— Это одна изъ всегдашнихъ его штукъ, — проговорилъ Фледжби, холодно пожимая плечами. — Онъ вѣдь извѣстный штукарь, развѣ вы не знаете? Онъ мнѣ сказалъ тогда: «Подымитесь на крышу, сэръ, и я вамъ покажу хорошенькую дѣвушку. Только помните: я буду называть васъ хозяиномъ». Ну вотъ, я поднялся на крышу и увидѣлъ дѣвушку (она въ самомъ дѣлѣ стоила того, чтобъ взглянуть на нее), и онъ все время звалъ меня хозяиномъ. Зачѣмъ это — я не знаю. Онъ и самъ не знаетъ, я думаю. Онъ любитъ фокусничать изъ любви къ искусству, потому что, — прибавилъ Фледжби, помолчавъ и подбирая выраженіе, — онъ такой фокусникъ, что перещеголяетъ любого фигляра на подмосткахъ.
— Охъ, голова моя, бѣдная моя голова! — вскрикнула маленькая швея, схватившись за голову обѣими руками, какъ будто она у нея готова была лопнуть. — Нѣтъ, вы не можете думать того, что сказали!
— Могу, моя крошка, и думаю, увѣряю васъ, — сказалъ Фледжби.
Этотъ отвѣтъ былъ не только дальновиднымъ дипломатическимъ ходомъ со стороны мистера Фледжби на случай, если бы его тутъ засталъ какой-нибудь другой посѣтитель, но и отместкой миссъ Ренъ за ея чрезмѣрную наблюдательность, а также и маленькимъ образчикомъ его юмористики по отношенію къ старику-еврею. «Онъ жидъ, ему, значитъ, не привыкать-стать къ худой славѣ. Правда, я извлекаю изъ этого выгоду, но я вѣдь ему и плачу. А я даромъ платить не намѣренъ». Таково было обычное разсужденіе мистера Фледжби, когда дѣло шло о его торговыхъ операціяхъ; теперь же его злорадное чувство къ старику еще обострилось тѣмъ, что тотъ осмѣлился имѣть отъ него тайну, хотя противъ тайны самой по себѣ онъ ничего не имѣлъ, ибо она доставляла непріятность кой-кому другому, кого онъ не любилъ.
Миссъ Ренъ, въ терпѣливомъ ожиданіи, сидѣла за дверью, уставившись въ полъ, съ огорченнымъ лицомъ. Въ комнатѣ долго царило молчаніе, какъ вдругъ выраженіе лица мистера Фледжби показало, что онъ увидѣлъ сквозь верхнюю стекляную половину двери кого-то, замѣшкавшагося у входа въ контору. Затѣмъ послышался шорохъ, легкій стукъ въ дверь, и еще шорохъ и стукъ. Фледжби дѣлалъ видъ, что не слышитъ. Дверь наконецъ пріотворилась, и въ нее заглянуло сухое маленькое личико низенькаго, добродушнаго вида, стараго джентльмена.
— Мистеръ Райя? — учтиво освѣдомился посѣтитель.
— Я тоже дожидаюсь его, сэръ, — отвѣчалъ мистеръ Фледжби. — Онъ куда-то вышелъ и оставилъ меня здѣсь. Я жду его съ минуты на минуту. Совѣтую вамъ присѣсть.
Джентльменъ вошелъ, сѣлъ на стулъ и приложилъ руку ко лбу, находясь, очевидно, въ меланхолическомъ настроеніи духа. Мистеръ Фледжби исподтишка поглядывалъ на него и видимо наслаждался его состояніемъ.
— Хорошій день сегодня, сэръ, — замѣтилъ мистеръ Фледжби.
Сухенькій старый джентльменъ былъ до такой степени поглощенъ своими грустными размышленіями, что не откликнулся на это замѣчаніе, и только когда въ комнатѣ замеръ звукъ голоса мистера Фледжби, онъ вдругъ встрепенулся:
— Простите, сэръ, вы кажется, мнѣ что-то сказали?
— Я сказалъ — хорошій день сегодня, — повторилъ Фледжби погромче.
— Да, да, прекрасный день. Простите.
И снова сухенькій джентльменъ прижалъ руку ко лбу, и снова мистеръ Фледжби, видимо, былъ этому радъ. Затѣмъ, когда джентльменъ со вздохомъ перемѣнилъ позу, мистеръ Фледжби, осклабившись, обратился къ нему:
— Мистеръ Твемло, если не ошибаюсь?
Сухенькій джентльменъ, повидимому, очень удивился.
— Имѣлъ удовольствіе обѣдать съ вами у Ламлей, — пояснилъ Фледжби. — Имѣю даже честь быть съ вами въ родствѣ. Въ довольно странномъ мѣстѣ мы встрѣчаемся этотъ разъ; но, попадая въ Сити, никогда нельзя знать, съ кѣмъ столкнешься. Надѣюсь, вы въ добромъ здоровьѣ и наслаждаетесь жизнью?
Въ послѣднихъ словахъ, быть можетъ, заключалась дерзость, а можетъ быть такова была ужъ врожденная прелесть обращенія мистера Фледжби. Мистеръ Фледжби сидѣлъ, развалившись на стулѣ, положивъ ногу на перекладинку у ножекъ другого стула, и въ шляпѣ. Мистеръ Твемло снялъ шляпу, входя, и оставался съ непокрытой головой.
Добродѣтельный Твемло, сознавая за собою вину передъ обаятельнымъ Фледжби, былъ особенно разстроенъ этой встрѣчей. Онъ чувствовалъ себя такъ неловко, какъ только можетъ чувствовать себя приличный джентльменъ. Онъ считалъ себя обязаннымъ держаться на нѣкоторой дистанціи въ отношеніи мистера Фледжби, и потому отвѣсилъ ему церемонный поклонъ, Фледжби отмѣтилъ про себя этотъ поклонъ, послѣ чего его глазки еще больше сузились. Маленькая швея попрежнему сидѣла въ своемъ углу за дверью, не подымая глазъ, сложивъ на корзинкѣ руки, въ которыхъ держала костыль, и ни на что не обращая вниманія.
— Гдѣ это онъ запропастился? — проворчалъ Фледжби, вынимая часы. — Который часъ на вашихъ, мистеръ Твемло?
На часахъ мистера Твемло оказалось: «десять минутъ перваго, сэръ».
— Минута въ минуту, — подтвердилъ Фледжби. — Надѣюсь, мистеръ Твемло, ваше дѣло къ этому Райѣ пріятнѣе моего?
— Благодарю васъ, сэръ, — отвѣтилъ мистеръ Твемло.
Прищуривъ свои маленькіе глазки, мистеръ Фледжби съ удовлетвореннымъ видомъ разглядывалъ мистера Твемло, который застѣнчиво постукивалъ по столу сложеннымъ письмомъ.
— То, что мнѣ извѣстно о мистерѣ Райѣ,- снова заговорилъ Фледжби, съ особеннымъ пренебреженіемъ произнося это имя, — приводитъ меня къ заключенію, что его торговое заведеніе преподозрительнаго свойства. Я всегда считалъ его выжигой и кремнемъ, самымъ прижимистымъ, можетъ быть, во всемъ Лондонѣ.
На это замѣчаніе мистеръ Твемло отвѣтилъ легкимъ поклономъ, но оно, очевидно, разстроило ему нервы.
— Я такъ его презираю, — продолжалъ Фледжби, — что, повѣрьте, моей ноги здѣсь не было бы, если бъ я не обѣщалъ одному другу похлопотать за него. Но разъ друзья твои попали въ бѣду, выручай ихъ. Это я всегда говорю и такъ поступаю.
Честный Твемло почувствовалъ, что это мнѣніе, все равно, кѣмъ бы оно ни было высказано, требовало самаго горячаго подтвержденія.
— Вы совершенно правы, сэръ, — сказалъ онъ съ жаромъ. — Это великодушное, благородное правило.
— Я радъ вашему одобренію, сэръ, — отвѣчалъ Фледжби. — Престранное совпаденіе, къ слову сказать (тутъ онъ всталъ со стула и подошелъ къ Твемло). Представьте, друзья, о которыхъ я хлопочу, наши общіе знакомые, тѣ самые, въ чьемъ домѣ я встрѣтился съ вами, — Ламли. Не правда ли, какая она милая, симпатичная женщина?
Терзаемый совѣстью, кроткій маленькій Твемло поблѣднѣлъ.
— Да, это правда, — пробормоталъ онъ.
— Когда сегодня утромъ она стала меня умолять сходить къ этому Райѣ, ихъ кредитору, и постараться умилостивить его (мнѣ разъ дѣйствительно удалось подѣйствовать на него въ дѣлѣ другого моего пріятеля, хотя она преувеличиваетъ мое вліяніе на него)… когда такая женщина говоритъ вамъ «дорогой мистеръ Фледжби» и плачетъ, что остается вамъ дѣлать, посудите сами?
Твемло перевелъ духъ:
— Разумѣется, пойти.
— Разумѣется пойти. И вотъ я здѣсь. Но отчего, — продолжалъ мистеръ Фледжби, засовывая руки въ карманы и притворяясь поглощеннымъ какими-то соображеніями, — отчего Райя такъ встрепенулся, когда я сказалъ ему, что Ламли умоляютъ его повременить съ ихъ векселемъ? Отчего онъ убѣжалъ, обѣщая скоро вернуться, а между тѣмъ такъ долго заставляетъ себя ждать? Понять не могу!
Рыцарь безъ страха и упрека, Твемло, былъ не въ силахъ предложить свое объясненіе, — такъ терзался онъ угрызеніями, такъ каялся въ своей простотѣ. Въ первый разъ въ жизни онъ дѣйствовалъ не прямо. Онъ совершилъ дурной поступокъ, вмѣшавшись въ дѣла этого довѣрчиваго молодого человѣка безъ его вѣдома и сдѣлавъ это единственно на томъ основаніи, что молодой человѣкъ не нравился ему.
Между тѣмъ довѣрчивый молодой человѣкъ продолжалъ поджаривать его на медленномъ огнѣ:
— Прошу прощенья, мистеръ Твемло. Какъ видите, я немножко знакомъ съ сущностью тѣхъ аферъ, какія совершаются въ этомъ заведеніи. Не могу ли я быть вамъ полезенъ? Вы были воспитаны, какъ джентльменъ, а не какъ дѣловой человѣкъ (опять что-то похожее на дерзость въ этой фразѣ, но, можетъ быть, это такъ только казалось)… и потому вы, быть можетъ, плохой дѣлецъ. Другого трудно и ожидать.
— Я немногаго стою, какъ человѣкъ, а какъ дѣлецъ, и того меньше. Не могу сильнѣе выразить моей некомпетентности въ этой области, — отвѣчалъ Твемло. — Сказать по правдѣ, я даже не понимаю хорошенько своего положенія въ томъ дѣлѣ, по которому я сюда пришелъ. Но есть причины, заставляющія меня стѣсняться принять вашу помощь. Мнѣ этого очень, очень не хочется. Я не заслуживаю вашей любезности.
Доброе, дѣтски-невинное существо, обреченное проходить поприще жизни такими узенькими, еле освѣщенными тропинками, подбирая по пути лишь кое-какія блесточки и крохи, остающіяся отъ другихъ!
— Можетъ быть, вы брезгаете говорить со мной о вашихъ дѣлахъ въ виду того… въ виду того, что вы получили аристократическое воспитаніе, — замѣтилъ мистеръ Фледжби.
— Совсѣмъ не то, совсѣмъ не то, сэръ? Надѣюсь, я умѣю отличать законную гордость отъ ложной.
— О себѣ могу сказать, что у меня совсѣмъ нѣтъ гордости, и весьма вѣроятно, что я не понимаю такихъ тонкостей и не сумѣю отличить одну гордость отъ другой, — сказалъ мистеръ Фледжби. — Но мнѣ извѣстно, что это мѣсто такое, гдѣ даже дѣловому человѣку не мѣшаетъ вооружиться всѣмъ своимъ умомъ, и если мой умишко можетъ вамъ пригодиться, то онъ къ вашимъ услугамъ.
— Вы очень добры, — пробормоталъ Твемло, заикаясь, — но мнѣ не хотѣлось бы…
Фледжби метнулъ на него не совсѣмъ доброжелательный взглядъ.
— Я, знаете, — сказалъ онъ, — не настолько тщеславенъ, чтобы воображать, что мой слабый умъ можетъ быть вамъ полезенъ гдѣ-нибудь въ обществѣ, но здѣсь — другое дѣло. Вы цѣните общество, общество цѣнитъ васъ, но мистеръ Райя — не общество. Въ обществѣ мистера Райю держатъ въ тѣни. Не такъ ли, мистеръ Твемло?
Въ конецъ разстроенный, нерѣшительно потирая себѣ лобъ, мистеръ Твемло отвѣтилъ:
— Совершенно вѣрно.
Тогда довѣрчивый молодой человѣкъ попросилъ его разсказать, въ чемъ заключается его дѣло. И невинный Твемло, пола