имущественных интересов в отношениях с родоплеменной общественной властью каждого племени, а тем самым укрепляли государственную власть как таковую. Роды знати из своих вождей создавали влиятельные, представительные советы при царе, без укрепления которых государственная власть не могла развиваться и усиливаться.
Прежде, в течение тысячелетий господства родоплеменной общественной власти, кочевые племена создавали лишь временные, неустойчивые межплеменные союзы, которые легко распадались. Но осёдлые племена, оказавшиеся подвластными сговору родовой знати, которая из них выделилась, в случае, если межплеменная знать доказывала способность укреплять надплеменное государственное насилие, вынуждены были смиряться с этим насилием, а со сменой поколений преобразовывались в совершенно новую форму своего совместного бытия, которую определим понятием народность. Устойчивость государственной власти и народнических отношений обуславливалась тем, что в каждом из соседних осёдлых племён развивались такие хозяйственные отношения, при которых уже надобщественная власть существенно лучше отвечала коренным интересам большинства его членов в максимальной добыче и перераспределении ресурсов жизнеобеспечения. Ибо она позволила осуществлять более высокую организацию разделения труда и военных обязанностей в этих племенах, налаживать более выгодное углубление производительных и товарообменных отношений между ними.
Однако старые традиции родоплеменной общественной власти и родоплеменного эгоизма у объединяемых внешним насилием знати племён остаются чрезвычайно сильными на начальной ступени исторического становления нового государства. В их основе заложены биологические инстинкты стайной борьбы за существование, к которым родоплеменные отношения приспособились путём естественной эволюции, природным отбором и наследуемыми архетипами поведения; тогда как государство стало следствием насильственного выделения субъективных интересов родов вождей за пределы природных отношений родоплеменных обществ. Даже родственные племена вначале очень трудно удерживать в одной упряжке единой государственности без учёта традиций родоплеменной общественной власти, этнической по своей природе.
Большая зависимость устойчивости государственной власти от родоплеменной общественной власти делала её на начальной ступени развития общественно-государственной властью, что предопределяло размеры территории, традиции управления и духовный строй молодого государства. Государство в раннюю историческую эпоху поневоле отражало родоплеменные общественные отношения, в том числе и потому, что на них поневоле опиралась знать в борьбе за свои родовые интересы внутри господствующего слоя имущественных собственников. Однако для достижения устойчивости государственной власти, которая выделилась из родоплеменных отношений и зависела от них, господствующий слой знати вырабатывал способы подчинить родоплеменные отношения государственным отношениям, и в этой задаче наибольшую роль начинали играть жрецы. Значение, которого добивались жрецы во влиянии на отношения между знатью и родоплеменной общественной властью племён, определяло уровень сложности государственных отношений, – чем выше оказывалась роль жрецов, тем более выраженными были государственные отношения, тем сильнее они воздействовали на развитие межплеменных хозяйственных и новых, социальных связей, постепенно объединяющих представителей разных племён в межплеменное сообщество. Кроме государственных отношений, с появлением государственной власти начинали складываться и политические отношения между самими племенами. Политические отношения несли в себе опасность для знати тем, что они налаживали взаимодействие между общественной властью государствообразующих племён, и чтобы ослабить это взаимодействие, надо было развивать и совершенствовать жреческие знания и способы долгосрочного воздействия на поведение большинства родов племён на основе родоплеменных культов и религиозных традиций. В этой сложной диалектической борьбе государственной власти с родоплеменной общественной властью и развивалась направляемая жречеством духовность и культура образуемой государством народности.
Самосознание народности изначально неустойчиво, хаотично, что вызвано диалектическим противоборством старых, за тысячелетия глубоко укоренившихся в личном и общественном поведении традиций родоплеменной общественной власти, власти местнического эгоизма, с постепенно укрепляющимися традициями общественно-государственной надплеменной власти. Поэтому самосознание народности не может быть основательной подпоркой государства. Государственная власть удерживает племена в состоянии народнических отношений только авторитетом надплеменного насилия, и вооружённое насилие в конечном счёте остаётся решающим средством убеждения в непрерывном противоборстве с традициями родоплеменной общественной власти, главным, естественным источником права. Всякое молодое государство возникает и вначале держится только за счёт энергичного и решительного вооружённого насилия опирающейся на знать столичной царской власти, за счёт её способности организованно устрашать таким насилием податные племена и разнообразных соседей. Поэтому первыми мифологизируемыми героями всякого государства, создателями его первых учреждений управления являются воинственные вожди, цари, которые с оружием в руках решительно, не считаясь с проливаемой ими кровью, навязывали свою родовую наследственную надплеменную власть, как своим племенам, так и соседям. Культ их героических заслуг перед государством становился первым культом молодого государства, надолго определяя бесспорное главенствующее положение военных дружин, а позже военного прасословия в составе государственной власти и в государственной культуре.
Появившись с зарождением этнического государства, народность в существовании своём полностью зависит от его способности применять государственное насилие. Объединённая и объединяемая в большой мере готовностью и способностью знати использовать в своих целях вооружённую силу, она продолжает признавать лишь авторитет надплеменного вооружённого насилия, так как сохраняет в своём духовном и культурном мировоззрении значительные пережитки языческих традиций родоплеменной общественной организации, когда межплеменные трения решались главным образом силовыми средствами. А потому её целостность чрезвычайно зависит от вооружённой силы государственной власти, от её присутствия на всей подвластной территории. Народность есть неустойчивое этническое общество, создаваемое государственной властью из чрезвычайно устойчивых родоплеменных обществ, и оформляющийся народнический характер этого общества испытывает значительное влияние исторических взлётов и падений государственной власти, изменения форм государственного устройства. На основаниях особенностей судьбы государства складывается культурная, духовная, мировоззренческая самобытность народности и её судьба.
Народность является главным продуктом государственного насилия. И государственная власть стремится любой ценой сохранить этот продукт, найти новые средства своего насилия над родоплеменными традициями общественных отношений, превратить новые средства и способы осуществления насилия в новые виды власти, разветвить эти виды власти для их взаимной подмены, усложнить власть и, наконец, преобразовать её в систему государственной власти. Историческое движение к возникновению системы государственной власти есть всегда следствие мучительного для создавших государство вождей военных дружин признания необходимости разветвлять государственную власть ради её устойчивости, создавать чиновничье управление, что только и позволяет им и их родовым потомкам сохранить своё положение во власти. Ибо разные ветви власти переживают кризисы способности применять действенное насилие над традициями родоплеменной власти не одновременно, а это даёт возможность уменьшить зависимость жизнеспособности государства от кризисов того или иного вида власти временной передачей полноты ответственности другим её видам.
Рано или поздно, но вооружённые роды знати, которые управляют молодым государством, начинают осознавать, что особо важная роль в поддержании устойчивости государственной власти принадлежит духовному культовому насилию. Собственно система государственной власти возникает с появлением государственного религиозно-идеологического насилия и выделением рационально действующего жречества или священства, которое развивает и применяет это насилие, в особое, первое прасословие господствующего класса.
На заре развития первых государств идеологическое насилие выбиралось из архетипических мифов родоплеменных общественных отношений, которые перерабатывались жречеством в мифы по приданию священного значения государственной власти и господствующему классу, чтобы поднять, поставить их над родоплеменной общественной властью. Архетипические мифы родоплеменных общественных отношений превращались в государствообразующие мифы, отрицающие родоплеменную общественную власть, что углубляло противоречие между общественной и государственной властью, в том числе между общественной властью и обслуживающим господствующий класс жречеством.
3. Главные причины развития государственной власти
Родоплеменные отношения были внутренне не антагонистическими, общественная власть всегда подчиняла себе любые личные и родовые интересы внутри родоплеменного общества. Поэтому развитие родоплеменных отношений вызывалось в первую очередь естественными, природными причинами: непрерывной борьбой племени за территорию, за средства жизнеобеспечения с всевозможными соперниками: животными и другими племенами. Выделение знати нескольких близкородственных племён в господствующий класс, создающий надобщественную власть, то есть появление государственной власти вследствие победы родов вождей и их дружин над родоплеменной общественной властью породило антагонистические отношения между знатью и общественной властью племён. Непримиримое содержание этих отношений должно было либо привести к разрыву между знатью и племенами, либо вызвать поиск знатью способов и средств усиления надплеменного насилия. И чем глубже становились противоречия между знатью и общественной властью, тем сильнее и разнообразнее должно было проявляться надплеменное насилие, чтобы не дать этим противоречиям уничтожить надобщественную власть. Таким образом, непримиримость противоречий между знатью и племенами, из которых она выделилась, стала первопричиной развития государственной власти.
Основной проблемой государственной власти была проблема взаимоотношений господствующего класса с родоплеменной общественной властью, его непримиримая борьба с родоплеменной общественной властью при вынужденной опоре на эту власть. Ибо общественная власть признавала только своих вождей, только своих аристократов в господствующем классе знати и признавала постольку, поскольку через них могла защищать свои интересы, влиять на принятие жизненно важных для себя решений государственной власти. И каждый род знати был таковым постольку, поскольку оставался связанным с общественной властью племени, из которого выделился, на которое мог опереться в борьбе за наилучшее положение уже внутри господствующего класса.
Общественная власть каждого племени примирялась с возникновением государственной власти при том условии, что государственная власть воспринимала главные мотивы религиозной и морально-правовой языческой культуры, традиционных ритуалов возрастных, половых и закрепляющих разделение труда инициаций государствообразующих соседних племён, и на их основе выстраивала отношения с племенами. Но эти традиции и ритуалы хранили память о самостоятельном бытии племён, о господстве родоплеменной общественной власти. По указанным причинам в мировой истории всякое образующееся само собой государство, всякая народность были изначально конкретно этническими и продолжительное время оставались таковыми. И противоречия между знатью и родоплеменной общественной властью развивались внутри этнических отношений.
Господствующий класс для придания устойчивости государственной власти и родовым правам собственности составляющей его знати должен был стремиться ослабить родоплеменные общественные отношения, превратить их в государственные отношения. Для достижения такой цели он изыскивал всевозможные способы разнообразия насилия. Но получалось так, что эти способы складывались, развивались только на основаниях традиций родоплеменных общественных отношений, внутри этих отношений, среди мифологических архетипов этих отношений. А поскольку государственная власть должна была бороться за своё выживание ещё и с внешним, окружающим её миром других государств и враждебных племён, постольку она принуждалась искать поддержки родоплеменной общественной власти в этой борьбе, что ограничивало её возможности ослаблять родоплеменные общественные отношения. Поэтому борьба с окружающим миром превращалась во вторую причину развития государственной власти, непосредственно обусловленную первой, то есть борьбой знати и родоплеменной общественно власти.
Постепенно растущее значение для развития государственной власти приобретало и сущностное различие в представлениях рода царя и родов знати на пределы, до которых необходимо стремиться ослабить родоплеменную общественную власть. Родовая знать была всё же заинтересована в сохранении определённого, но строго подчинённого ей значения родоплеменной общественной власти. Ибо каждый род знати ради удержания своего положения, для борьбы с другими родами знати, с родом царя внутри государственной власти за наибольшее влияние на неё опирался на свои связи с родоплеменными отношениями, подчёркивая, что выступает представителем племени в государственной власти. Тогда как отчуждаемый от конкретных родоплеменных связей род царя, служащие ему единственной опорой силовые и управленческие учреждения вследствие борьбы с родовой знатью за наибольшую самостоятельность в вопросах управления приходили к представлениям о необходимости полного ослабления, а лучше уничтожения родоплеменной общественной власти как таковой.
Однако в молодом государстве главным движущим противоречием являлось именно ожесточающееся противоборство общественной власти государствообразующих племён с наступающим на её имущественные права господствующим классом родовой знати и рода царя. В таких обстоятельствах преобразуемая в мифы память о прежних родоплеменных общественных отношениях стала источником представлений о "золотом веке" духовного единства и взаимодействия всех членов родоплеменного общества, которое осталось в догосударственном прошлом. В мифах о прошлом “золотой век” первобытнообщинного строя представлялся разрушенным с возникновением государства и господствующего класса знатных земельных собственников, что придавало этим мифам вполне определённую смысловую окраску отрицания частной собственности и государственного насилия, имеющую огромное значение для последующего развития общественно-политических идеологий.
Хотя становление государства было вызвано выделением из осёдлых родоплеменных отношений надплеменного господствующего класса знати, который начал осуществлять направленное против традиций родоплеменных общественных отношений насилие, рождающееся антагонистическое противоборство знати и родоплеменной общественной власти не было классовой борьбой! Ибо хозяйственного и политического единства разных осёдлых племён, способного стать основанием для формирования классового самосознания разных слоёв членов этих племён, никакой религиозной мифологии, которая обосновала бы необходимость в классовом самосознании таких слоёв, не было, и быть не могло. Традиции родоплеменных отношений и религиозного умозрения были чужды представлениям о непримиримости противоречий между разными слоями членов внутри племени. Господствующему классу знати антагонистически противостояло всё родоплеменное общество, но каждого племени по отдельности, и в этом была причина того, что, раз возникнув, господствующий класс, государственная власть только закрепляли подчинённое положение племён, из которых они выделились. И закрепляли до тех пор, пока между родоплеменными обществами не возникали экономические и политические социальные отношения, ослабляющие значение родоплеменных отношений.
В течение веков диалектическая борьба единства и противоположностей, а именно борьба молодых традиций государственной власти и обосновываемых языческой религией местных земляческих традиций общественной власти, которые имели глубокие корни во всём строе жизни подавляющего большинства податного населения государства, является самой главной движущей причиной становления традиций государственного насилия и государственной власти. На первом этапе исторического развития любого государства, едва только государственная власть слабела в возможностях и воле использовать вооружённое и религиозное насилие, так сразу же местная общественно-земляческая власть отказывалась признавать навязанные ей широкие права государственной власти в управлении оброчными податями, тем самым, подрывая материальные средства поддерживать единство государства как такового.
Главным союзником государственной власти становилось зарождающееся языческое духовное и культурное социальное самосознание государствообразующей этнической народности. Это самосознание со сменой поколений обрастало собственными традициями, собственной мифологией, развиваясь, укрепляясь вследствие как диалектического противоборства господствующего класса знати государства с традициями общественно-земляческой власти, так и борьбы государства с окружающим его миром. Древнерусские летописи, к примеру, отразили рост самосознания русской народности как следствие именно этих причин.
Благодаря становлению государственной религии и государственных традиций культовых мероприятий, родоплеменная общественная власть переживала определённые изменения в соответствии с субъективным влиянием государственной власти. Она подлаживалась под определённые социальные политические отношения как между объединяемыми в государство племенами, так и с окружающим государство миром, в противоречивую борьбу с которым вовлекалась государственная власть волей складывающихся обстоятельств. Этим изменениям способствовало и системное усложнение самой государственной власти, которая превращалась в источник разных способов насилия, в том числе использующих культовые традиции родоплеменной общественной власти. Как раз за счёт изменений родоплеменной общественной власти в условиях приспособления к государственному насилию происходило развитие самосознания народности.
Накопление политических отношений между объединёнными государственной властью родоплеменными обществами вырабатывало у них народнический дух определённого взаимодействия в борьбе с частными и родовыми интересами знати. При благоприятных обстоятельствах сильные традициями общественного самоуправления родственные племена могли объединиться духом народности для борьбы со знатью и потеснить её во влиянии на государственную власть. Поэтому развитие государств приводило к разным соотношениям влияния знати и общественной власти на государственную власть: от деспотического, кастового господства жречества и знати в древневосточных цивилизациях до народнической по духу, полисной демократии в Древней Греции.
4. Государство родовой знати и общественное государство
Противоборство между господствующим классом родовой знати и ещё сохраняющей большое влияние родоплеменной общественной властью оказалось главной внутренней причиной развития изначальной государственной власти как общественно-государственной власти. Будучи меньшинством, удержать власть над подавляющим большинством членов племён роды знати были в состоянии только за счёт высокой организованности и упорядоченности взаимоотношений в своих рядах, при обосновании своего права на власть посредством жрецов и использования религиозных верований. Если родовой знати удавалось удержать и укрепить государственную власть в своих интересах, возникали дворцовые государства, на основе которых развивались первые государственные культуры и цивилизации.
Дворцовые государства переживали становление постольку, поскольку знать приучалась подчинять своё поведение строгим ритуалам, преобразующим её в сплочённый и готовый к совместному действию господствующий класс. А разработка ритуалов основывалась на мистификации рода царя-жреца, на его обожествлении в глазах родоплеменных общин тем, что во дворце размещались святилища основным языческим богам племён, проводились соответствующие этим богам праздники и жертвоприношения. Жрецы в таких обстоятельствах определяли государственные отношения между знатью и родоплеменными земледельческими общинами. Они же налаживали правление хозяйственной и духовной жизнью государств, облагали земледельческие родоплеменные общины как натуральными, так и трудовыми повинностями в пользу дворца и дворцовых святилищ. Под их руководством во дворце складировались излишки урожаев и другие подати, которые использовались не только для нужд знати и развития ремесла, но и для оказания помощи общинам в неурожайные годы или при всевозможных бедствиях. А чтобы иметь ясные сведения о хозяйственной жизни, жрецами разрабатывались письменность, меры веса, создавались службы писцов, занятых подсчётом и записями на глиняных табличках доходов и расходов власти. Иначе говоря, жрецы превращались в правящие касты, которые разрабатывали способы долгосрочного, стратегического государственного правления и управления, превращали их в опыт и в особые знания, в цивилизационную социальную культуру.
В условиях сохраняющих своё естественное влияние традиций родоплеменной общественной власти значение дворца, как святилища богов и хранилища запасов на случай бедствий, укрепляло дворцовую государственную власть основательнее, нежели вооружённое насилие не имеющей достаточного опыта устойчивой самоорганизации знати. Поэтому в первых государствах родовая знать волей или неволей подчинилась руководству жрецов.
С течением времени между соседними дворцовыми государствами в долинах рек выделялись сильные, то есть те, которые нашли способы добиться наилучшей упорядоченности поведения господствующей знати и действенного управления родоплеменными общинами, и они повели военное наступление на соседние дворцовые государства. Побеждённые государства уничтожались, их знать частично вовлекалась в господствующий класс победителей, а земледельческие родоплеменные общины включались в состав податного, подчинённого населения, что ещё более усиливало победившие государства перед лицом соседей, подталкивало их к дальнейшему осуществлению захватнических действий. В долинах крупных паводковых рек южной части азиатского континента и многоводного Нила в Северной Африке, где при обилии жарких солнечных дней быстро развивалось осёдлое земледелие и зарождались самые первые государства, а так же на европейском острове Крит в Эгейском море, вследствие завоеваний сильными дворцовыми государствами слабых появились крупные дворцовые державы.
Государственная власть дворцовых держав за короткий исторический срок развилась в опирающуюся на многочисленное чиновничество деспотию каст жречества и родовой знати и создала первые земледельческие цивилизации. Цивилизации эти распространяли своё влияние только в окрестностях нескольких крупных рек двух континентов, а критская островная цивилизация – в Эгейском море. Дворцовые державы не сталкивались одна с другой: каждая из них была очагом цивилизации, ограниченным пространными природными препятствиями: пустынями и степями, горами и девственными лесами, болотами и морями, – и их главными противниками были лишь племена воинственных кочевников. Поэтому основные движущие развитием государственной власти противоречия полностью определялись внутренними отношениями жреческих каст и дворцовой знати, с одной стороны, и родоплеменной общественной власти – с другой.
Дворцовые державы объединяли под своей властью много осёдлых племён на протяжённых земельных пространствах. А каждое осёдлое племя соприкасалось только с соседними осёдлыми племенами, сохраняло привязанность к местным языческим культам и богам, к местным святилищам и празднествам, знало лишь местную жреческую и чиновничью власть. Согласованно выступить против господства жрецов и знати земледельческие общины всех осёдлых племён были не в состоянии, и никакого политического взаимодействия между деревенскими общинами не возникало в силу отсутствия в этом пользы для образа общинной жизни. Устойчивость государственной власти в таких условиях полностью определялась единством господствующего класса, выступающего источником насильственного права, – и в первую очередь права на совокупную земельную собственность, – а потому все кризисы государства отражали кризисы внутри господствующего класса. Только при кризисах внутри господствующего класса, кризисах его способности осуществлять насильственное управление обострялись противоречия между родоплеменными общинами и родовой знатью. Это влияло на мероприятия по совершенствованию государственной власти, по восстановлению единства знати на новых основаниях, позволяющих выходить из кризиса государства. Имея преимущество в организованности и в возможности использовать насилие избирательно, то в одной части страны, то в другой, знать дворцовых держав приобретала исторический опыт осознания своей заинтересованности в разобщённости подвластных земледельческих общин. А поддерживать разобщённость общин надо было посредством сохранения в общинах определённых традиций родоплеменных общинно-общественных отношений, родоплеменного разделения труда и местных языческих культов, делающих общины самодостаточными, склонными придерживаться замкнутого и местнического образа существования. Поэтому в дворцовых державах наступление знати на традиции родоплеменных общественных отношений с течением времени слабело и прекращалось. Это отражалось в религиозном мировоззрении, на существе хозяйственных и государственных отношений, которые закреплялись религиозными культами, приобретающими застойный вид.
Общинное земледелие не нуждалось в рабском труде, и рабство в дворцовых державах было ограниченным и только государственным, использовалось при строительстве и обслуживании крупных культовых, дворцовых сооружений, дорог, поливных каналов, дворцовых нужд. Рабов привлекали и в огромный чиновничий аппарат управления, в дворцовые ремесленные учреждения. Поскольку объём земледельческого производства зависел от размера обрабатываемых и орошаемых земель, постольку государственная власть дворцовых держав сама бралась за создание ирригационных сооружений, которые являлись высшим достижением в развитии производительных сил земледельческих цивилизаций. После создания крупных поливных сооружений, хозяйственное и государственное развитие достигало предела, кастовые отношения становились устойчивыми, и наступали эпохи многовекового цивилизованного застоя.
Так как в дворцовых державах земледелие основывалось на общинном разделении труда, а общины хранили традиции родоплеменных отношений и родоплеменной общественной власти, в земледельческих цивилизациях естественным отбором поддерживалось первобытное архетипическое бессознательное умозрение каждого члена общины, как господствующее. И то обстоятельство, что общинные производственные отношения были главным условием земледельческого производства, придавало жизнеспособность дворцовым цивилизациям в течение многих сотен и тысяч лет. Хозяйственные и государственные отношения первых земледельческих держав из-за влияния на них родоплеменных общинных отношений были чужды торговым и ростовщическим интересам, не позволяли им превращаться в самодовлеющие и господствующие. Торговля и ростовщичество оставались чуждыми общинам земледельческих держав, не оказывали на них значительного, разлагающего общинные отношения влияния даже тогда, когда возникла необходимость в межгосударственном товарном обмене. Гибли же эти цивилизации вследствие внешних причин, когда подвергались завоеваниям. Однако и после захвата завоевателями они сохраняли возможность возродиться на основании пробуждения первобытного этнического самосознания земледельческих общин. Примеры из истории Индии, Персии, Китая, стран, которые просуществовали с древности до нашего времени, тому наглядное подтверждение.
Поливное земледелие в первых земледельческих государствах, в условиях солнечного, благодатного климата позволяющее выращивать несколько урожаев в год, давало столько зерна, что его излишки обеспечили возникновение и развитие профессионального ремесла, обслуживающего государственную власть, царя и родовую знать. Благодаря излишкам урожая в древних дворцовых державах развились бронзовые орудия труда и войны, бронзовые, золотые и серебряные украшения, каменное строительство, древесное кораблестроение.
Совершенно иные государственные отношения развились в полисах Древней Греции.
Общественная власть древнегреческих племён смогла в полисных государствах политически объединиться, стать самостоятельной силой и одержать победу над властью родовой знати! Это заложило основания для становления европейских цивилизаций, как существенным образом отличающихся от цивилизаций других континентов.
Предпосылки для особого пути развития древнегреческих городов-государств были заключены в природе и климате юга Балканского полуострова и сложились в дворцовых государствах ахейцев во II тысячелетии до н.э. Юг Балканского полуострова расчленялся разветвлёнными горными хребтами на отдельные межгорные низины с вполне пригодными для осёдлого земледелия и скотоводства речными долинами, однако не настолько плодородными, как те, в которых зародились первые цивилизации. К тому же межгорные долины было сложно обрабатывать без бронзовых орудий труда, которые производились только в земледельческих цивилизациях. Греческие ахейские племёна кочевых скотоводов пришли в долины юга Балкан с севера Европы тогда, когда земледельческие дворцовые державы Передней Азии, Египта и островного Крита стали нуждаться в привозном сырье, создали морские суда и начали налаживать средиземноморскую торговлю. За ценное сырьё юга Балкан морские торговцы готовы были расплачиваться с местными туземцами тем, что больше всего ценилось в те времена, особенно среди вождей племён, а именно бронзовыми орудиями труда и войны. Благодаря получаемым посредством морского товарного обмена бронзовым изделиям ахейские племена смогли наладить обработку земли долин юга Балканского полуострова и осесть в долинах, а их вожди заразились представлениями о государственной власти.
Из нескольких близкородственных племён в некоторых долинах Балканского полуострова стали рождаться местные, первые европейские дворцовые государства, в общих чертах похожие на все изначальные дворцовые государства древнего мира. Однако труднопроходимые горные хребты не позволили даже самому могущественному дворцовому государству в Микенах захватить и поглотить другие ахейские государства и предстать дворцовой державой в этой юго-восточной оконечности Европы. Каждое дворцовое государство ахейцев сохранило свою независимость, но ценой предельной военной организации власти, больших военных расходов, в том числе на строительство сложных крепостных сооружений из горных камней. Военные расходы в условиях малопродуктивного земледелия и обусловленной этим необходимости поддерживать пастбищное горное скотоводство, дополнять питание охотой удавалось покрывать грабежами, военными походами за всевозможной добычей, особенное в трудные неурожайные годы. А для облегчения тяжёлых повинностей, которые возлагались на земледельческие общины, понадобилось использовать дешёвый труд пленных рабов. Необходимость платить государственной власти царя и родовой знати очень высокие подати в конечном итоге привела к замене родовой собственности на землю и другие виды имущества более производительной моногамной семейной собственностью на участки обрабатываемой с помощью бронзовых орудий труда земли, но при этом верховное право собственности на землю оставалось за всей общиной, именно община осуществляла распределение семейных участков. Так закладывались основы европейских представлений о личной или частной собственности земледельцев в пределах общественных интересов.
Военный гнёт в дворцовых государствах ахейцев дополнял гнёт чиновничий, что до предела обостряло противоречия между родоплеменной общественной властью и знатью, сплачивало общины для противодействия военному произволу знати, углубляло и усложняло родоплеменные отношения внутри государственных отношений. Постепенно накапливались противоречия и иного рода. Из дальних военных походов знать и дружины возвращались с невольниками, с рабами, главным образом женщинами и детьми, в том числе и принадлежавшими к другим расам. Молодых рабынь превращали в наложниц, от них рождались дети, вырастающие подданными государства. Всевозможные смешения крови изменяли наследственность как знати, так и части подданных, и через поколения ублюдизация разрушала родоплеменное архетипическое бессознательное умозрение, на основании которого выстраивалось естественное распределение обязанностей, подрывала наследственные основания для ощущения этнического, расового единства и взаимозависимости знати и общин. К тому же из общин на нужды дворца забирались самые способные ремесленники; из-за постоянной работы во дворце они отчуждались от родоплеменных отношений, вовлекались в процесс дворцовой ублюдизации. Следствием подобных действий господствующего класса становился совокупный и относительный рост численности тех, кто был равнодушен к памяти и традициям родоплеменных предков, к кровнородственному содержанию общественных и государственных отношений и к самим таким отношениям. Распад бессознательных архетипических связей вызывал ослабление инстинктов родовой борьбы за существование, лежащих в основаниях жизненной силы людей, только и побуждающей к самоотверженной борьбе за будущее детей и внуков. Теряя этнические и расовые корни, ахейцы, и в первую очередь знать, теряли бессознательный, природный смысл своего общественного взаимодействия, а их государственная власть всё больше и шире полагалась на военное насилие, направленное на защиту интересов только знати.
Острота противоречий родоплеменной общественной власти с дворцовой знатью отчуждала этнические общины от дворцовых государств, укореняла недоверие к культам этих государств, к жреческим кастам, с течением времени создавала соответствующую подобным настроениям духовную традицию у ахейских родоплеменных общин. Глубокое отчуждение общин от знати, расшатав дворцовые государства ахейцев изнутри, ослабило их возможности противостоять натиску варварских племён, который обозначился в XIII веке до н.э. Даже самым могущественным дворцовым державам древнего мира не всегда удавалось пережить волны нашествий воинственных варваров. Не пережили нашествия северных дорийских племён и ахейские дворцовые государства. Дорийцы либо разрушили и уничтожили ахейские дворцовые государства, либо ускорили их гибель, как было, к примеру, в Аттике, куда новые завоеватели южных Балкан не вторгались. Выжившие ахейские земледельческие общины были вытеснены в восточную часть Балкан и на восточное побережье Малой Азии.
Потеряв поддержку родоплеменных общественных отношений, дворцовые государства ахейцев уже не смогли возродиться ни в каком виде. Чуждые общинным родоплеменным отношениям дворцовые ремесленники и чиновники погибли, вымерли или бежали в другие государства, вследствие чего произошло исчезновение высокой дворцовой ремесленной, управленческой и строительной культуры. Эпоха дворцовых государств ахейской Греции стала достоянием истории. Испытывая к оставшейся дворцовой знати и жреческим кастам глубокое недоверие, ахейские общины вернулись к первобытному существованию.
По прошествии трёх веков природной, негосударственной борьбы за выживание, в среде переживших нашествие дорийских варваров ахейских общин произошло эволюционное очищение от последствий ублюдизации и восстановление господства традиций родоплеменной общественной власти, что сблизило их с дорийскими племенами по образу существования и по мировосприятию. Дорийцы, как и ахейцы, принадлежали к воинственным греческим племенам. Ахейцы в прошлом уже имели опыт государственных отношений, который отразился на их восстановленных традициях родоплеменных отношений, на способности использовать ряд орудий труда и войны, и завоеватели дорийцы вследствие языкового и культурного этнического родства с ними испытали плодотворное воздействие этого опыта.
Естественным отбором возродив кровнородственную чистоту родоплеменных отношений, ахейцы, ставшие ионийцами и этолийцами в новой, гомеровской Греции, вернули себе родовую жизненную силу, необходимую для продолжения природной, эволюционной борьбы за существование. От прошлого опыта государственных отношений у них сохранились представления о семейной собственности в пределах общинной собственности, о политических взаимоотношениях общин соседних родоплеменных обществ, что отражалось на содержании общинного землепользования и самоуправления. Поэтому новое выделение родовой знати, по-гречески аристократии, и объединение знати соседних племён для воссоздания государственной власти ради налаживания более продуктивного землепользования, увеличения производства средств жизнеобеспечения происходило иначе, чем в эпоху возникновения дворцовых государств.
Права семейной собственности, как способствующие наиболее производительному землепользованию в условиях природы и климата юга Балкан, пережили упадок и гибель дворцовых государств. Они укоренились в обычаях обновлённых родоплеменных отношений, получили некодифицированное самостоятельное значение в пределах господства прав родоплеменной общины на всю собственность, необходимую для её выживания, ибо всё же только община, опираясь на традиции племенных отношений, могла защищать семейную и общественную собственность своих членов от чужих общин и иных врагов. В таких обстоятельствах положение аристократической знати в родоплеменных отношениях стало определяться размерами её семейно-родовой собственности, семейно-родового богатства. Знатным и влиятельным оказывался тот, кто являлся богатым, способным приобрети дорогое бронзовое оружие и иметь досуг для занятий военными упражнениями.
Богатая знать могла давать часть своей собственности взаймы нуждающимся бедным семьям сородичей, в том числе в рост, с условием возврата займа и процентов по нему полученным урожаем. В случае засухи, природных бедствий или иных причин, расплатиться урожаем сделавшая у знати займ семья не могла, она вынуждалась в счёт долга отдавать свой надел земли заимодавцу и идти к нему в кабалу. Традиционная родоплеменная общественная власть выступала против роста имущественного неравенства и закабаления одних членов племени другими, тем самым она оказывалась главным препятствием для знати в её стремлениях увеличить свою собственность за счёт собственности и безвозмездного труда семей сородичей. Опасения за свою собственность заставляли аристократию соседних племён объединяться и совместно создавать средства надплеменного насилия, то есть государственную власть.
Новая государственная власть начала складываться в гомеровский (предполисный) период истории Древней Греции и сосредотачивалась в укреплённом протогородском поселении, куда знать переносила основное своё движимое имущество, где строились её основные дома, склады и хозяйственные постройки. Однако такая государственная власть не возрождала дворцовые государства, потому что аристократия не могла и не имела заинтересованности возродить общинные подати, для сбора которых необходимы были преданные знати военные дружины и множество чиновников. Знати были выгоднее сложившиеся в племенах семейные отношения собственности. Не устраивали её только традиции родоплеменной общественной власти, объединяющие общины для противодействия эгоистическим способам и средствам обогащения и закабаления аристократами бедных сородичей. Для ослабления значения родоплеменной общественной власти аристократия помимо учреждения государственных богов и празднеств вовлекала семейных собственников в поднадзорные государственной власти обсуждения противоречий, которые устраивались на городских собраниях членов государствообразующих племён.
В последующие столетия улучшение способов земледелия и орудий труда привело к появлению излишков сельскохозяйственного производства, которые превращались в товар для обмена на другие товары. В городских поселениях налаживался рыночный товарный обмен, для облегчения которого возникла необходимость в торговцах и в деньгах. Быстрый рост богатств у защитившей себя государственной властью и городскими стенами земельной аристократии, а так же у торговцев и ростовщиков, превратил их в олигархов, которые вызывали недовольство и раздражение у бедных и закабалённых членов родоплеменных общин, у потерявших свои земельные наделы членов родоплеменных отношений. Обычаи обсуждать отношения, связанные с распределениями семейной собственности на земельные наделы, делала общины восприимчивыми к обсуждению этих вопросов с другими общинами и к политическому взаимодействию с ними. Поэтому новые государства на определённой ступени развития стали сотрясаться смутами всех общин, которые вынуждали знать, из опасений потерять свои богатства, отказываться от долговой кабалы. Чтобы бороться со смутами, аристократия воспользовалась своим традиционным правом толковать и вводить новые родоплеменные законы и начала изобретать законы, уничтожающие родоплеменные отношения передачей ключевых полномочий собраний отдельных общин городским собраниям демоса, то есть собраниям полноправных членов всех общин. Расчёт строился на том, что договориться на городском собрании членам общин будет гораздо сложнее, чем внутри общин. Одним из способов действенной борьбы с родоплеменной общественной властью стало законодательное введение понятия гражданства города-государства, как заменяющего не обозначенного в законах понятия члена родоплеменных общин. Однако вопреки интересам знати, способность к политическому самоуправлению демоса, его роль и значение стали со сменой поколений возрастать, особенно там, где быстро развивалось городское хозяйство, появлялись значительные прослойки ремесленников и обслуживающих местное производство мелких и средних торговцев. Ибо в среде ремесленников и торговцев быстро ослабевало значение традиций родоплеменных отношений, традиций разделения обязанностей между родами и налаживалось социальное и политическое взаимодействие, как наилучшим образом позволяющее защищать их семейные имущественные интересы перед лицом олигархов.
Семейная собственность создавала предпосылки для того, чтобы ремесленники занимались ремеслом внутри общин, как семейным делом, нацеленным на получение семейного дохода. Не теряя прав члена общин, они могли при желании сдать или продать свой надел земли, перебраться в город и там превращать ремесло в собственническое занятие на основе товарно-денежных отношений. Сохранять важные права члена родоплеменных отношений, которые позволяли получить право гражданства, переселяющиеся в город ремесленники могли только поддерживая постоянную связь со своими общинами, то есть в небольших государствах, и они были заинтересованы именно в таких государствах. Но и другие представители родоплеменных отношений могли действенно защищать свои семейные интересы в противоборстве с земельной аристократией, ростовщиками и торговцами только тогда, когда были в состоянии развивать социальные политические отношения с членами общин одного или нескольких соседних племён. Это обстоятельство и природные условия юга Балкан, восточного побережья Малой Азии и островов Эгейского моря способствовали становлению, развитию в Древней Греции именно небольших городов-государств, в которых демос мог налаживать межплеменное общественное представительное самоуправление с целью превращения традиций родоплеменной общественной власти в традицию межплеменной полисной общественной власти. По мере накопления опыта становления и осуществления полисной общественной власти демос отбирал у знати главные средства влияния на государственную власть, сокращал необщественные чиновничество и военизированные полицейские отряды, в первую очередь наёмные отряды, и учреждал демократию, как общественное социально-политическое, представительное самоуправление города-государства.
Опираясь на традиции непосредственной связи с опытом противоречий ахейских дворцовых государств, каждая семья в прибрежных ионических городах-государствах, где ремесло получило наибольшее развитие, лучше отстаивала свои интересы собственности, чем это имело место в дорийских городах-государствах. Поэтому в ионических полисах внутренняя борьба между родовыми интересами знати и родоплеменными традициями общественной власти привела к более полной политической победе социально-политической общественной власти, преобразующейся в самую широкую полисную демократию, наиболее ярким примером которой стали Афины. Главной опорой демократии оказались средние имущественные слои полисного гражданства, всадники и зевгиты, а вернее семьи всадников и зевгитов. Именно их хозяйственная деятельность, вследствие семейной собственности и раскрепощения товарно-денежного обмена нацеленная на предприимчивый поиск способов и средств повышения производительности труда. Именно их участие в политической борьбе за выстраивание общественной представительной власти – обеспечили переход древнегреческих полисов к совершенно новому, европейскому интенсивному пути развития, благодаря чему только и стало возможным осваивать малоплодородные, плохо пригодные для осёдлого земледелия территории земной поверхности, начать распространение государственной власти и цивилизационного развития вширь от первых земледельческих цивилизаций.