— Раз не удалось добиться своего по-плохому… будем действовать по очень плохому! Троих пленников — казнить немедленно! Немедленно!
— Так точно, будет сделано! — откликнулись хором Ник и Дик, вытянувшись в струнку.
— Нет, — задумчиво покачал головой Император. — Немедленно — это я глупость сказал.
— Так точно, глупость сказали! — послушно откликнулись Ник и Дик.
— Молчать!!! — обиделся Император. — Слушать мою команду: казнить медленно-медленно! Медленно! — с упоением повторил он. — Красиво! Всенародно! Сгоните всю Сказочную страну на площадь! И придумайте стильный дизайн! Что-нибудь эдакое! — Он неопределенно покрутил руками. — Забавное, не как у всех. А то на эти виселицы и топоры у меня уже аллергия!
— Будет сделано, мой Император! — откликнулись Ник и Дик.
Глава двадцать третья, в которой жителям Волшебной страны приходится на время забыть о клубнике
Проводив Михея, Борьку и Гошу на бой с Императором, Ниходим надолго задумался.
— Хорошие ребята, — вздыхал он, без всякого аппетита заедая клубничный кисель свежими пряниками, которые испекла Никлуша. — Жалко их…
— Еще бы не жалко! — горестно кивала жена. — Этаких храбрецов у нас в деревне сроду не водилось. Если бы они еще не ссорились по пустякам, а действовали сообща — кранты бы нашему Императору!
— Хорошо тебе рассуждать! — сердился Ниходим. — У Императора целое войско, а их всего трое! Мы вот тут пряничками балуемся, а они там жизни свои кладут! За нас, между прочим!
— Почему за нас? Они же подружку свою выручают!
— Какая разница? Грабителей-то наших бьют! — Ниходим покосился на мешок муки, приготовленный у порога. — Утреннего грабежа не было, и вечернего не предвидится. Стало быть, в замке — битва! Да только не выстоят они без подмоги.
— Где ж ее взять, подмогу-то? — качала головой Никлуша. — Народ в наших краях больно смирный, ему бы только стишки сочинять…
— Не твоего ума это дело! — Ниходим отодвигал недопитый кисель и, хлопнув дверью, уходил из дома — размышлять.
В деревне было неспокойно. По улицам слонялись такие же, как Ниходим, словно в воду опущенные, мужики. Видно было, что все размышляют об одном и том же.
— Что-то и впрямь давно грабить не идут, — говорили они друг другу и с надеждой добавляли: — Может, уже и не придут?
— Как же, не придут, ждите! — ворчал Ниходим. — На чужом горбу в рай захотели? Нет, чтобы помочь хорошим людям!
— Да, помочь бы хорошо, — гомонили мужики. — Только чем тут поможешь? В замок-то не попасть! Стены высоки, ворота крепки, а у стражников — мечи да копья!
— Так ведь и у нас кое-какие орудия имеются! — спорил Ниходим. — Вилы-то, поди, не тупей копья! И руки наши не слабей крысиных, каждый день от зари до зари упражняемся! А сколько нас по селам и деревням?! Можем такое войско собрать, что мы этот замок по кирпичику разнесем!
— Зачем разносить? — чесали в затылках мужики. — Постройка добротная, пригодится. Вот только бы Императора скинуть, да нового короля поставить, справедливого.
— Эк, куда замахнулись! — скептически попыхивал трубкой дед Лихоня. — Династию сменить — это вам не крапиву вырвать. Император — правитель законный, потомственный. Где второго такого найти? Ниходиму, что ли, на трон садиться?
— Больно надо! — отмахивался от него Ниходим. — Я ради этих глупостей хозяйство не брошу. Пусть уж кто-нибудь другой…
Однако, желающих занять трон среди мужиков не находилось, и разговоры оставались разговорами…
Ранним утром, когда Ниходим, по обыкновению, сел за стол, чтобы подкрепиться перед работой, с улицы послышались встревоженные крики и беспокойный топот.
— Ну, вот, дождались! — сказала Никлуша, выглянув в окно. — Сам Прорух пожаловал! Видать, генеральный грабеж намечается. Уж этот все подчистую выгребет!
Однако, крысы под командованием начальника императорской гвардии Проруха не спешили вытаскивать из домов заготовленные для них припасы. Щелкая длинными, похожими на крысиные хвосты, кнутами, они сгоняли на площадь народ и выстраивали его в колонну.
— Чего сидим? — рявкнул Прорух, пинком распахнув дверь ниходимовой избушки. — Выходи строиться!
— Зачем же так беспокоиться? — пролепетал Ниходим, со страху переходя на стихи. — У нас все приготовлено, и крупа и пряники! Забирайте все, хоть последние подштанники!
— Ты мне порассуждай еще! — Прорух щелкнул кнутом. — Грабеж будет позже, а сейчас Император приказывает всем явиться в замок!
— Ах, в замок! — Ниходим многозначительно переглянулся с Никлушей. — Так это с нашим удовольствием! — и он поспешил к выходу, прихватив по пути стоящие за печкой грабли.
— Грабли-то тебе, дураку, зачем? — удивился крысиный генерал.
— А чтоб два раза не ходить, — объяснил Ниходим. — Прямо от Императора — на работу, не простаивать же!
На площади выяснилось, что не один Ниходим догадался прихватить с собой орудия крестьянского труда. Сельчане, построенные в колонну, скромно прятали за спинами кто лопату, кто вилы, а кто и топор.
— Шагом марш! — скомандовал Прорух, и колонна, нестройно шлепая лаптями, двинулась по направлению к замку под зорким присмотром крысиного войска.
Глава двадцать четвертая, в которой Император начинает казнь
С самого утра крысы-оборотни сгоняли селян из долины во двор замка. Император считал, что казнь может быть либо тайной, либо всенародной. Каждая хороша по-своему, но если уж казнь всенародная, то присутствовать должен весь народ, а не половина и не треть. Иначе казнь будет полународной, а это полумера. Так объяснял Император.
Во дворе замка сколотили громадный помост с занавесом, похожий на арену цирка. Все было оцеплено двойными шеренгами крыс. На арене возвышались четыре столба, а в вышине зловеще поблескивал ужасный механизм — огромная стальная рука с крутящимся диском пилы. Время от времени ее запускали, потому что штука была новая, только что изобретенная, и требовала вдумчивой отладки.
Наконец все было готово, протрубили медные трубы, и шум толпы стих. Тогда на сцене появился Император. Он вырядился в черный фрак с бархатной бабочкой на шее, потому что обожал драматические эффекты. Встав посреди сцены, он вскинул обе руки вверх, и стоял так некоторое время, как делают эстрадные звезды, пережидая, пока стихнут бурные овации. Но овации не смолкали — просто потому, что и не начинались. Селяне с неодобрением смотрели на Императора, а шеренги крыс-оборотней попросту не знали, должна стража хлопать на посту или это нарушение. Пришлось Императору опустить руки и приступить к делу.
— Леди и джентльмены! — торжественно объявил он. — Судари и сударыни! Короче, землеробы и домохозяйки! Мы начинаем нашу казнь — остросюжетную и поистине животрепещущую в самом буквальном смысле этого слова!
Император смолк и оглядел площадь, забитую народом.
— Я не слышу аплодисментов! — сказал он вкрадчиво.
В тишине раздалась барабанная дробь, но аплодисментов так и не последовало.
— Для начала, — продолжил Император, — позвольте поблагодарить спонсоров нашей казни! Всех тех, без кого наш праздник мог не состояться! На сцену приглашается старший урядник мира гоблинов Хыр Бахыр, предоставивший для нашего праздника гигантскую автоматическую пилу!
На сцену поднялось крупное бурое существо с маленькими поросячьими глазками. Оно было одето в деловой костюм, из-под которого во все стороны выбивались клочья звериной шерсти. Крысиный Император дружески пожал ему руку и удалился со сцены, предоставив гостю слово.
— Яне буу аварить олго! — пробасило существо на незнакомом языке. — Ноотымени! Всео! Нашео! Дружнао! Окруа!
Существо говорило много и прочувственно, хотя никто из собравшихся не понимал языка гоблинов, даже Император. К тому же, речь давалась гостю с большим трудом — существо пыхтело, потело, гримасничало и вращало глазами. Время от времени ему приходилось делать паузы, чтобы выудить из кармана платочек и утереть низкий лоб. Прошло не менее часа, пока существо окончательно выдохлось, взмокло и ушло со сцены.
— Далее, — провозгласил Император, — слово предоставляется спонсору досок и бревен, из которых выстроен наш праздничный помост и столбы для приговоренных! Встречайте заместителя генерального директора по маркетингу фирмы «Бобер и Бобер и еще немало бобров»!
На сцену поднялся самый настоящий бобер, большой и пухлый. Из одежды на нем был лишь розовый галстук. Этот галстук сидел на бобре не слишком гармонично — как, впрочем, любой галстук, надетый поверх шубы из бобрового меха. Пара передних зубов, что торчат у каждого бобра, похоже, была золотая и разбрасывала во все стороны солнечных зайчиков. С первого взгляда становилось ясно, что бобер смущен и сконфужен. Чувствовал он себя неуверенно, и все время испуганно косился на диск пилы, зависший над головой.
— Честно говоря, — произнес бобер, немного шепелявя, — мы слегка иначе представляли себе формат праздника. Нам-то сказали… — Бобер вздохнул и смущенно развел лапками. — А тут вон чего… От имени всех бобров — извините. А доски — всегда пожалуйста.
Он попятился и быстро-быстро уполз со сцены, а на сцене снова появился Император.
— Следующий наш гость…
Так прошел еще час. На сцену поднимались разные существа и что-то говорили, а один раз в перерыве выбежала группа крысих-оборотней и сплясала канкан. Люди засыпали. Засыпала и охрана. По-настоящему запомнилась собравшимся лишь старая ведьма из Вселенского управления заплечных дел. Она произнесла красивую речь о том, как в нынешнее время необходимо возрождать наши древние традиции казней и пыток, незаслуженно забытые в последние столетия. О том, как она рада видеть среди собравшихся столько молодежи, которой, видать, все-таки небезразличны древние классические традиции, не смотря на повсеместное засилье современной дешевой благоглупости. О том, что она надеется увидеть в будущем достойную смену и новых мастеров уровня Понтия Пилата и Малюты Скуратова… Впрочем, быть может, старая ведьма вовсе и не сказала ничего интересного, а просто умело навела морок внимания.