Рейборнъ лишь на мгновеніе отвелъ глаза отъ учителя, чтобы взглянуть, какое дѣйствіе произвело послѣднее слово на Мортимера. Тотъ, стоя по другую сторону камина, какъ только было произнесено это слово, повернулся лицомъ къ огню и уставился на него.
— Благодаря мистеру Ляйтвуду вы видѣли сестру мою и во второй разъ. Вы вѣдь были съ нею въ то время, когда былъ найденъ мой отецъ. Затѣмъ я засталъ васъ съ нею и на другой день. Съ той поры вы видались съ ней очень часто. Я желаю знать для чего?
— Ну, стоило ли изъ-за этого хлопотать, школьный учитель? — проговорилъ Юджинъ тономъ безпристрастнаго совѣтчика — посторонняго зрителя. — Столько шуму изъ пустяковъ! Впрочемъ вамъ, конечно, лучше знать, а по моему — не стоило.
— Я не понимаю, мистеръ Рейборнъ, почему вы обращаетесь ко мнѣ,- отозвался на это Брадлей съ возрастающимъ гнѣвомъ.
— Не понимаете! — Ну хорошо, я не буду.
При своемъ полномъ самообладаніи Юджинъ сказалъ это такъ оскорбительно, что респектабельная правая рука Гедстона, сжавъ респектабельный волосяной шнурокъ, на которомъ висѣли респектабельные серебряные часы, была готова затянуть этотъ шнурокъ вокругъ его горла. Ничего болѣе Юджинъ не счелъ за нужное прибавить. Онъ стоялъ, склонивъ голову на руку, продолжая курить, и невозмутимо глядѣлъ на волновавшагося Брадлея Гедстона съ его стиснутой правой рукой, — глядѣлъ такъ, что тотъ былъ готовъ сойти съ ума.
— Мистеръ Рейборнъ, — проговорилъ между тѣмъ мальчикъ, — намъ извѣстно не только то, что я сейчасъ вамъ сказалъ, намъ извѣстно больше. Сестра моя пока еще не знаетъ, что мы все открыли, но мы открыли все. У насъ съ мистеромъ Гедстономъ былъ планъ дать образованіе моей сестрѣ, по совѣту и подъ руководствомъ мистера Гедстона, ибо онъ въ этомъ дѣлѣ самый лучшій авторитетъ, что бы вы тамъ ни думали о немъ, куря свою сигару… И что же мы узнаемъ? Что мы узнаемъ, мистеръ Ляйтвудъ? — Мы узнаемъ, что моя сестра уже беретъ уроки безъ нашего вѣдома. Мы узнаемъ, что въ то самое время, когда сестра моя неохотно и холодно выслушиваетъ всѣ наши планы, составленные нами для ея же пользы, — планы мои, ея брата, и мистера Гедстона, достойнѣйшаго судьи въ этихъ вопросахъ, — доказательствомъ чему служатъ его аттестаты, которые онъ всегда можетъ предъявить, — что въ это самое время она охотно принимаетъ другія услуги. Да, и занимается очень прилежно; а я знаю, что значить прилежно заниматься. Знаетъ это и мистеръ Гедстонъ. Теперь вопросъ: кто-нибудь платитъ же за эти уроки? — вотъ мысль, которая естественно рождается у насъ. Кто же платитъ? Мы начинаемъ разыскивать, мистеръ Ляйтвудъ, и узнаемъ, что платитъ вашъ другъ, вотъ этотъ самый Юджинъ Рейборнъ. Спрашивается: какое онъ имѣетъ право на это и что онъ замышляетъ, и какъ онъ смѣетъ позволять себѣ такую вольность безъ моего согласія, когда я поднимаюсь въ свѣтѣ, благодаря собственнымъ стараніямъ и помощи мистера Гедстона, и не могу допустить, чтобы малѣйшая тѣнь упала на мою репутацію, чтобы малѣйшій упрекъ коснулся моего добраго имени черезъ мою сестру.
Ребяческая незрѣлость этой рѣчи и вылившійся въ ней непомѣрный, откровенный эгоизмъ дѣлали ее поистинѣ жалкою рѣчью. Несмотря на это Брадлей Гедстонъ, привыкшій къ малолѣтнимъ слушателямъ своей школы, но мало знакомый съ умственной сферой взрослыхъ людей, выразилъ всѣмъ своимъ видомъ большое сочувствіе ей.
— А теперь я скажу мистеру Юджину Рейборну, — продолжалъ Чарли, вынужденный обращаться къ нему въ третьемъ лицѣ послѣ напрасной попытки говорить во второмъ, — теперь я скажу, что я противъ его знакомства съ моею сестрой и прошу его прекратить это знакомство. Но пусть онъ не забираетъ себѣ въ голову, что я боюсь, чтобы моя сестра не привязалась къ нему.
Тутъ мальчикъ насмѣшливо улыбнулся, учитель тоже улыбнулся, а Юджинъ молча сдунулъ пепелъ съ сигары.
— Я противъ этого, и довольно. Я для моей сестры гораздо больше значу, чѣмъ онъ думаетъ. Я поднимаюсь въ свѣтѣ и намѣренъ поднять ее до себя. Она это знаетъ и должна разсчитывать на меня въ своихъ планахъ на будущее. Я такъ понимаю этотъ вопросъ; такъ же понимаетъ его и мистеръ Г'едстонъ. Моя сестра — прекрасная дѣвушка, но у нея есть романическія идеи — не о такихъ вещахъ, какъ вашъ мистеръ Юджинъ Рейборнъ, а о смерти моего отца, напримѣръ, и о другихъ предметахъ подобнаго рода. Мистеръ Рейборнъ потворствуетъ этимъ идеямъ, чтобы придать себѣ важности въ ея глазахъ, и она думаетъ, что она должна быть признательна ему. Но я не желаю, чтобъ она была признательна ему или кому бы то ни было, кромѣ меня и мистера Гедстона. И еще скажу мистеру Рейборну: если онъ не обратитъ вниманія на мое требованіе, тѣмъ хуже будетъ для нея. Пусть онъ это запомнитъ: хуже для нея.
Наступило молчаніе, во время котораго учитель, судя по его виду, чувствовалъ себя крайне неловко.
— Позвольте вамъ замѣтить, школьный учитель, — сказалъ Юджинъ, вынимая изо рта быстро сгорѣвшую сигару, чтобы взглянуть на нее, — позвольте вамъ замѣтить, что вы можете убрать вашего ученика.
— А вы, мистеръ Ляйтвудъ, — перебилъ его мальчикъ съ лицомъ, разгорѣвшимся отъ жгучей обиды, отъ безсильной досады на то, что онъ не можетъ добиться ни вниманія, ни отвѣта, — я надѣюсь, вы запомните то, что я говорилъ вашему другу и что вашъ другъ выслушалъ отъ меня отъ слова до слова, хоть онъ и притворяется, что ничего не слыхалъ. Вы обязаны запомнить это, мистеръ Ляйтвудъ: какъ я уже сказалъ, вы познакомили вашего пріятеля съ моей сестрой; если бы не вы, она никогда бы не видала его. Богу извѣстно, что никто изъ насъ никогда въ немъ не нуждался и никто бы не соскучился по немъ. А теперь, мистеръ Гедстонъ, такъ какъ мистеръ Юджинъ Рейборнъ волей-неволей долженъ былъ выслушать все, что я хотѣлъ ему сказать, и такъ какъ я высказалъ все, до послѣдняго слова, то мы покончили съ нашимъ дѣломъ и можемъ идти.
— Сойдите внизъ и оставьте меня на одну минуту, Гексамъ, — сказалъ Брадлей.
Мальчикъ повиновался съ сердитымъ видомъ и, съ грохотомъ, какой онъ только могъ произвести, вышелъ изъ комнаты. Ляйтвудъ между тѣмъ отошелъ отъ камина къ окну, перегнулся черезъ подоконникъ и сталъ смотрѣть во дворъ.
— Вы думаете обо мнѣ, что я не лучше грязи у васъ подъ ногами, — сказалъ Брадлей Юджину, произнося слова тщательно размѣреннымъ голосомъ (да иначе онъ былъ бы и не въ состояніи говорить).
— Увѣряю васъ, школьный учитель, что я совсѣмъ не думаю о васъ, — отвѣтилъ Юджинъ.
— Неправда, — возразилъ Брадлей. — И вы это сами знаете.
— Вы грубы, но вы этого не знаете, — сказалъ Юджинъ.
— Мистеръ Рейборнъ, но я во всякомъ случаѣ хорошо знаю, что мнѣ нельзя тягаться съ вами по части дерзкихъ словъ и надменныхъ манеръ. Мальчикъ, который сейчасъ вышелъ отсюда, могъ бы въ какіе-нибудь полчаса загонять васъ во многихъ отрасляхъ знанія. Но, разумѣется, вы можете его оттолкнуть, какъ ниже васъ стоящаго въ обществѣ. Точно такъ же вы можете поступить и со мной, — въ этомъ я заранѣе увѣренъ.
— Это возможно, — замѣтилъ Юджинъ.
— Но я не мальчикъ, — сказалъ Брадлей, сжимая руку, — и я хочу, чтобы вы меня выслушали, сэръ.
— Школьнаго учителя всегда слушаютъ, — проговорилъ спокойно Юджинъ. — Это должно васъ удовлетворить.
— Но меня это не удовлетворяетъ, — отрѣзалъ Брадлей, поблѣднѣвъ отъ злости. — Неужели вы полагаете, что только потому, что человѣкъ готовился къ обязанностямъ, которыя я отправляю, и слѣдилъ за собой, сдерживая себя ежечасно, чтобы лучше ихъ отправлять, онъ отрекается отъ человѣческой своей природы?
— Судя по тому, что я вижу, глядя на васъ, я полагаю, что вы слишкомъ горячи, чтобы быть хорошимъ школьный ь учителемъ.
Говоря это, Юджинъ бросилъ въ каминъ окурокъ сигары.
— Горячъ съ вами, сэръ, я согласенъ. Горячъ съ вами, за что и уважаю себя. Но у меня не дьяволы вмѣсто учениковъ.
— Вмѣсто преподавателей — было бы вѣрнѣе, отвѣтилъ Юджинъ.
— Мистеръ Рейборнъ!
— Школьный учитель!
— Сэръ, мое имя Брадлей Гедстонъ.
— Но вы вѣдь справедливо замѣтили, мой милѣйшій, что мнѣ нѣтъ надобности знать ваше имя… Ну, говорите, что еще?
— Еще вотъ что… О, какое несчастье, — воскликнулъ Брадлей, дрожа всѣмъ тѣломъ и наскоро утирая потъ, выступившій у него на лицѣ,- какое несчастье, что я не умѣю настолько сдерживать себя, чтобы говорить спокойнѣе и тверже, чѣмъ я говорю теперь, когда вотъ тутъ предо мною, человѣкъ, никогда во всю свою жизнь не чувствовавшій того, что я перечувствовалъ въ одинъ день, а можетъ владѣть собою.
Онъ выговорилъ эти слова съ сильнымъ душевнымъ страданіемъ, сопровождая ихъ даже невольнымъ движеніемъ рукъ, какъ будто ему хотѣлось растерзать себя.
Юджинъ Рейборнь смотрѣлъ на него такимъ взглядомъ, какъ будто начиналъ признавать въ немъ предметъ, любопытный для изученія.
— Мистеръ Рейборнъ, я хочу сказать вамъ нѣчто отъ себя.
— Говорите, говорите, школьный учитель, — отвѣчалъ Юджинъ съ выраженіемъ скуки и приближающагося нетерпѣнія въ голосѣ, между тѣмъ какъ Брадлей боролся съ собой: — говорите, что вы имѣете сказать, но позвольте вамъ напомнить, что дверь отперта и что вашъ юный другъ ждетъ васъ на лѣстницѣ.
— Я вызвался сопровождать сюда Гексама вотъ для чего: я рѣшилъ, что въ случаѣ, если бы вамъ удалось зажать ему ротъ, я отъ себя скажу вамъ, какъ человѣкъ, который зажать себѣ рта не позволитъ, что инстинктъ этого мальчика, побудившій его предъявить вамъ уже извѣстное вамъ требованіе, безошибоченъ и вѣренъ.
Эта маленькая рѣчь стоила Брадлею Гедстону неимовѣрныхъ усилій.
— Это все? — спросилъ его Юджинъ.
— Нѣтъ, сэръ, — отвѣчалъ свирѣпо Брадлей. — Я, такъ же, какъ и онъ, не одобряю вашихъ визитовъ къ его сестрѣ; я вмѣстѣ съ нимъ протестую противъ вашихъ попеченій о ней, противъ той услуги, которую вы ей оказываете, платя за ея обученье.
— А это все?
— Нѣтъ, сэръ, я вамъ хотѣлъ еще сказать, что ваши дѣйствія ничѣмъ не оправдываются и что они вредятъ его сестрѣ.
— Вы учитель ея, что ли, такъ же, какъ и ея брата? Или, можетъ быть, желаете быть ея учителемъ? — спросилъ Юджинъ.