Они – не охотники.
– Кейт, как ты? – спросил Райли. – В порядке?
Кровь промочила штанину и капала с пальцев, и, если честно, у нее кружилась голова, но Райли был человеком – и Кейт не обязана была говорить ему правду.
– В полном, – ответила она и сбросила звонок, прежде чем кто-нибудь из них расслышал, как у нее перехватило дыхание.
Люминофор мигнул и погас, и Кейт очутилась в темноте.
Но она не возражала.
Теперь здесь никого не было.
Кейт взобралась по лестнице, оставляя на ступенях грязные лужицы.
Дождь превратился в ливень, когда она прошла только половину пути до дома, но Кейт наслаждалась непогодой, невзирая на холод. Пусть вода смоет черную кровь твари.
Но, увы, даже сейчас она все равно выглядела так, словно вступила в бой с чернильницей – и проиграла.
Девушка добралась до площадки третьего этажа и открыла дверь.
– Дорогой, я дома!
Ответа, конечно, не последовало. Она ввалилась в квартиру Райли, за которую платили его родители, – пока он отсутствовал, «жил во грехе» со своим бойфрендом, Малкольмом. Кейт вспомнила, как впервые увидела это место – стены из неоштукатуренного кирпича, гравюры, дизайнерская мягкая мебель – и подумала, что родители Райли явно закупались не по тому же каталогу, что и Келлум Харкер.
Она никогда прежде не жила одна.
Школьные спальни всегда были двухместными, а в Харкер-Холле главенствовал отец. Ну, теоретически. И его тень, Слоан. Раньше Кейт считала, что любит уединение, любит свободу, но оказалось, что пребывание в одиночестве теряет часть своего очарования, когда у тебя нет выбора.
Кейт придушила приступ жалости к себе, пока та не успела развернуться во всю мощь, и направилась в ванную, на ходу стягивая с себя доспехи.
Вообще-то «доспехи» было слишком громким словечком для медной сетки, натянутой поверх костюма для пейнтбола, но увлечение Лиама моделированием одежды и военными играми в совокупности давало неплохой результат… на девяносто процентов. А остальные десять приходились на острые когти и невезение.
Кейт заметила собственное отражение в зеркале – влажные светлые волосы зачесаны назад, бледные щеки усеяны черными точками засохшей крови – и встретилась с девушкой взглядом.
– Где ты? – пробормотала она.
Интересно, как провели вечер другие Кейт в других жизнях?
Кейт нравилась идея о том, что каждый сделанный и несделанный выбор порождает другого тебя. Наверняка где-то существуют Кейт, которые никогда не возвращались в Истину, и Кейт, которые так и не осмелились уйти.
И Кейт, которая по-прежнему могла слышать обеими ушами. Та Кейт жила с родителями. С отцом и мамой.
Той Кейт не доводилось бежать, не доводилось убивать, не доводилось терять все.
Где ты?
Когда-то при этом вопросе ей сразу же представлялся дом за Пустошью. Высокая трава и распахнутое настежь небо. Теперь Кейт видела рощу за Колтоном и яблоко в своей руке. Над головой щебетали птицы, а к дереву прислонился парень, который не был парнем.
Кейт залезла в душ. Скривившись, отодрала остатки ткани.
Зеркало затянуло паром, и Кейт чуть не застонала, когда горячая водяная струя ударила по ссадинам. Девушка прислонилась к кафелю и подумала о другом городе, другом доме и душе.
Монстр, рухнувший в ванной.
Парень, горящий изнутри.
Ее рука на его талии.
«Я не дам тебе упасть».
Пока обжигающая вода из серой делалась ржаво-рыжей и наконец чистой, Кейт осматривала свое тело. Она – настоящий калейдоскоп шрамов! Вот капелька в уголке глаза и блеклая линия, тянущаяся от виска до подбородка, – отметина автокатастрофы, в которой погибла ее мать. А вот дуга на плече, оставленная клыками малхаи, и серебристый рубец на ребрах – след от когтей корсаи.
А еще имелись невидимые отметины.
К примеру, та, которая впечаталась в ее нутро, когда Кейт вскинула отцовский пистолет, нажала на спусковой крючок и убила незнакомца, запятнав свою душу красным.
Кейт выключила воду.
Бинтуя свежие раны, Кейт размышляла: а существует ли где-то ее версия, предающаяся развлечениям? Кейт, беспечно колотящая ногами по спинке кресла, когда в кинотеатре киношные монстры выползают из темноты и люди в зале вопят, потому что это прикольно – бояться, зная, что ты в безопасности?
Вроде как такое не должно было помогать, но Кейт становилось легче, когда она представляла себе иные жизни. Есть ведь во вселенной те Кейт, которые были счастливы, пускай даже путь самой Кейт привел ее сюда.
Но именно здесь ей и полагалось находиться, решила Кейт.
Она потратила пять лет, пытаясь стать идеальной дочерью для своего отца. Кейт старалась быть сильной, жесткой, жестокой, а в результате выяснила, что он никогда в ней не нуждался.
Но он мертв, а она – нет, и ей надо найти, чем заняться и кем быть, придумать, как применить полученные навыки.
Но этого недостаточно. Сколько бы монстров она ни прикончила, она уже не исправит содеянное, не сотрет красный цвет со своей души.
Жизнь движется лишь в одном направлении.
Но в Процветании Кейт нашла цель и дело, и теперь, встречаясь взглядом со своим отражением, она не видела печальную, одинокую, потерянную девушку.
Она видела Кейт, которая не боится темноты.
И которая охотится на монстров.
И это у нее чертовски хорошо получалось.
Кейт терзал голод, но она слишком устала, чтобы рыться в холодильнике.
Она включила радио и рухнула на диван, наслаждаясь простыми радостями – чистыми волосами и мягкой толстовкой.
Кейт никогда не была особо сентиментальна, но, если все твое имущество помещается в спортивную сумку, начинаешь ценить то, что имеешь. Кофта была из Лейтона, третьей из шести ее школ-интернатов. Само учебное заведение никогда не внушало Кейт доверия, однако поношенная и теплая толстовка стала для нее кусочком прошлой жизни. Правда, Кейт не позволяла себе цепляться за такие кусочки – лишь держалась достаточно крепко, чтобы они не ускользнули. Кроме того, цветами Лейтона были травянисто-зеленый и холодный серый – куда лучше, чем жуть имени святой Агнессы – красный с фиолетовым и коричневым.
Кейт включила планшет и вошла в приватный чат, который Су выкроила в бесконечном мире облачного хранилища Процветания.
На экране загорелась надпись: «Добро пожаловать к Хранителям».
Так они – Лиам, Су и Тео – назвали себя задолго до появления Кейт. Впрочем, Райли к ним не относился, пока Кейт его не втянула в передрягу.
ЛиамЗаМной: ха-ха-ха-ха-ха-ха волки.
ТеоМногоДел: Это прикрытие – все знают, что произошло в истине.
Суука: Не вижу зла – не слышу зла – говорю себе, что зла не существует.
ЛиамЗаМной: Ну не знаю, у меня когда-то кот был – жуткая задница.
Несколько секунд Кейт просто таращилась на экран и в сотый раз спрашивала себя, что она тут делает. Зачем она общается с ними? Зачем подпустила их к себе? Она ненавидела ту часть себя, что жаждала контакта и даже предвкушала его.
РайЛи: Ребята, а вы заметили заголовок насчет того взрыва на Доске?
Кейт не собиралась искать друзей – она никогда толком не умела играть с ровесниками и никогда не задерживалась в школе достаточно долго, чтобы с кем-то действительно сдружиться.
РайЛи: Парень пришел к себе домой и выдернул газовую трубу из стены.
Конечно, Кейт осознавала ценность друзей, понимала, как с социальной точки зрения полезно быть частью группы, но никогда не ощущала эмоциональной потребности в подобной социализации. Друзья хотят, чтобы ты был честен. Им надо, чтобы ты делился с ними… хоть чем-то. Они требуют, чтобы ты слушал, и беспокоился, и заботился, и делал еще кучу других вещей, на которых у Кейт не было времени.
Ну а Кейт – она нуждалась в простой зацепке.
РайЛи: Его сосед по квартире был дома, когда это случилось.
Кейт прибыла в Процветание полгода назад с одной-единственной спортивной сумкой, пятью сотнями наличными и скверным ощущением, которое с каждой крупинкой новостей становилось все хуже. «Нападения собак». «Уличная преступность». «Подозрительная активность». «Жестокие действия». «Подозреваемые в розыске». «Целостность места преступления нарушена». «Оружие исчезло».
ЛиамЗаМной: Жуть.
Суука: Успокойся, Райли.
Десяток историй, в которых присутствовали красноречивые отметины, – из тех, которые оставляют зубы и когти. А еще были шепотки в облаке, отсылающие к одному и тому же месту, к названию, от которого мурашки шли по коже: Истина.
Но Кейт не знала, с чего начинать. Хоть вешай на спину табличку: «Съешь меня» – и иди бродить по ночным улицам. В Истине всегда можно без труда найти монстров, а вот здесь на каждое подлинное свидетельство находилась сотня объединившихся троллей и сторонников теории заговора. Прямо иголка в стоге сена, а рядом – толпа вопящих идиотов: «Меня что-то укололо!!!»
Но потом Кейт, пробравшись сквозь белый шум, заметила их. Схожие голоса звучали снова и снова. Кто-то пытался добиться того, чтобы их услышали. Они называли себя Стражами. Они были не охотниками, а хакерами – хактивистами, как выражался Лиам, – убежденными, что власти либо некомпетентны, либо намеренно скрывают «реальную» информацию.
Стражи прочесывали сайты и перекапывали видеозаписи, отмечая все, что казалось им подозрительным, а затем сливали данные прессе и подцепляли их к обсуждениям, надеясь, что их услышат.
Кейт их услышала.
Она воспользовалась их наводкой и развила ее, и, когда это дало результат, она отправилась к тому же источнику за новой порцией. И тогда-то она и узнала, что Стражи – лишь пара студентов и никогда не спящий четырнадцатилетний подросток.
ТеоМногоДел: Да, печально. Но при чем тут Пожиратели Сердец?
Суука: С каких пор мы называем их Пожирателями Сердец?