«Я, Мария Смирнова, центральный президент образования России, приказываю всем: последний учебный день — отменить. И начихать! Пришел в школу в последний день — выговор тебе, двойка по поведению и вызов родителей. Учителей это тоже касается!»
Маша задумалась, глубоко вздохнула, откинула челку, подперла щеки кулачками и снова глянула в окно на снежинки. Ей вдруг подумалось, что если запретить последний учебный день, то последним станет предпоследний. А если запретить и его — то все равно, как ни крути, какой-то день обязательно будет последним перед новогодними каникулами. «Как все сложно в мире, — вздохнула Маша. — Да ну, никогда не буду главным президентом образования. Я буду дизайнером!»
— Смирнова! — послышался строгий голос Инны Федоровны. — Что ты там вздыхаешь и головой мотаешь? Я для кого это все рассказываю? Встань и повтори, что я сейчас говорила!
— Я записываю, Инна Федоровна, — испуганно ответила Маша и для убедительности показала авторучку.
— Записываю… — проворчала Инна Федоровна и вдруг добавила с горечью: — Мне, между прочим, тоже домой хочется!
— Так может, по домам? — Маша радостно мотнула челкой.
Класс захихикал.
— Смирнова! — укоризненно произнесла учительница. — А экзамен по литературе весной кто будет сдавать? Пушкин?
Маша опустила взгляд и некоторое время водила ручкой в тетрадке, рисуя елку. Затем решила посмотреть который час и тайком достала из-под парты мобильник.
В мобильнике красовалось свежее сообщение от подружки Ленки. Инна Федоровна еще в прошлом месяце рассадила Машу и Ленку по разным партам, чтобы они перестали болтать на ее уроках.
«А У ТЕБЯ УЖЕ ЕСТЬ МАЛЬЧИК?» — спрашивала Ленка. Она каждый день это спрашивала, хотя прекрасно знала, что нет у Маши никакого мальчика, как и у самой Ленки. Но Ленку очень тревожила мысль, что когда мальчик наконец появится у Маши, это произойдет раньше, чем у нее. Ленка была в этом уверена и заранее готовилась ревновать, Маша это прекрасно знала. Нет бы, порадоваться! Еще подруга, называется! Маша быстро защелкала кнопочками и ответила как обычно:
«МНЕ МАЛЬЧИКИ ПО БАРАБАНУ»
Ответ пришел быстро, и Маша заранее знала, каким он будет:
«А КАКОЙ МАЛЬЧИК НАШЕГО КЛАССА ТЕБЕ НРАВИТСЯ?»
Это тоже Ленка спрашивала каждый день. Маша покосилась на Ленку — та сидела на дальнем ряду и увлеченно писала что-то в тетрадке, высунув язык. Маша оглядела всех мальчиков класса по очереди. Увы, даже в предпраздничный день здесь ничего не изменилось. Три ботаника и зануды. Четыре дурачка и клоуна. Два хулигана и грубияна. А остальные — просто никакие, воображалы. Вот и все мальчики. Ну какие мальчики могут нравиться, если ты столько лет сидишь с ними в одном классе? Где романтика? Романтика, где, спрашивается? Где любовь? Тьфу.
«ОНИ ВСЕ ДУРАКИ И ВООБРАЖАЛЫ» — как обычно, набрала Маша в ответ.
Краем глаза она заметила, что Ленка оживилась, и вскоре мобильник дернулся:
«А У МЕНЯ ЕСТЬ МАЛЬЧИК!» — писала Ленка.
Вот это уже было что-то новое! Маше вдруг стало так обидно, что на глаза навернулись слезинки. Пока она тут гибнет от скуки на предпраздничном уроке, лучшая подруга успела влюбиться! Какая подлость. Вся долгая жизнь показалась Маше прожитой совершенно зря.
— Смирнова! — произнесла учительница. — Опять с мобильником возишься? Тебе не интересно, что я рассказываю? Собирай вещи и иди домой.
— Я больше не буду! — пообещала Маша.
— Будешь, — уверенно ответила Инна Федоровна. — Поэтому иди-ка домой.
— Ну пожалуйста! — взмолилась Маша и почувствовала, что вот-вот расплачется.
— Домой-домой-домой, Маша! — уверенно скомандовала Инна Федоровна.
Маше ничего не осталось, как собрать сумку и выйти. Класс сочувственно смотрел ей в спину.
В коридоре Машу окликнули. Это была школьный психолог тетя Вера, которая Машу очень любила.
— Что мы такие грустные в канун праздника?
— Инна Федоровна выгнала меня с урока, — пожаловалась Маша. — Мальчишки в классе воображалы, — Маша принялась загибать пальцы. — Я хочу так похудеть чтобы быть совсем-совсем тонкой, а у меня не получается! Дядя Коля обещал в гости приехать, но позвонил, что ледокол застрял, и он не приедет. А еще — мама командует, как будто я маленькая. Я же не командую маме — сходи в магазин, развесь белье, убери игрушки, выйди из интернета. А она командует! А еще — у лучшей подруги любовь. А у меня — жизнь не удалась, — закончила она.
Тетя Вера глубокомысленно подняла палец:
— Это у тебя по-научному — зимняя депрессия, — объяснила она.
— Кто-кто зимняя? — переспросила Маша.
— Зимняя депрессия. Унылое настроение от недостатка витаминов. Очень серьезная болезнь, которая так и косит взрослых людей.
— Правда? — обрадовалась Маша. — А я-то думала, жизнь не удалась!
Маша выбежала из школы, радостно размахивая сумкой.
— Ура! — кричала она. — У меня зимняя депрессия! Настоящая! Как у больших! Ура! На горку, кататься на сноуборде!
Дома никого не было. Маша бросила сумку в прихожей, ткнула пальцем в кнопку телефона-автоответчика и отправилась в кухню чего-нибудь по-быстрому перекусить. И — на горку!
— Я так быстро чего-нибудь перекушу, — объяснила Маша вслух, — что не успеет и снег на ботинках растаять, поэтому их можно не снимать. Ясно?
И словно в ответ ожил автоответчик в прихожей:
— Для вас — ДВА — непрослушанных сообщений! — уверенно сказал автоответчик, а следом раздался голос мамы.
Мама работала экономистом. Однажды, когда Маша училась в первом классе, маме не с кем было оставить дочку, и она взяла ее на работу. Там Маша увидела, как мама работает. В комнате вокруг гигантского стола сидели очень важные лысые дядьки в разноцветных галстуках — человек шесть. А мама стояла возле большого экрана с картинками — разноцветные кружочки, столбики и стрелочки. Мама работала — неторопливо тыкала указкой и объясняла. Говорила мама неспешно и очень уверенно, выделяя интонацией каждое слово и делая долгие паузы, чтобы все поняли. Раньше Маша думала, что мама разговаривает в такой манере лишь дома, а в тот день с удивлением поняла, что это обычный рабочий тон. Маше стало ясно, что мама работает учительницей для взрослых. Когда говорят так убежденно и с такими паузами, ты просто обязан все понять. Даже непонятное «рост депозитов», что повторяла мама. Маша все поняла: ей живо представились зверьки, напоминающие маленьких дикобразов, они копошились в траве, и у каждого депозита был свой рост. А один лысый дядька никак не хотел понимать. Он все время перебивал маму и громко повторял «я отказываюсь это инвестировать!» И мама с каждым разом огорчалась все больше. Тогда Маша решила помочь маме — вышла из угла, залезла на стол и строго объяснила толстому дядьке, как следует себя вести на уроках, если ты такой тупой и ничего не понимаешь. Дядька вдруг начал хохотать, а за ним все остальные, и только мама стояла жутко красная. С тех пор прошло много лет, но мама больше никогда не брала Машу на работу, хотя призналась, что после той сцены дядька «согласился инвестировать».
Каждый день мама оставляла дочке сообщения своим убедительным тоном, и с такими длинными паузами, что Маша успевала вслух ей отвечать, хотя мама, понятно, этого не слышала.
— Доченька, — очень веско начала мама из автоответчика.
— Ты можешь меня звать просто Мария Сергеевна, — передразнила Маша, закидывая в микроволновку бутерброд. — Я уже выросла, мама! Неужели не ясно? Я уже большая, у меня даже есть зимняя депрессия!
— Во-первых, — продолжала мама. — Вынеси. Мусор.
— Начинается! — Маша всплеснула руками. — Все детство мне только и указывают: почисти зубы, иди завтракать, отойди от компьютера, одевайся быстрее, иди спать, пропылесось ковер, вынеси мусор, достань посуду из посудомоечной машины!
— Во-вторых, — продолжала мама. — Достань посуду. Из посудомоечной. Машины.
— Мама, когда уже это кончится? — в сердцах воскликнула Маша, распахивая посудомойку. — Когда я уже вырасту, и наступит полная свобода? Когда уже мною прекратят командовать, и не будет никаких забот, как у настоящего взрослого?
— В-третьих, — продолжала мама. — Вытри пол. Если снова. Прошлась. В ботинках.
— Мамочка! Я самостоятельная! Пойми! — обиделась Маша. — Я сама без тебя знаю, как себя вести! Куда ходить! Когда снимать ботинки! Пол твой чист идеально! Слышишь! Ну… — Маша огляделась. — Почти чист…
— В четвертых, — продолжала мама. — На столе бабушкины салаты. Они на вечер. Но ты перекуси ими. А горелые бутерброды вредны, доченька.
— Ух ты! — сказала Маша, выуживая из машины здоровенную сковородку, покрытую ослепительно рыжей ржавчиной. — Сразу бы и сказала про салаты! А насчет бутербродов — с чего это они горелые?! Может, ты вообразила, что твоя дочь — неразумное дитя? И не в состоянии самостоятельно…
Закончить она не успела — послышалось нарастающее шипение, а затем бухнул взрыв. Дверца микроволновки распахнулась, оттуда вылетел окутанный черным дымом бутерброд, шмякнулся в стенку и медленно пополз вниз, оставляя за собой тянущиеся нитки плавленого сыра.
— И последнее, — подытожила мама. — У нас с папой. Корпоратив. Но к вечеру — вернемся. Придут и бабушка с дедом. Будем праздновать Новый Год. С наступающим, доченька. Целую!
Послышались гудки отбоя.
— «Доченька», — фыркнула Маша, отскребая сыр с кафеля. — Да я скоро школу закончу! Мамочка, ты и через двадцать лет меня будешь называть доченькой, давать советы и учить жизни?
— Для вас — ОДИН — непрослушанных сообщений! — снова ожил автоответчик, и следом послышался голос бабушки.
— Доченька! — произнесла бабушка. — Салаты на столе не оставляй — заветрятся. На корпоратив не оставайся — иди сразу домой. В посудомоечную сковородки не клади — ржавеют. Машуленьке свари бульончик, а то деточка всухомятку…
— Стоп. Это уже не мне, — Маша с облечением выключила автоответчик.