— Понятно. Значит, к родне подались? Правильно. Чего одним в лесу-то жить, молодые еще, да и девочке скоро в школу.
— В том числе и поэтому сюда направились.
— Но как вы тут оказались, на окраине, да еще и в деревне?
— Да по дурости моей, Лидия Николаевна. Трясло в автобусе, умучились все за дорогу, а тут водитель и объявил, что, если кто не хочет ехать до вокзала, может сойти и на окраине. Автобусы, дескать, ходят, уедете куда надо. Я и предложил Кате погулять, город посмотреть. Посмотрели…
— Вас здесь, в деревне ограбили? Тут же нет никого, — бабуля очень удивилась.
— Да не понял я даже, как и забрели к Волге. Реку только увидели, шли себе и шли, а тут компания. Испугался за девчонок и не стал лезть в драку. Отдали все, что было, деньги, документы, даже одежду. Бандиты, видимо, хотели, чтобы мы замерзли. И ведь почти угадали. Промерзли мы так, что до сих пор мне кажется, что лицо щиплет.
Для наглядности я растирал лицо ладонями, показывая, как мне холодно. Пургу я гоню, а что делать-то? Я подозреваю уже, что именно случилось, но боюсь озвучивать этот факт даже самому себе. По словам бабушки, мы в Мягкой, это деревня такая была когда-то, в километре от нашего дома. Как и почему мы там очутились, да еще в таком виде, не понимаю. Хотя, стоп, с внешним видом-то все как раз более или менее понятно, мы ж спали уже, значит, все произошло во сне. Что именно? Хм… Ладно уж, произнесу. Мы, похоже, в прошлом, но это не точно, просто подозрения. Расселение, завод с «номером», деревня знакомая.
— Что ж вам делать-то теперь. — Казалось, бабушка напрягла все свои извилины, а спустя минуту выдала ответ на свой же вопрос: — Так, жене твоей я что-нибудь подберу, если не побрезгует, отдам все от дочери. Она замуж вышла четыре года назад, да в столицу уехала. На тебя от сына подберем, мало чего осталось, что-то он выкинул, что-то забрал, но кое-как, думаю, оденем. С малюткой вашей сложнее, но ничего, выкрутимся. Пенсию я получаю, тратить особо некуда, откладываю на похороны…
— Лидия Николаевна, я не смогу…
— Так, перестань болтать ерунду. Вам нужнее, сможешь потом отдать — хорошо, нет — ничего страшного не случится.
— До копейки, — твердо сказал я, — все верну. А вообще, завтра же пойду, найду, где подработать.
— На завод так просто, да еще без документов не возьмут, но ты вроде сильный парень, молодой, здоровый, тут недалеко магазин есть, продовольственный, «Дружба» называется. Если не чураешься тяжелой работы, сможешь грузчиком к ним устроиться. Я, бывает, хожу иногда, так там всегда мужики пьяные, а ты вон какой бравый парень, — польстила, ведь совсем и не знает меня, а выводы делает приятные. — Сам-то как с винишком?
— Да вообще не пью, у нас в семье как-то не принято было. В лесу живешь, хозяйство, дом, некогда о дури думать.
— Вообще хорошо. Вот и сходи, попробуй разузнать. Если возьмут, заработаешь денежку дочке на одежку, тогда и поедете к родственникам.
— Уж если возьмут, надо на всех заработать, стыдно у вас, пенсионерки, брать, — я реально стыдился этого.
— Ладно, иди спать, Саша, утром разбужу, сможешь до магазина сходить, если не передумаешь.
— Конечно не передумаю, нам это очень надо. Спасибо вам, Лидия Николаевна, не дали умереть, так еще и помогаете жить.
— Да бог с тобой, парень, что я, нелюдь, что ли? — Бабушка ушла в другую комнату, отделенную от кухни занавеской, а я направился на свое место. Уже встав из-за стола и сделав пару шагов, вдруг бросил взгляд на подоконник. Там лежало то, от чего все во мне заклокотало. Газета «Труд». Так и вспомнил, как отец в моем детстве ее выписывал. Буквально подскочив к окну и взяв в руки газету, уставился на титульный лист, читая лишь одну строку, которая была мне сейчас интересна. Дата.
Спать меня уложили на полу возле печки, постелив тюфячок и дав одеяло. Но у печки и так было тепло, да и не спалось мне. Если признаться, то я просто кипел от… радости, осознавая какая впереди жизнь, если все правда, и мы в прошлом. Дата на газете была указана невероятная, 5 декабря тысяча девятьсот… мама дорогая, аж шестьдесят девятого года. Как это, почему? Кто смог запихнуть нас всей семьей на пятьдесят лет назад? А главное, зачем? Изменить что-то глобально? Не верю, что такое возможно. Так для чего? Ладно бы меня одного, это как раз было бы понятно, я всегда мечтал об этом, ну не нравилась мне жизнь в двадцать первом веке, каждый день осознаешь, что должен был жить в другое время. Меня бесила разобщенность людей, вражда всех со всеми, стремление людей только к одному, хапужничеству. Шмотки, гаджеты, машины и прочее, все это для меня было лишним. Да, красивая и качественная одежда — это хорошо, но надо ли человеку иметь десять штанов? Покупать вещи просто потому, что хочется потратить деньги. Ведь человеку не нужно много для жизни, а все равно гонимся за покупками. Нам привили это потребилово, и мы все, как бараны, пашем и пашем, чтобы заработать лишнюю копейку и тут же спустить ее на шмотки, пиво и всякую другую хрень. Да, я осознаю, что там, где мы сейчас, нам будет очень трудно, но это будет честно. Нам не будет хватать интернета, телефонов, красивых вещей, но у нас будет хорошая пища, натуральная по крайней мере. Здесь чище воздух, проще люди, там, в прошлой жизни, я к сорока годам становился упоротым социофобом. Я прекрасно находил общий язык с людьми, но, быстро узнавая их сущность, терял всякий интерес, они мне просто надоедали и, более того, раздражали. Для нас с женой самой большой радостью всегда было… Были прогулки по лесу, по берегу реки, рыбалка с берега и лодки. Нам нравилось дышать природой и чистым воздухом, которого в городе, увы, оставалось немного. И вот мы здесь. Как отреагирует Катя, не представляю, все же женщинам нужно чуть больше для счастья, чем мужику, а уж ребенку… Поэтому и удивляюсь, почему закинули всей семьей, для того чтобы мне жизнь малиной не казалась? Или просто пожалели семью, не оставили их там без отца? А вообще, как бы ни было трудно, но мы справимся, я верю в это, и все будет хорошо.
Утром я встал сам, невольно вызвав уважение у Лидии Николаевны своим отношением к собственному слову. Бабулька, услышав, видимо, что я поднялся, пришла в кухню и быстро начала возиться с завтраком. Воспользовавшись тем, что мои девчонки сейчас без присмотра, я направился к ним, надо поговорить с Катериной.
— Саш, ты здесь? — Катя услышала, как я вошел, и подскочила на кровати. Тут, в комнате их было две, на одной ночью спали жена с дочерью, на второй, видимо, хозяйка дома.
— Слушай меня внимательно… — Я быстро пересказал супруге нашу «легенду», попросил быть внимательной к словам и не говорить лишнего. Так же рассказал и том, где мы находимся. Естественно, реакция женщины была предсказуема, она заплакала.
— Как же мы выживем? Что нам делать? — вопросы сквозь слезы лились из моей любимой женщины, блин, теперь вновь девушки, как из водопада.
— Кать, ты видишь меня, ночью-то не разглядела? — Жена тут же мгновенно замолчала и, расширив глаза, открыла рот. — На кухне у Лидии Николаевны есть зеркало, над умывальником, посмотри и обрадуйся. Я сейчас уйду, попробую сходить в «Дружбу», надо работу подыскать. Нам одеться надо, да и что-то буду думать с документами.
— Санька, ведь у нас ничего нет!
— Ты забыла о главном, любимая моя, — усмехнулся я, — мы — в прошлом.
— Господи, мы же столько всего знаем… Саша, ты же знаешь о городе столько всего! Сколько ты его изучал… Блин, помнишь, ты мне о кладах каких-то говорил, а я не слушала толком. — Смотри-ка, как голова заработала, от молодости, что ли? Сразу о важном подумала.
— Молодец, правильно. Да, нам сейчас перебиться немного нужно, а потом все будет хорошо. Ты же знаешь, — жена машинально кивнула. — Правильно, мы добьемся своего, но только вместе!
И жена успокоилась.
— Нашептались? Идите завтракать, — заглянула в комнату Лидия Николаевна.
Мне было крайне неловко ее обманывать, прямо уши горят, но что делать? Рассказать ей правду? Мало того что в это она просто не сможет поверить, я бы и сам не поверил, так еще и расскажет кому-нибудь лишнему. Мне как-то не хочется начинать новую жизнь общением с милицией или, еще похуже, врачами из больницы для умалишенных. Если такое и предстоит, то позже, когда я немного увереннее буду стоять на ногах.
Чай был горячий и крепкий, бутерброд из черного хлеба и сала пошел на ура. Чувствуя себя превосходно, я нарядился в какие-то короткие, но с невероятно широченными штанинами черные брюки, цветастую рубаху, резиновые сапоги и, ага, фуфайку! Сапоги напялил с портянками, пришлось вспоминать, как их наматывать, давно я ими не пользовался, давно. Ватник оказался маловат, сильно потаскан, но все же это очень теплая вещь, отказываться я и не думал. На голову мне предложили шапку-ушанку, по виду армейская, даже след от кокарды виднелся. Все вещи были сына хозяйки дома, а ростом он, видимо, пониже меня, но я не в претензии.
Лидия Николаевна старалась подробно объяснить мне, как и куда идти, да только в этом не было нужды и слушал я в одно ухо. Я прекрасно знаю весь наш район, за десять лет жизни в Прибрежном мы с женой исходили его вдоль и поперек, гуляя по вечерам.
Оказавшись на улице, был приятно удивлен тем, что в одежде мне тепло, ночью и на голое тело мороз казался сильнее, чем было на самом деле. Градусов восемь-десять, ветер слабый, да и одежда хороша, лепота, да и только. Держать направление на юг, где и находилась более современная застройка, мне сразу не удалось, снегу оказалось много, и пришлось искать тропинку. Люди здесь ходили, даже встретил двоих мужчин по дороге. Понятно, тут рядом пара предприятий имеется, включая мебельную фабрику и домостроительный комбинат, наверное, мужчины шли на работу, время-то сейчас семь утра. Оглядев мужиков, а те в свою очередь окинули меня взглядом с ног до головы, отметил про себя, что одеты те не лучше, чем я сам, разве что по размеру. Какие-то пальтушки, на мой взгляд, тощие и холодные, шапки кроличьи и валенки. Вот обувь шикарная, сухой зимой лучше и нет ничего.